В той компании, которая собиралась у господина Маккарама, любовь к противоположному полу, похоже, считалась страшным грехом.
Господин Маккарам сразу заметил, что страсть Каору целиком сосредоточилась на одной женщине. Он вроде бы не препятствовал Каору, но исподволь стал делиться с ним опытом мужчин среднего возраста. Он говорил: будь осторожней с бабами, в Америке надежней тусоваться с геями, давай-ка я посмотрю на твою подружку. Поутру он частенько заглядывал к Каору, чтобы увидеть его спящим. Оставаться дольше в доме у господина Маккарама было так же опасно, как гулять по южному Бронксу. Спать спокойно можно было только в его отсутствие. А во второй половине дня и поутру, когда он возвращался к себе в гнездо, Каору кочевал с места на место в поисках укрытия. Он научился пить, завел себе дурную компанию, погряз в распутстве.
Двадцать третьего ноября, когда в Японии празднуют День благодарения труду, Каору с приятелями выехали в Атлантик-Сити на подержанном автомобиле ценой всего в двести долларов. Помимо Каору и кубинца Энрике, сидевшего за рулем, – однокашника Каору по курсам английского – в поездке участвовали зеленщик кореец Чон Сон Мин и преподавательница английского Молли, работавшая по зову сердца, без гонорара. Благородным поводом для поездки послужило желание отблагодарить Молли за то, что она безвозмездно дает им основной инструмент, необходимый для жизни в Америке; впрочем, на самом деле трое учеников Молли стремились попасть в казино. Той суммы, что у них имелась, было маловато для покупки стоящего подарка, вот они и рассчитывали выиграть деньжат в казино, а заодно и разогнать тоску-печаль.
По дороге уверенные в удаче Энрике и Чон Сон Мин шумно обсуждали, как за ночь выиграют десять тысяч долларов. Если все сложится так, как они себе нафантазировали, то Америка – и вправду волшебная страна, страна мечты. Хотя, честно говоря, большинство пополняет стан проигравших и оказывается всего лишь фундаментом для чужого успеха. Подъехав к казино, они сразу посерьезнели, готовые сражаться за свою мечту, забыв о том. как тихонько занимались ремонтом автомобилей или чисткой яблок на Манхэттене. Ясное дело: успеха в жизни не добиться, пока не выиграешь.
Сначала им удавалось медленно увеличивать свой капитал за столом для блэк-джека. Выиграв около тысячи долларов, Энрике решился поднять ставки, но гора фишек то росла, то уменьшалась, внимание начало рассеиваться, и выигрыш стал таять. Чон Сон Мин прилип к рулетке, громко радовался и щелкал языком, повторяя одну и ту же цепь побед и поражений. Каору рассеянно подкармливал игровые автоматы.
Номер люкс, ящик шампанского, обильный ужин во французском ресторане, подарок для Молли… Казино не дало им ничего из этого списка. В огромной столовке самообслуживания они давились заветренным салатом в пластиковых тарелках, разваренным рагу и стейком, жестким как подметка. Неутомимый Энрике со словами: «Если ты мне друг, то одолжи» – отобрал у Каору последние пятнадцать долларов, отложенные про запас, и вернулся в казино. Чон Сон Мин пошел посмотреть, как идут дела, и вырвал у Энрике деньги на гостиницу и выпивку, пока тот не спустил их. Он снял номер в мотеле за тридцать долларов и, заливая горе бурбоном, лелеял свои честолюбивые планы. Через несколько часов к нему присоединился Энрике, который все-таки остался в проигрыше, хотя и держался до последнего. Теперь оба честили Америку последними словами. Чон Сон Мин сказал Каору:
– Того, что я натерпелся, хватило бы на десятерых таких, как ты.
Энрике добавил:
– Ты-то в любой момент можешь вернуться в свою Японию, если захочешь. А я никогда не вернусь на Кубу, как бы плохо мне здесь ни пришлось.
Чуть погодя Чон Сон Мин затянул корейские песни, а Энрике с Молли, взявшись за руки, пошли танцевать. Потом Чон Сон Мин отхлебнул дешевого бурбона и стал цепляться к Каору:
– Эй, Каору, а ты о чем мечтаешь?
Сам он хотел открыть сеть супермаркетов по всей Америке и войти в южнокорейские политические круги. Энрике же собирался вернуться на Кубу после смерти Кастро и стать владельцем курортной гостиницы. Каору слушал своих друзей и понимал, что мир их грез совсем не похож на его мир. Если бы он открылся им, сказал, что мечтает только о взаимности Фудзико, они засмеяли бы его, лишенного всяких амбиций, за такую крошечную мечту.
– Устрою революцию и захвачу власть, – брякнул Каору, хотя у него и в мыслях такого не было.
Энрике и Чон Сон Мин ошалело уставились на него: похоже, парень сбрендил.
– А что, разве Японии тоже нужна революция? – спросил Энрике, а Чон Сон Мин пробормотал:
– Каору – буржуйский сынок, для него, поди, все равно – что революцию устроить, что на машине прокатиться.
Вдруг Молли расхохоталась и стала отчитывать парней:
– В казино проиграли, виски напились, на жизнь нажаловались, а под конец еще и повздорили. И почему в Америке нет нормальных мужиков? Одни иммигранты, беглецы, парни, которым есть нечего. Они мечтают о новой жизни, а сами палец о палец не ударят. Ты свободен: хочешь – добивайся успеха, хочешь – терпи поражение. Вот они и делают что им заблагорассудится. И ты, Каору, туда же?
Энрике рассерженно возразил:
– Сначала удача была на моей стороне. Я добрался до Америки вплавь. Меня никто за это не похвалил, да и ты, Молли, вряд ли поймешь, как это опасно. Я проплыл восемьдесят километров, стремясь в Ки-Уэст и молясь лишь о том, чтобы меня не сожрали акулы Кастро, которые так любят поживиться иммигрантами, и чтобы меня подобрал американский линкор.
– Ты что, и правда сам доплыл? Люди не могут так долго плавать. – Чон Сон Мин похлопал Энрике по плечу, усмехаясь: меня, дескать, не проведешь.
– У меня не было ни лодки, ни виндсерфа. Удалось раздобыть только трубку для ныряния и доску. Я обмотался холщовым мешком, в который набил кокосы и сахарный тростник, заплатил рыбакам, чтобы они отвезли меня в открытое море, спрятав от береговой полиции, и оттуда я отчаянно плыл один. Сперва все шло хорошо, как на соревнованиях по триатлону. Потом постепенно стали уставать руки, пальцы сводило, ноги перестали шевелиться. Но я думал об акулах, плывущих вслед за мной, и мне было не до отдыха.
– И есть хотелось, должно быть?
– Еще бы. И в горле пересохло. Но у меня в плавках лежали сахарные леденцы в полиэтиленовом пакете. Ох и вкусные леденцы! Когда они кончились, я плыл, грызя сахарный тростник. До кокосов дело не дошло. Они стали мне обузой, и я их выбросил. Если боишься утонуть, до новой земли не доберешься.
– А откуда ты знал, в какую сторону плыть?
– Меня вели дельфины. С тех пор я считаю их моими ангелами-хранителями.
– Как же ты все это вытерпел?
– Если бы не вытерпел, меня бы, наверное, сожрали акулы. Когда показался корабль, я заплакал от счастья. Я очень хорошо понял, что чувствовал Колумб, когда добрался до острова Эспаньола. Меня подобрал патрульный корабль американского военного флота. Я спросил: «Это Америка?» – и, услышав: «Да», – потерял сознание. Того, что я проплыл за трое суток, мне хватит на всю жизнь. Все, для меня плавание закончилось. Даже зло берет, как увижу, что кто-то плавает в бассейне.
Чон Сон Мин наполнил стакан Энрике бурбоном и произнес:
– Давай выпьем за твое путешествие!
Молли погладила Энрике по голове, сказала:
– Бедный Генри! – и поцеловала его в щеку.
Энрике надулся:
– Я не Генри, я – Энрике, принц-мореплаватель.
Молли заметила:
– Твое мужество достойно восхищения. – Тут бы и замолчать, но она съехидничала: – В этом плавании ты, наверное, совсем растратил весь свой запас удачи.
Энрике невнятно выругался по-испански и крикнул по-английски:
– Нет, я на этом не остановлюсь!
Он медленно налил Каору виски и прошептал ему, как заговорщик:
– У тебя, скорей всего, еще изрядный запас удачи… Каору, дружище, одолжи мне свои часы. Я сразу же верну.
– Вот еще. Ты их тут же в ломбард заложишь и побежишь в казино.
– Тогда давай пари. Если я выиграю, ты одолжишь мне часы. А если ты выиграешь, – он наклонился к уху Каору, – то можешь переспать с Молли.
– Так не пойдет, – прошептал Каору в ответ, – она же об этом не знает.
Молли все слышала и запустила в Энрике подушкой:
– И как у тебя язык поворачивается!
Каору молча снял часы и протянул их Энрике.
– Каору, зачем ты? Они же для тебя наверняка много значат.
– Да они больше пятидесяти долларов не стоят. Если ты мне проспоришь, Молли это не понравится, уж лучше бери взаймы. Но ты мне их вернешь.
– Обещаю. Верну обязательно. – И Энрике выбежал из комнаты.
Чон Сон Мин со словами:
– Я за ним присмотрю, – побежал следом.
Через два часа они вернулись. Как ни странно, с часами. К тому же принесли три бутылки шампанского.
– Энрике еще не оставило везенье. Мы заработали триста баксов. Главное – вовремя остановиться, – объяснял Чон Сон Мин, а Энрике недовольно бурчал рядом:
– Ну что такое триста долларов? Тоже мне деньги!
Пока Энрике в Америке, он, наверное, всегда будет стремиться к легкой наживе. Триста долларов пролежали у него в кармане всего пару часов. Каору проснулся в одной постели с Молли, и сразу накатило похмелье: тело горело, желудок бурлил. Он огляделся вокруг: Чон Сон Мин спал на диване, а Энрике нигде не было видно. Похоже, когда они втроем уснули, захмелев от шампанского, неутомимый кубинец пошел в атаку на казино, держа в руках триста долларов – свое последнее оружие. «Такого не вылечишь», – подумал Каору и собрался было вернуться в постель, но тут заметил, что у него на левой руке нет часов. Каору выскочил из мотеля и побежал в казино.
Энрике продолжал играть в блэк-джек, надеясь на проигрыш сонных крупье. У него еще оставалось несколько фишек.
– Что-то не припомню, чтобы я еще раз давал тебе часы.
– Дружище, с часами все в порядке, – хрипло ответил Энрике. Он как раз собирался сдать их в ломбард.
– Возьми себя в руки.
– Я играю в последний раз. Мне везет.
Энрике поставил все свои фишки. Раздали карты. У него выпало девятнадцать очков, не так-то плохо. Но у крупье оказалось двадцать одно. Энрике выругался по-испански и встал с места.
– Это ты прогнал мою удачу!
Словно догадавшись, что Энрике остался на мели, к нему подошла странная старуха, одетая в черное, и попросила прикурить. Она пахла как гриб, политый духами. Старуха спросила Энрике:
– Хочешь десять тысяч долларов?
Он усмехнулся:
– Какой дурак отдаст такие деньги за просто так?
И тут старуха предложила ему:
– Давай сыграем вдвоем.
Энрике сказал, что ему нечего поставить, но старуха показала пальцем на его ухо:
– На это и сыграем.
Разумеется, это была шутка, но Энрике уже готов был поверить во что угодно.
– Если надумаешь, заходи сюда, – предложила старуха и исчезла за дверью кабинета для игроков на высокие ставки. Каору как мог отговаривал Энрике от рискованной затеи, но тот сказал, что только глянет одним глазком, и вошел в дверь, на которую указала старуха. Каору ничего не оставалось, как пойти за ним. Старуха сидела за столом для игры в покер и ждала. На столе рядом с остро наточенной бритвой лежали фишки на десять тысяч долларов. Старуха не шутила: у нее действительно были эти десять тысяч.
– Я знала, что ты придешь, – улыбнулась она, и Энрике сел за стол.
Старуха дала знак, и из глубины кабинета вышли крупье с косящим взглядом и мужчина в белом халате, похожий на парикмахера. Крупье достал из жилетного кармана кости и разъяснил правила. Энрике бросит кости десять раз. Если общая сумма превысит тридцать пять очков, он получит десять тысяч долларов, а если сумма будет меньше, парикмахер тут же отрежет ему ухо бритвой. Если выпадет ровно тридцать пять, все останутся при своем, будто ничего и не было. Каору показалось, что когда-то он уже видел такую игру.
– Зачем вам это?
Наверняка все задавали этот вопрос. Неизвестно, всем ли старуха отвечала одинаково, но, посмотрев на Каору глазами глубоководной рыбы, она сказала:
– Мой кот обожает человечьи уши.
Энрике был уже изрядно измотан, но десять тысяч долларов не выходили у него из головы. Он даже забыл, что ухо, предназначенное на корм коту, его собственное. Посмотрев на потемневшее лицо Энрике, Каору понял: шансов на выигрыш нет – и попытался увести его, но Энрике уже сжимал кости в руках.
– Брошу пару раз на пробу, – сказал он и бросил кости. Выпали пятерка и шестерка. Наверное, это придало ему уверенности, и он решился:
– Хорошо, сыграем.
Понять Энрике, который так безрассудно согласился сыграть на свое ухо, было невозможно, но и побуждения старухи, предложившей от скуки сыграть в эту идиотскую игру, заставляли теряться в догадках. И эта бессмыслица творится в Америке? Хотя ухом рисковал Энрике, Каору чувствовал, как от его собственного уха по спине побежал холодок – его знобило. Загадав на победу Энрике, Каору тоже оказался втянутым в игру.
Энрике бросил в первый раз. Выпала единица. Он пробормотал что-то по-испански, подул на кости и бросил снова. На этот раз выпала четверка. Осталось тридцать одно очко. Он опять подул на кости, стараясь вдохнуть в них всю свою удачу. Шестерка. Осталось семь бросков. Если шесть раз подряд у него выпадет больше тройки, десять тысяч – у него в кармане. Старуха, подпирая руками подбородок, не сводила взгляда с костей. Энрике бросил. Выпала двойка. Каору почувствовал жар в висках, в ушах зазвенело. Итого – тринадцать очков. Если за оставшиеся шесть бросков Энрике не наберет в среднем по четыре очка, он потеряет ухо. Энрике не шевельнулся. Подул на кости, расслабил плечи и бросил. Шесть. Итого девятнадцать. Осталось семнадцать очков. Если у него не выпадет ни единицы, ни двойки, все обойдется. Как будто возвращая ощущение, какое у него было, когда выпала шестерка, Энрике потрогал кости и подул на них. Брошенная кость ударилась о локоть старухи – четверка. До десяти тысяч долларов оставалось тринадцать очков. Старуха спросила у Энрике:
– Будешь продолжать? Если жалко ухо, можешь остановиться, – поддразнивала она его.
Но Энрике не терял боевого настроя и продолжил бросать кости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38