Иран слабел с каждым днем. Когда-то молодое и сильное ильханство могло постоять за себя и не боялось выйти навстречу любому врагу. Теперь же эмиры, нойоны и беки, подобно неразумным детям, растащили владения, разорвали на лоскутья то, что в войнах и сражениях собирал под свою руку великий Кулагу.Все чаще без должного уважения смотрели в сторону Ирана египетские мамлюки, и жадным волчьим блеском вспыхивали глаза османских тюрок. Чтобы добиться своего, Узбек-хану следовало спешить. Его конница без труда переправлялась через еще недавно бурные горные реки и за десять дней бросила к ногам хана Ширван и Арран. Огромное войско остановилось на берегу Куры, и Узбек велел в честь удачного похода возблагодарить аллаха. Были зарезаны тысячи баранов и устроен для воинов праздник.Но всевышний, наверно, не принял жертвоприношения и не услышал слов благодарности, обращенных к нему. От теплой и мутной воды из Куры воины начали болеть желудком, и многих из них аллах стал забирать к себе. Кипчакские кони, привыкшие к густому травостою в родных степях, с каждым днем тощали, не находя себе пропитания на сожженных солнцем равнинах. Не помогало даже зерно, которое воины Узбека отбирали у местных жителей и пытались скармливать животным.Узбек-хан велел повернуть свои тумены в сторону грузинских горных долин, надеясь найти там прохладу, но и здесь солнце было горячим, как раскаленный золотой слиток, и вместо травы воины увидели под копытами коней горячие серые камни.Даже ночи не приносили прохлады, и полнотелый Узбек хан исходил липким потом. Недобрые предчувствия не покидали теперь его, и однажды сердце хана не выдержало — на рассвете, когда он беспокойно метался на постели из мягких белых войлоков, сердце остановилось.Разбился остов великой Золотой Орды — умер грозный хан, правивший ею целых тридцать лет.Нового хана ждала Орда. И он появился. Вместо погибшего орла в небо взлетел кобчик — на трон Золотой Орды сел старший сын Узбека — Таныбек. * * * Непрост был путь Таныбека к трону. Так уж повелось среди Чингизова потомства, что за, казалось бы, обычным событием стояла долгая кровавая борьба. Накануне назначения нового хана вся знать, от которой хотя бы в какой-то мере зависело, кому быть в Орде первым, разделилась на два непримиримых лагеря.Внешне легко достался в свое время трон Узбеку, но, прежде чем решиться на убийство Елбасмыша, он позаботился о поддержке. Обычного убийцу, за которым никто не стоял, ждала бы сразу суровая и жестокая кара. Но у Узбека были люди, которые умели заставлять противников молчать, и потому он решился совершить то, что задумал. В ту пору на его стороне оказались эмиры со своими воинами, батыры, предводители кипчакских родов, мусульманские купцы.Таныбек сел на трон Золотой Орды без кровопролития, но и за ним были те, кто определял законы, по которым жила степь Дешт-и-Кипчак.Минули времена, канула в Лету та пора, когда для избрания хана, по заветам Чингиз-хана, собирался курултай. Отныне из установленного им правопорядка бралось лишь то, что нужно было в данный момент, что помогало более сильной стороне придать назначению нового хана видимость законности. Так было и на этот раз. Таныбек, старший сын Узбека, имел перед всеми другими родственниками преимущественное право на трон. Кроме того, верные ему люди пустили слух среди воинов, что Узбек, умирая, высказал свою волю совершавшему в этот момент над ним молитву кадию — хан повелел, чтобы его преемником стал именно Таныбек. Воля хана священна, да и кто посмел бы не поверить клятве, которую принародно дал кадий, сообщая правоверным последние слова хана?Таныбека поддерживали в основном выходцы из Ирана. В последние годы вокруг него постоянно вились сладкоголосые хитрые персы, богатые купцы, фактически правившие Крымом генуэзцы, князья аланов, черкесов, знать болгар и гузов. Разные причины собрали их вокруг старшего сына Узбек-хана, но все вместе они представляли внушительную силу.В год овцы (1331) Узбек женил старшего сына на Ануширван-хатун — дочери эмира Шейали, сына иранского эмира Хусейна. Недолог был мир между новыми родственниками. Поход Узбека на Иран сделал их врагами. По мусульманским обычаям, если воюют между собой близкие люди мужа и жены, то муж обязан отправить жену к ее отцу или же она должна во всем принять сторону новой родни. Ануширван-хатун не хотелось изгонять из своего окружения иранских ученых — музалимов, купцов, которые не давали скучать ей по далекой родине. Таныбек не пожелал терять красавицу жену и рожденного ею сына. Этим не преминули воспользоваться те, кто стоял на стороне Джанибека и желал ослабления его брата.И тогда в начавшиеся распри вмешались генуэзские купцы. Им было невыгодно, чтобы совсем нарушились связи между Золотой Ордой и Ираном, — по-прежнему через эти государства вел путь, по которому на невольничьи рынки Востока поставляли рабов. И не только генуэзцев беспокоило это — полный разрыв с Ираном был не по душе булгарам и черкесам.Близкие к Узбек-хану люди довели до его ушей, сколь пагубным будет для Золотой Орды полное прекращение торговли через Иран с восточными странами. И он, до глубины души ненавидя персов, приказал никому не вмешиваться в дела сына и невестки. С этой поры еще больше окрепли связи Таныбека с Ираном, с генуэзцами из Крыма.Между сторонниками ханских сыновей установился, казалось бы, мир, но это только казалось. Они знали, что Узбек не вечен и близкая смерть уже стоит за его сутулыми от старости плечами, а значит, скоро придет время, когда на трон Золотой Орды сядет новый повелитель. Кто им станет: Таныбек или Джанибек?Неожиданная смерть Узбека все смешала, и, воспользовавшись этим, мусульмане Дешт-и-Кипчак и Хорезма первыми успели объявить ханом Таныбека. Спокойный и выдержанный Джанибек не подал вида, что потерпел поражение, и не уронил ни одного худого слова о брате, хотя отчаяние толкало его на ссору. Он знал, что никто не поверил в то, что он смирился со случившимся. Какой степняк ради власти не пожертвует самым дорогим, даже жизнью близкого человека? Джанибек был чингизид, а потомки Потрясателя вселенной никогда добровольно не отказывались от трона. Но обстоятельства заставляли выжидать своего часа терпеливо, казаться на людях спокойным и делать вид, что ничего не произошло.Мысль о троне, глубоко спрятанная от посторонних, не покидала Джанибека, и только любовь к младшей жене, которую он взял в прошлом году, помогала ему справляться с собой. Черкешенку Жанбике-ханум привезли с Кавказских гор. Юная и горячая, она сразу же влюбилась в самого младшего сына Узбек-хана — Хизырбека. Трудно ей было сладить со своим сердцем: младший брат ее мужа был красивым и веселым джигитом, и Хизырбек ответил юной горлянке взаимностью.Грех со стороны обоих был страшным, но любовь взяла свое. С этой поры Хизырбек, сжигаемый ревностью, начал сторониться брата, и постепенно ощущение вины перед ним переросло в ненависть.Ничего не знал об этом Джанибек, не знал, что оба брата всегда недолюбливали его за то, что он превосходил их умом, умел владеть своими чувствами.О тайных встречах Хизырбека и Жанбике-ханум было известно только одному человеку — нукеру из личной охрану Хизырбека. Он в свое время помог им сойтись, а теперь задумал рассказать обо всем Джанибеку. Слишком малой показалась ему цена, которую платил Хизырбек за услугу. * * * В этот год Джанибек выбрал для летовки место на берегу светлого Яика. Зимой выпало много снега, и река стала полноводной и быстрой. Не пожелал далеко откочевывать и поставил свой аул поблизости и Хизырбек. В прежние годы он обычно следовал за Таныбеком.Степь огромна, да и разве могут помешать друг другу братья? Под голубым, как китайский шелк, небом Дешт-и-Кипчак всем хватит места. Аулы братьев разделяло пространство, достаточное для того, чтобы устраивать конские скачки. Поодаль от них, в дрожащем степном мареве, виднелось еще несколько аулов, принадлежащих влиятельному бию Тюре. Это он пригласил в этом году на берега Яика Джанибека.Едва весенние воды скатились в русло реки и открылась низкая пойма, как за одну ночь поднялись на ней густые зеленые травы, и степь сделалась похожей на яркий ворсистый ковер. Тальники отцвели и сбросили свои коричневые сережки в быстрые, еще мутные волны реки, а на березах лопнули клейкие, тугие почки и развернули навстречу солнцу крошечные блестящие листочки. Когда аул Джанибека пришел к месту летовки, сквозь зелень трав пробились первые тюльпаны. С каждым днем их становилось все больше и больше, и вскоре степь была охвачена невиданным пожаром — под ласковым ветром перекатывались низкие волны пламени и убегали за край земли.В пойме реки лежали бесчисленные озера, похожие на осколки разбитого стекла. На них гомонили прилетевшие со всего света птицы, и стаи гусей проносились над аулами, почти касаясь крыльями верхушек юрт. Тучные стада бродили по безбрежному простору — скот жирел на глазах, шерсть делалась гладкой и блестящей, а в спокойных глазах отражались белые высокие облака. Жизнь была добра и ласкова к людям, и никто даже не мог подумать, что совсем скоро в этом безмятежном мире и покое снова будет литься кровь.Каждое утро, раньше чем успевал проснуться аул, Джанибек в сопровождении кусбеги — воспитателей ловчих птиц — отправлялся на озера. Мир еще был объят тишиной, и только жаворонки, поднявшись в высокое небо, видели, как просыпается золотое солнце и собирается отправиться в свой долгий путь по синему морю неба.Словно по зеленой воде брели неторопливо лошади, и их ноги сразу же становились темными и блестящими по самую бабку от холодной крупной росы. На луке седла, отделанного серебром и слоновой костью, привезенной заморскими купцами из далекой Индии, нахохлившись и зябко взъерошив перья, сидел светлый сокол с кожаным колпачком на голове.И в этот день в сопровождении двух кусбеги Джанибек отправился к озеру на охоту. Телохранителей он не взял и радовался тому, что топот коней его стражи не нарушал рассветную тишину. Солнце еще не взошло. Чистая алая заря, подобно цветку, все шире разбрасывала по небу свои лепестки и обещала хороший день.Озеро уже проснулось и встретило его разноголосым гомоном: крякали утки, гоготали возвращающиеся с ночной кормежки в степи серые гуси-казарки, трубили в серебряные трубы белоснежные лебеди-кликуны, со свистом проносились над головой стаи стремительных уток-чирков.Оставив на берегу сопровождающих, Джанибек направил своего коня в заросли камыша. Скоро руки его и лицо ощутили прохладу, и он услышал, как тяжело и гулко плещется совсем близко большая рыба. Джанибек знал: сейчас камыши кончатся, конь вынесет его на серую песчаную косу и перед ним откроется тихая гладь озера.Что-то вдруг заставило его насторожиться. Он не мог понять сразу, почудилось ему или он действительно услышал, как совсем рядом тихо, словно раздвинутый осторожной рукой, зашуршал камыш.Джанибек натянул повод, и конь сейчас же остановился.— Туре, не пугайтесь…— негромко произнес кто-то вздрагивающим голосом.Рука непроизвольно метнулась к рукоятке сабли.— Я хочу поговорить с вами…Настороженно вглядываясь в густые заросли, Джанибек велел:— Выйди и покажись мне, тогда я стану с тобой разговаривать…— Я повинуюсь вашему приказу, туре…Из камышей выдвинулся высокий джигит с темным от загара лицом. Глаза его, упрятанные под выступающими тяжелыми надбровными дугами, беспокойно бегали. Джанибеку показалось, что он видел этого джигита в свите Хизырбека.— Ну говори же! — повелел он.— Я не враг вам, а друг…— голос джигита ломался и вздрагивал. — Я ждал вас здесь, мирза, чтобы открыть одну страшную тайну…Джанибек настороженно следил за джигитом.— Язык мой не поворачивается… Но я должен это сделать… Ваша младшая жена обманывает вас… Она…Кровь прилила к лицу Джанибека.— Кто этот человек?!Джигит замялся. Было похоже, что он уже жалеет о том, решился на эту встречу.— Я не могу сказать… Пусть лучше ваши глаза все увидят сами… Сегодня ночью в аул приедет всадник в одежде табунщика… Он войдет в юрту вашей младшей жены… Ночи сейчас лунные, и вы легко узнаете его… Прощайте, мирза…— джигит низко поклонился Джанибеку.— Подожди! — овладев собой, нетерпеливо сказал тот. — Кто знает об этом, кроме тебя, кто может подтвердить, что слова твои не лживы?— Никто, мирза. Ни одна живая душа… Я не рассказывал об этом никому и из уважения к вам никому и никогда не скажу. Мой язык не привык болтать попусту.Лицо Джанибека сделалось задумчивым.— Вот, значит, как…— Я знаю, — сказал джигит, — что новость, которую я вам рассказал, не оплачивается суюнши — подарком, и все-таки, быть может, вы когда-нибудь вспомните обо мне, не забудете мою услугу, сделанную ради спасения вашей чести…— Если ты говоришь правду, я достойно отблагодарю тебя…— не отрывая от лица джигита взгляда, сказал Джанибек. — Иди…Тот низко поклонился и попятился в камыши.Тускло сверкнул кривой клинок, и голова джигита скатилась под ноги коня, а большое тело грузно рухнуло на землю.Медленно вложил в ножны саблю Джанибек. Лицо его было спокойно, глаза с сожалением смотрели на поверженное тело.Испуганные шумом, поднялись за камышами на крыло утиные стаи. Джанибек сорвал с головы сокола колпачок и подкинул его вверх:— Вперед! Ну!Птица черной молнией метнулась в небо. Джанибек пришпорил коня, и тот, сминая высокие стебли камыша, вынес его на песчаную косу.Глаза Джанибека сузились, и в них вспыхнули искры азарта. Как зачарованный следил он за полетом сокола. Джанибек словно забыл о том, что он услышал только что от джигита. Забыл о том, что еще не остыла кровь убитого им человека.Когда солнце поднялось над землей на высоту копья, довольный удачной охотой Джанибек и сопровождающие его кусбеги вернулись в аул. Никто бы не догадался по его поведению о том, что на душе мирзы неспокойно. Как обычно, он поел мяса, которое подал ему на серебряном блюде молчаливый слуга, выпил несколько пиал чая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33