Но не нашлось в Ургенче человека, который предал бы Акберена, указал, где он скрывается.Восстание рабов в Ургенче было подобно вспышке молнии на безоблачном небе. Кутлук Темир, занятый своей болезнью, не хотел верить соглядатаям, что среди рабов растет, набирает силу недовольство. Много лет правил он Хорезмом, и никто не смел поднять голову и дерзко посмотреть в глаза, никто не отваживался сказать неугодное ему слово. Что из того, что чернь недовольна? Не эмир создан для них, а они для него. Черни положено повиноваться, исполнять то, что пожелает ее повелитель, милостиво разрешающий ей жить на земле, дышать воздухом, видеть солнце.Так думал Кутлук Темир. Поэтому он был твердо уверен, что бояться ему нечего. Достаточно одного слова, и невольники в один день будут усмирены. Их кровь потушит любой огонь, не дав ему разгореться. Жители Хорезма содрогнутся от жестокости и втянут головы в плечи, а взор их обратится к земле, и каждый поймет, что жизнь его подобна пыли на бесконечной караванной дороге.Уверенный в себе, Кутлук Темир вооружил свое войско и отправил его на помощь Узбек-хану, решившему выступить против Ирана. В городе оставалось воинов ровно столько, чтобы следить за порядком и охранять ставку. Этого момента словно ждали рабы.На рассвете, едва небо на востоке сделалось серым и на улицах Ургенча не появились даже водоносы, привыкшие просыпаться раньше других горожан, под напором толпы затрещали крепкие ворота хизара.Ревущий, яростный людской поток вырвался сквозь пролом на узкие улицы города. Те, кому не хватало терпения, взбирались на глинобитные стены дувала, отгораживающего хизар, и прямо оттуда падали в остывшую за ночь дорожную пыль.Стража пыталась встать на пути невольников, но сотни рук потянулись к сидящим на конях воинам, и те, даже не успев обнажить сабель, захлебываясь в крике, исчезали в людском бурлящем потоке, словно в водовороте вышедшей из берегов реки.Истощенные, босые, в грязных лохмотьях, рабы не знали пощады. Долго ждали они своего часа. Люди Акберена принесли им накануне напильники, кузнечные клещи, ножи. Освободившись от цепей и колодок, невольники снова почувствовали себя людьми. В измученных голодом и болезнями телах горячо заструилась кровь, и им вновь захотелось жить и быть свободными. Что могло остановить, преградить путь тем, кто после долгой ночи увидел перед собой свет?Удушливая желтая пыль поднялась над городом от топота тысяч ног. Ревущая, вопящая толпа, вооруженная палками с заостренными концами, обрывками цепей, катилась к площади перед зимним дворцом эмира.Люди, которые еще вчера мечтали о смерти как об избавлении от мук и страданий, вновь обрели свободу. Они не знали, что будет с ними в скором времени и удастся ли им встретить взглядом восход солнца, но радость переполняла сердце каждого, и рабы ради свободы готовы были пожертвовать жизнью. Многие вспомнили, что совсем недавно, до своего пленения, они были воинами и ремесленниками и у них, как у каждого, рожденного свободным, когда-то были семьи, любимые и близкие.Разбуженные шумом, спешили на площадь горожане. Никто толком не знал, что произошло. Кроваво-красная заря зажглась над Ургенчем. Толпа на площади росла. Откуда-то из переулка появилась группа всадников, и люди расступались, давая им дорогу. Один из них, в голубой чалме ученого — улема, опоясанный поясом воина с кривой саблей на боку, поднял руку.По толпе пронеслось:— Это он!..— Акберен!..— Он и его друзья помогли невольникам!..— Кутлук Темир велит содрать с него кожу!..— Еще неизвестно, кто с кого сдерет шкуру!..— У эмира нет войска!..Шум стихал. Взоры были обращены на Акберена.— Люди! — он обвел глазами площадь. — Друзья! Каждый из нас только однажды приходит в эту жизнь! Разве не аллах, создавший все живое, отделил человека от скота и дал ему разум? Почему же хан и эмир превратили вас в бессловесный скот? Почему, разрушив ваш дом, отняв то немногое, что вы имели, они приравняли каждого из вас к паршивой овце и пригнали на базар, чтобы продать в рабство? Вы, еще недавно свободные люди, стоите сегодня на этой площади полуживые от голода, а на плечах ваших жалкие лохмотья. Может ли подобное вынести человек? Такую ли судьбу определил каждому из вас аллах?Вопль ярости прокатился над площадью:— Ты говоришь правильно, улем!..— Жизнь раба невыносима!..— Скажи нам, что делать дальше, как поступить!..— Веди нас на Кутлук Темира!..Акберен выждал, пока утихли крики:— Я ходил к эмиру. Я просил спасти вас от голода и подарить свободу. Кутлук Темир выгнал меня из своей белой юрты и пригрозил, что, если я осмелюсь еще однажды нарушить его покой, он велит отрубить мне голову. Все мы люди! Все мы братья! Но по милости нашего эмира каждый завтра может превратиться в раба! Можно ли это стерпеть?! Можно ли жить в постоянном страхе?! Для того чтобы ничего не бояться, чтобы напомнить Кутлук Темиру и хану Золотой Орды Узбеку, что мы люди, нам надо быть вместе, подобно пальцам одной руки, подобно детям одного отца и одной матери. Но голоса нашего ни-кто не услышит, если в руках наших не будет длинных копий, острых сабель и тугих луков…Глаза Акберена блестели, прерывистое дыхание вздымало его грудь. И снова всколыхнулась площадь:— Веди!— Скажи, где взять саблю!..— Мы хотим быть свободными!..Акберен поднял руку:— Я укажу вам, где взять оружие. И после этого мы станем говорить с эмиром… Я уверен, что теперь он захочет говорить с нами, потому что нас много… и мы сильны!.. Идите за мной!Акберен соскочил с лошади. Высокий, стройный, он, казалось, возвышался над толпой, и каждый из рабов видел голубую чалму.Могучий людской поток устремился по улицам Ургенча. Улем шел быстро, и вскоре рабы бежали за ним, боясь отстать, потерять того, кто принес им избавление.Акберен вел восставших туда, где хранились оружие и продукты, предназначенные для туменов Кутлук Темира.В страхе разбегалась стража, даже не пытаясь встать на пути разъяренных людей. Да и кто мог противостоять тем, перед кем после долгой ночи отчаяния и страдания засветилась пока еще робкая заря свободы? * * * Непонятно, загадочно, странно устроена жизнь. О аллах, если ты действительно ее творец, то зачем все так перепутал? Почему любовь и измена встречаются порой на одной тропе, почему радость и горе не ходят друг без друга? Не дал ты человеку столько ума, чтобы смог он сам распутать этот клубок, оттого, быть может, и мечется он в своей короткой жизни от одного края к другому, ищет то, что не потерял, и находит то, чего не искал.Убежав от темнолицего нукера, Сакип-Жамал вернулась к Акберену. Друзья улема надежно укрыли ее от преследователей. Огромное счастье и бесконечная тревога овладели с этого дня молодой женщиной. Акберен часто исчезал по ночам, уходя на тайные встречи с рабами и поддерживающими его горожанами. Иногда на несколько дней он уезжал из Ургенча.Сакип-Жамал переживала за него, боялась несчастья, но постепенно страх сменился раздражением. Почему любимый должен был принадлежать еще кому-то, кроме нее? Почему судьба рабов для него дороже их собственной судьбы? Женское сердце чувствовало близкую беду. Сакип-Жамал не верила в то, что хотел совершить Акберен. Исподволь пыталась она ему это внушить, сманить на ту тропу, которую выбрал, веря в то, что, только идя по ней, они будут счастливы. Изворотлив женский ум. Желая добиться своего, Сакип-Жамал была щедра на ласку. Душными короткими ночами, прижимаясь к Акберену, она шептала ему об их будущей жизни, настойчиво уговаривала бежать из Хорезма. Сакип-Жамал рассказывала, что в укромном приметном месте она зарыла золото, которого им хватит до конца жизни, и оно позволит жить им без невзгод и лишений.Акберен слушал ее, а мысли были далеки, и глаза видели совсем иное, чем видела Сакип-Жамал. Он пытался объяснить ей, почему не может уйти, бросив начатое дело. Но Сакип-Жамал, ослепленная тревогой за себя и за него, упорно твердила одно и то же. Желание по-прежнему влекло их друг к другу, но где-то за угарной дымкой любовного тумана виднелась развилка, у которой разойдутся их пути. Чем ярче краски, тем быстрее они тускнеют. Неожиданно родилась любовь Сакип-Жамал к Акберену и, подобно кусту курая, ярко вспыхнув в огне любви, сгорела, оставив пригоршню серого легкого пепла.Все чаще задумывалась Сакип-Жамал о своей судьбе, о будущем. Вначале пыталась заглушить темные мысли, но они, тяжелые и холодные, находили крошечные трещины и, помимо ее желания, проникали в душу, отнимали покой и радость.Однажды она поняла, что жалеет о прошлом, о том, чем заплатила за свою любовь. Вчерашняя жизнь казалась похожей на имран — райский сад. Там было весело и легко, звучала музыка и радугой переливались дорогие одежды. Здесь убогая мазанка с глиняным полом, застланным серой кошмой, закопченный очаг…Сакип-Жамал знала, что Акберен любит ее. Но что из этого? Она представила себе их будущее и с ужасом поняла, что ее ждет одиночество. Да и могло ли быть иначе? Путь, на который встал Акберен, рано или поздно приведет его к пропасти. А что станет с ней? Кому она будет нужна и где найдет пристанище?Все в Сакип-Жамал противилось такому концу. Она хотела любви, счастья, а дорога, на которую она ступила, вела к страданиям и мраку. Женщина лихорадочно искала выход и не видела его. И тогда она, отчаявшись, решилась на последний разговор с Акбереном.Он произошел ночью, накануне восстания рабов. Тихо было в глинобитной мазанке. Потрескивал фитиль в светильнике, и глубокие тревожные тени затаились в углах.Сакип-Жамал знала, что задуманное Акбереном свершится на рассвете. Она вздрагивала от каждого шороха.Она приблизила свое лицо к лицу Акберена, в глазах стояли слезы.— Ты любишь меня?— Да.Акберен обнял Сакип-Жамал за плечи и прижал к груди. Она почувствовала холод металла и догадалась, что под его одеждой кольчуга.— Я заклинаю тебя нашей любовью! — всхлипывая, сказал Сакип-Жамал. — В последний раз прошу — не ходи туда! Сердце говорит мне, что ты погибнешь! Я хорошо знаю Кутлук Темира и его воинов…— Поздно…— Акберен покачал головой. — Назад пути нет…— Ради меня! Ради нашего счастья!.. — голос Сакип-Жамал то взлетал до крика, то падал до шепота.Акберен отстранил ее от себя, поднялся на ноги. Комната была тесной и невысокой, он почти коснулся головой потолка. Акберен подошел к укрепленному на стене глиняному светильнику и всмотрелся в огонек. Язычок пламени, потревоженный его движением, закачался. Тонкая черная нитка копоти повисла в воздухе. По лицу заметались неясные тревожные тени.— Там тысячи людей…— глухо сказал он. — Я не могу их предать… Разве после предательства можно жить?!Сакип-Жамал видела, что Акберен тверд в своем решении, и ее охватило отчаяние.— Ты сделал меня несчастной!.. — крикнула она. — Я ради тебя отказалась от дворца эмира, золота и серебра, от жизни, полной, как чаша!.. Я люблю тебя! Но сегодня ты уходишь, чтобы умереть. Ты отбираешь у меня последнее…Акберен опустил голову. В комнате наступила тишина.— Если бы у меня был дворец и золото, я бы тоже, не задумываясь, отдал их за твою любовь…— Ты лжешь!..— Нет… Мне пора идти…Акберен прошел в дальний угол комнаты, поднял край кошмы и достал из тайника широкий кожаный пояс с пристегнутой к нему кривой монгольской саблей. Затем приблизился к Сакип-Жамал, наклонился над ней и погладил по голове:— Ты жди меня… Я вернусь…Она резко подняла голову, и он увидел ее запрокинутое бледное лицо с глазами, полными ненависти.— Я знала, что ты уйдешь… Пусть аллах покарает тебя за то, что ты сделал со мной…Оставшись одна, Сакип-Жамал упала на кошму и долго в ярости колотила по ней кулаками. Потом пришло спокойствие. Ей вдруг вспомнился Кутлук Темир, его огромное тело, большие, сильные руки. Она совсем забыла, что еще недавно ненавидела эмира и один его вид вызывал в ней отвращение. Снова горячая волна ненависти к Акберену захлестнула Скип-Жамал, у нее помутился разум. Она торопливо оделась и вышла на улицу.Куда и зачем она идет, Сакип-Жамал не знала. Черное небо в блестках звезд выгнулось над нею, словно днище огромного казана. Ноги по щиколотку утопали в пыли, а от нагретых за день глинобитных дувалов тянуло сухим жаром. Она не услышала, как нагнал ее конный караул. И только когда всадники окружили Сакип-Жамал и один из них наклонился к самому лицу, она поняла, что перед нею воины Кутлук Темира.— Ой-бой!.. — сказал воин не то удивленно, не то обрадованно. — Это же беглянка, младшая жена нашего эмира…Он грубо схватил ее, оторвал от земли и бросил поперек седла.— Вперед, джигиты! — крикнул воин. — Дорогой подарок привезем эмиру! Наш повелитель щедр и не забудет об обещанной награде!..Поднимая облако удушливой пыли, всадники помчались по спящим улицам Ургенча.Вскоре прохладный ветерок дохнул в лицо Сакип-Жамал, и она поняла, что узкие городские улицы остались позади. Воины мчали ее в ставку эмира.Кутлук Темир не спал, когда воины бросили к его ногам Сакип-Жамал. Она лежала, уткнувшись лицом в пушистый ковер, не в силах пошевелиться от охватившего ее ужаса. Кому лучше, чем Сакип-Жамал, был известен нрав эмира. Кутлук Темир не знал пощады, и ей казалось, что сейчас, вскочив с возвышения, он выхватит из ножен меч — и все будет кончено.Но молчал эмир, рассматривая лежащую у его ног беглянку, молчали нойоны и нукеры, оказавшиеся в юрте Кутлук Темира.— Вернулась…— голос эмира звучал ровно, бесстрастно.Сакип-Жамал задрожала всем телом.— Заблудшей кобыле не ставят в вину, если она найдет свой косяк. Здорова ли ты?Дрожь все сильнее колотила тело женщины.— Встань, подойди ко мне…— Кутлук Темир протянул руки. — Не бойся…Присутствующие в юрте были поражены. Женщину, которая опозорила эмира своим бегством, он принимал так, словно ничего не произошло. Никто не хотел верить глазам своим и отказывался верить тому, что слышали уши.— Ну, встань же…— с ноткой нетерпения повторил Кутлук Темир.Сакип-Жамал поднялась на непослушные ноги и несмело шагнула к эмиру… Он обнял ее своими большими ладонями, прижал к груди и, по кипчакскому обычаю, обнюхал лоб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33