Известный ходжа-шейх Ганджи бежал в Сирию, ходжа Садреддин Ардабили укрылся в Гиляне, а один из столпов ислама в Иране — Мухиддин Бердай — нашел приют в Золотой Орде у Джанибека.Трудные времена наступили в Иране. Хан об этом знал от купцов, приезжающих в Сарай-Берке из Табриза, Сердахса, Балейкена, Берды, Нахичевани. Все они просили его пойти на Мелик Ашрафа войною и взять под свою руку хотя бы Арран и Ширван. Об этом же постоянно говорила Джанибеку его третья жена Ануширван-хатун — дочь ширванского эмира Шейхамедина. Они прожили пятнадцать лет, и, хотя ни сына, ни дочери Ануширван хану не родила, он любил бывать в ее юрте…Раздумья Джанибека прервала вдруг наступившая тишина. Шейх кончил молитву и теперь стоял, прикрыв глаза, и руки его с длинными и тонкими пальцами перебирали четки.— Люди, — негромко уронил шейх, — сегодня я хочу сказать вам не обычное напутствие, какое полагается говорить после молитвы. Я хочу выразить боль и отчаяние. Пусть услышит и повелитель Золотой Орды, славный Джанибек-хан…— Теперь глаза Мухиддина Бердая были широко открыты и быстро перебегали по лицам собравшихся в мечети. — Наши братья по вере со слезами и молитвами обращаются к тебе, пресветлый хан! Спаси их! Спаси их от неправедного меча Мелик Ашрафа.В мечети стало тихо, так тихо, словно все ушли отсюда.— Говори, я слушаю тебя, шейх.Мухиддин Бердай воздел к небу руки:— О великий хан, прислушайся и услышь, как кричит ребенок, мать которого Мелик Ашраф продал в рабство, прислушайся — и ты услышишь, как рыдает девушка, любимого которой эмир велел засечь плетьми до смерти. Над Ширваном, с которым ты породнился, навис мрак. Дьявол тьмы Мелик Ашраф утопил в крови Арран. Над всем Ираном стоят черные тучи насилия, и солнце, именуемое справедливостью, исчезло за ними. Опустели некогда благодатные земли —засохли сады и заросли поля сорными травами, потому что те, кто давал им воду и ухаживал за посевами, спасая свою жизнь, убежали прочь, сами не ведая куда. Не может душа мусульманина смотреть на все это без содрогания! Девушки, красоте которых ты поражался, когда ездил туда за своей любимой женой Ануширван-хатун, стали от насилия похожи на столетних старух — лица их иссекли морщины, глаза потухли, а души налиты горем.Кто-то из присутствующих тихо заплакал. На глазах шейха тоже выступили слезы. Он теперь не отрывал своего взгляда от лица Джанибека.— При виде черных туч и людей, потерявших кров, не может остаться спокойным даже каменное сердце. О мой Иран, несчастная моя земля!Джанибек закусил губу. Умел шейх говорить красиво, умел растревожить душу.— Твой отец, Узбек-хан, был мудрым человеком, — сказал он, обращаясь к Джанибеку. — До сих пор я помню то, что произошло в дни моей молодости. Во время одного из походов в Иран его воины заняли крепость Бердан. Хан велел привести к нему трех самых знаменитых улемов и спросил их: «Что является самым главным на свете?» И один из улемов сказал: «Самое главное — богатство. Будешь богатым — поднимешься над всеми людьми. Они исполнят любое твое желание. Захочешь золотой дворец — его построят по твоему приказанию; пошлешь на дно морское за сокровищами — люди добудут их». И другой сказал: «Самым главным на свете являются твои дети. Кому оставишь ты свое богатство, если нет у тебя сына или дочери?» И третий улем сказал: «И богатство, и наследники ничего не стоят, если нет счастья. И богатство пойдет прахом, и дети не принесут радости, если аллах не дал тебе счастья».Я помню, что сказал мудрым улемам тогда твой отец. Он сказал: «Богат-сво — кусочек льда в твоей руке. Наследники — это всего лишь след, оставленный тобою в жизни. Счастье же похоже на девушку на выданье: смотри во все глаза, иначе ее кто-нибудь уведет. Самое главное на свете — это мы, наши дела, которые останутся после нас на земле». Узбек-хана давно нет в живых, но каждый помнит, сколько свершил он славных дел, чтобы поднять высоко честь и славу Золотой Орды. — Голос шейха вновь окреп. — Ты, Джанибек-хан, унаследовал его трон и делами своими не запятнал имени отца. Ты справедлив, но ничто не интересует и не тревожит тебя, кроме того, что происходит в Золотой Орде. А ведь есть еще Арран и Ширван, где страдают и ждут твоей помощи братья по вере. Они молят аллаха и тебя, прося избавить их от Мелик Ашрафа. Аллах на небе, а ты на земле. Вспомни слова отца: «Самое главное на свете — это мы, наши дела, которые останутся после нас…» Выступи же со своим доблестным войском и покарай исчадие тьмы Мелик Ашрафа… Поступка твоего не забудут все мусульмане…В мечети стояла тишина. Все ждали ответного слова хана. Но Джанибек молчал. В глазах шейха мелькнула растерянность. Он так рассчитывал, что тщеславный повелитель Золотой Орды, желая показаться справедливым и верным последователем пророка, сразу же откликнется на его горячие слова.— Я знаю, многие боятся Мелик Ашрафа, — стараясь задеть самолюбие хана, сказал Мухиддин Бердай. — Но эмир просто шакал, привыкший питаться падалью… Хан Золотой Орды — это лев, чей грозный рык приводит в трепет и страх полмира…И снова ничего не ответил Джанибек. Теперь все взоры были обращены на него. Высокая фигура шейха, продолжавшего все еще стоять на возвышении, ссутулилась, съежилась.Джанибек вдруг поднял голову и обвел всех пристальным, изучающим взглядом:— Я исполню свой долг и стану карающим мечом аллаха… Мои доблестные тумены пройдут по землям Аррана и Ширвана…Хан повернулся и быстро пошел из мечети. За ним потянулась его свита. Тюре-бий, задержавшись, шепнул Бердибеку:— Близок твой час, Бердибек-оглан. Чем бы ни закончился этот поход…— бий многозначительно замолчал, пряча глаза от горящего взгляда Бердибека.Наконец тот отвернулся, словно не слышал, что сказал Тюре, а губы чуть слышно прошептали:— Пусть будет то, что будет… * * * Джанибек понимал, что не так-то просто будет быстро собрать войско, раскиданное по улусам огромной Золотой Орды, и потому он поручил это дело своему сыну Бердибеку. За месяц предстояло тому привести под стены Сарай-Берке тумены, готовые к дальнему и нелегкому походу.Загудела, как растревоженный улей, Золотая Орда. Джанибек, не любивший военные походы, не знающий опьяняющей радости битв, старался не вмешиваться в приготовления.Миновав Дербентские ворота, войско Золотой Орды черным, бушующим потоком хлынуло на просторы Ширвана. Но, прежде чем начать военные действия, Джанибек послал своего человека к Мелик Ашрафу, повелев передать тому такие слова: «Ильханство хулагу принадлежит по праву потомкам Чингиз-хана. Покинь пределы Ирана, и ты останешься жить».Но эмир гордо ответил: «Здесь один хозяин, и им являюсь я».В это время на земли Ширвана и Аррана пришла непогода. С просторов Хазарского моря ветер пригнал туман, и он серой мглой закрыл долины и горы. Джанибек воспользовался этим и двинул свое войско через Бишкинский перевал на Берзент, Ардабиль и Серох. Возле городов Айве и Шерабьян хан велел туменам остановиться.Посланные вперед отряды донесли, что войско Мелик Ашрафа, под предводительством эмиров Мухаммед-Кули и Шераф-Дербана, собралось близ крепости Уджан.Все было готово к началу битвы, но на землю хлынули потоки дождя, а крупный град в клочья стал рвать походные шатры.Только перед рассветом ветер из горных ущелий разметал по небу тучи, и красное усталое солнце посмотрело на землю. Повсюду малые ручьи и речки превратились в ревущие потоки, и случилось так, что войску Мелик Ашрафа оказалось некуда отступать.Золотоордынские воины бросились на стан врага. Отчаянно дрались иранцы, но на второй день, окруженные со всех сторон, начали искать пути к спасению. Спасения не было.Узнав об этом, Мелик Ашраф, отсиживавшийся в крепости Шенб-Базаны и ожидавший исхода сражения, велел погрузить свою казну на тысячу пятьсот верблюдов и четыреста пятьдесят ослов, двинулся в сторону Сандабада. Но случилось то, что часто случается с теми, кто вдруг лишается силы. Приближенные к эмиру музалимы схватили неудачника, поделили между собой его золото, а самого вместе с семьей выдали Джанибеку.Хан велел казнить Мелик Ашрафа. Тогда местная знать и духовенство обратились к нему, чтобы он отдал завоеванные земли Ширвана и Аррана под управление Бердибека. Эта просьба устраивала Джанибека. Что могло быть лучше, чем удаление сына из своей ставки? Пусть сидит себе на самом краю Золотой Орды, пусть правит как хочет. Вспомнился страшный сон. Уверенный, что он теперь не сбудется, хан с облегчением подумал, что правы кипчаки, когда говорят о дурном сне, что он всего лишь помет лисицы.С огромной добычей и дочерью Мелик Ашрафа прекрасной Султанбакыт вернулся Джанибек в Сарай-Берке. На душе его было легко и свободно, и хан даже несколько раз пожалел, что велел разрушить построенный для него мазар, увидев как-то дурной сон. * * * Напрасно сожалел о мазаре Джанибек. Совсем не пометом лисицы оказался его сон. Если судьба закидывает свои сети, она рано или поздно поймает в них человека, которого избрала своей жертвой. Пред судьбой равны все — и хан, и простой воин.Через шесть месяцев после возвращения из похода, простудившись на охоте, хан тяжело заболел. Какие только травы не использовали табибы и знахари, но Джанибеку становилось все хуже и хуже, и он все чаще терял сознание. Вся власть в Орде перешла в руки Тюре-бия. Уверенный, что хан больше никогда не пройдет по земле и не сядет в седло, бий отправил гонца к Бердибеку со словами: «Твое время пришло».Как и положено правоверному мусульманину, заботясь о теле и душе своего господина, Тюре приказал на месте разрушенного по приказу хана мазара строить новый.Никто в Орде не сомневался, что Джанибек доживает последние дни. А вскоре глубокой ночью в ворота бия постучал Бердибек, тайно приехавший из Ширвана с десятью самыми преданными воинами.Но всевышний как будто был против замыслов ханского сына. В это утро Джанибек впервые за долгие дни болезни пришел в себя и поднял голову от подушки.— Пусть завтра соберутся ко мне на совет эмиры, — сказал он.О чем хотел говорить хан, никому не суждено было узнать. Слуга шепнул ему о том, что в Сарай-Берке прибыл Бердибек.Плохое предчувствие охватило Джанибека. Хан был уверен, что сын приехал не с добрыми намерениями, иначе зачем ему было прятаться.Джанибек велел позвать старшую жену, мать Бердибека, — Токай-Токты-хатун. Глядя на нее исподлобья, с трудом шевеля бескровными от болезни губами, он спросил:— Где твой сын? Почему ты не сказала, что он приехал в Орду?Оплывшая от старости, некрасивая женщина стояла перед ханом, и он вдруг не поверил, что когда-то любил и ласкал ее тело. Глаза женщины были пусты, и Джанибек понял, что и он для нее давно уже не существует, и потому Токай-Токты-хатун ничего не скажет, даже если и знает правду о приезде сына.— Уходи, — велел хан.Женщина молча, неслышно вышла.— Пусть войдет Тюре-бий, — приказал он.Бий, как обычно, был рядом и вошел тотчас же.— Быть может, ты скажешь мне, для чего приехал в Сарай-Берке Бердибек? — Губы Джанибека тронула недобрая усмешка. — Ну, говори…Лицо Тюре залила смертельная бледность. Бердибек скрывался в его доме, и если бы хан узнал об этом, то бию наверняка не сносить головы.— Ничего не знаю, мой повелитель, но если…Джанибек вяло махнул рукой:— Неверный пес! Иди и узнай все…Тюре проворно выскочил из комнаты, где лежал больной хан. Петля аркана затянулась. Надо было действовать, иначе быть поздно. Бий хорошо знал, что будет с ним, если он промедлит. Крупные капли пота выступили на его лоснящемся от жира лице. Вскарабкавшись в седло, он, нахлестывая камчой коня, помчался к своему дому.Очень скоро в сопровождении Бердибека и десяти нукеров Тюре вернулся во дворец. Стража почтительно расступилась перед ними, освобождая дорогу во внутренние покои. Бий пинком распахнул двери в комнату Джанибека. Лицо его было бледным и решительным.— Великий хан, я привел вашего сына…— Злорадная усмешка тронула его полные губы.Джанибек приподнялся на ложе, нахмурил брови. Глаза его испытывающе глядели на Бердибека:— Почему ты вернулся в Орду, не предупредив меня?Бердибек наклонился над отцом, словно собираясь просить прощения, и вдруг, вытянув вперед руки, схватил его за горло.«Совсем как во сне», — мелькнуло в сознании Джанибека. Он попытался вырваться, освободиться от цепких пальцев сына — и не смог.Последнее, что он увидел, — это размытое, словно в тумане, лицо великого жирау Асана Печального…Когда Бердибек поднялся на ноги и попятился от неподвижного тела отца, Тюре-бий спокойный и тихий, занял его место. Он обмотал шею Джанибека белым платком, чтобы скрыть кровоподтеки, указательным пальцем правой руки натянул веки на вылезшие из орбит глаза хана.— Шестнадцать лет справедливо правил Ордой наш хан… Пусть же земля ему будет пухом, — пробормотал Тюре, не глядя на Бердибека, потом решительно вышел из комнаты.У двери стояли визири, эмиры, беки.— Великий хан Золотой Орды славный Джанибек скончался, — сказал бий. — Он умер от удушья, его больным легким не хватило воздуха.Собравшиеся опустили головы.— Уходя из жизни, наш хан завещал трон своему сыну Бердибеку. Слышал это от хана и свидетельствую это я, новый тюбе-бий Золотой Орды — Тюре.— Да здравствует хан Бердибек! Да будут долгими его дни! — закричал кто-то из эмиров. ГЛАВА ПЯТАЯ Не напрасно последние дни правления Джанибек-хана были омрачены тревогой. Во всех частях когда-то громадного, а ныне распавшегося на части, подобно расколотому зеркалу, Великого Монгольского ханства крепли, набирали силу тюркские роды. Еще недавно покорные, растоптанные туменами Чингиз-хана, они все чаще выдвигали из своей среды эмиров, готовых взять бразды правления в свои руки.Османские тюрки крепко оседлали земли, прилегающие к Средиземному и Черному морям. Тюркские племена все настойчивее диктовали свою волю ханам Золотой Орды.Первым из повиновения потомкам Чингиз-хана вышел Джагатаев улус — на землях Восточного Туркестана, Мавераннахра и Семиречья правили эмиры тюрки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33