https://wodolei.ru/catalog/dushevie_poddony/90x90cm/
Быть может, она постарела слишком рано, даже и не разменяв тридцати. Пятьдесят с лишним лет, с того момента, как ее насильно, против воли, вернули в дом и в общество, она терпела свою долгую старость. И все эти годы именно она, свекровь Амико, служила опорой дому Токива и поддерживала его репутацию в обществе. Все в доме Токива подчинялись ее правилам. Теперь, что бы ни делала Амико, осуждать ее было некому. Да и воспоминаний о любви, подобной той, что испытала свекровь, у нее не было. Ее кровавый источник загустел и застоялся.
Амико и раньше ходила в косметический салон, чтобы хоть немного отсрочить свое увядание и заодно пообщаться с подругами. Но в основном из-за того, что от супруги президента компании «Токива Сёдзи» требовалось всегда быть «по-прежнему красивой». Ей нужно было выработать в себе решительность, чтобы вырваться за рамки золотой добродетели, которую она пестовала в себе все эти годы.
Хотя и запоздало, она стала поглощать дамские романы и постигала на их примере, как следует вести себя женщине, жаждущей любви. Никто из членов семьи не заметил, о чем все книги, появившиеся у нее на полке. До сих пор Амико не примеряла на себя роль героини романов. Любовь, о которой писали в книгах, всегда была для нее всего лишь историей из далекого прошлого или сказкой из другого мира. Но эти романы, по крайней мере, льстили сердцам женщин, упивающихся любовью. Любой из них начинался со случайной встречи, послужившей поводом для страстной любви. Амико стала лелеять смутные надежды на этот миг. Она планировала измену, не сомневаясь в своей правоте. Как отчаянно нуждающийся в деньгах мужчина пробует повторить преступление, о котором он узнал из книг или из фильмов, так и она решила отправиться туда, где случайная встреча более вероятна и где к тому же ее присутствие не будет казаться странным. Например, в театр. Или в концертный зал. Или на показ мод. Впрочем, она много раз бывала в подобных местах и знала, что именно там вероятность встретить любовь крайне мала. Посетители тех мест просто не представляли ее в роли своей возлюбленной. Значит, ей следует искать любви там, где можно не скрывать собственной неудовлетворенности.
Клуб для женщин… Может быть, это самое подходящее место, чтобы безопасно наслаждаться играми. Однажды супруга президента строительной компании Кудзираоки позвала ее в такой клуб, где вокруг них увивалось несколько мальчиков. Но только одного из них можно было назвать прирожденным дамским угодником. Остальные – неотесанные мальчишки, которые только и могли, что отпускать непристойные шутки и преувеличенные комплименты. Госпожа Кудзираока успешно справлялась с ролью праздной дамы, но Амико не давали покоя молодые девицы за соседним столиком. Они радовались мгновениям, проведенным в клубе, как лучшим минутам своей жизни, а порой даже презрительно посматривали на дам. Может быть, они делали это в ответ на жалость, которую читали в глазах Амико.
Один не особо популярный клубный мальчик, которому было уже за тридцать, объяснил ей:
– Это девочки из заведений. Такие же, как мы. Они зарабатывают деньги в кабаре или банях и тратят их здесь. Жизнь коротка, цветы опадают быстро. У них всего пять лет в запасе. Поэтому и мы должны ублажать их, как только можем.
Услышав это, Амико стала презирать клубных мальчиков. Худшая разновидность мужчин, они тянули деньги из женщин, уставших потакать мужским желаниям. Однако через год она стала думать, что непопулярный мальчик, слова которого были до сих пор свежи в ее памяти, просто смеялся над ней. Жизнь коротка… Да, ее жизнь была гораздо длиннее и скучнее, чем у тех девиц. Им исполнилось всего по двадцать с небольшим, и, вполне возможно, они вскоре встретят свою старость, как когда-то ее свекровь. Но женщины, в которых бурлит кровавый источник, что бы с ними ни случилось, никогда ни в чем не раскаиваются. Наоборот, они наполняют содержанием свою старость, вновь и вновь проживая опыт прошлого в своем сознании. Амико завидовала им.
Амико раскинула сеть встреч в разных местах столицы. Она выходила из дома в десять утра, будто к открытию магазинов, при полном макияже и во всеоружии. Со стороны казалось, что она увлеклась какой-то новой работой, но на самом деле она пыталась убежать от своего возраста. У нее оставалось всего пять лет в запасе. Тот, кого она встретит, должен стать ее последним возлюбленным.
У нее была подруга, владелица художественной галереи, и Амико стала ходить на выставки, которые та ей рекомендовала. Она же сопровождала Амико на банкетах, которые всегда устраивали по поводу вернисажа.
Когда Андзю обратила внимание на перемены, произошедшие с матерью, та уже приступила к исследованию глубин. Для своих игр с огнем Амико выбрала фотографа не первой молодости. Она увидела его на банкете по случаю открытия фотовыставки портретов женщин за работой. Фотограф тоже выставлял свои снимки, подруга Амико представила их друг другу, и они разговорились. Ей понравились три портрета танцовщиц кабаре: задор идущих на работу и изнеможение возвращающихся домой составляли разительный контраст. Амико поделилась с автором своими впечатлениями: «Вы смотрите на женщин добрым взглядом». Ее очаровала смущенная улыбка фотографа. Тэруо Миядзаки было тридцать пять лет, он был холост и жил в Китидзёдзи. Гордость не позволяла ему заниматься чем попало, и поэтому ему приходилось довольствоваться тремя миллионами иен в год. Каждый вечер он ходил выпивать и гадал по руке молоденьким девушкам.
Владелица галереи нашептала Амико на ухо его краткий словесный портрет. Для супруги ловкого предпринимателя это было то, что надо. Увидев Тэруо Миядзаки, Амико придумала себе образ честного художника, прямо противоположный ловкому предпринимателю.
– Давайте как-нибудь поужинаем вместе.
В ответ на приглашение Тэруо Миядзаки Амико медлить не стала:
– Когда вам удобнее?
2.6
Повседневная жизнь Амико мгновенно засверкала яркими красками. Миядзаки досконально знал все закоулки Синдзюку, где Амико даже случайно не проезжала на машине. Он водил ее в свои любимые китайские рестораны и питейные заведения, приглашал в бары, где любили зависать фотографы, кинорежиссеры, писатели и поэты. Всякий раз, когда Миядзаки открывал перед ней дверь в другой мир, Амико испытывала легкое головокружение. Не везде ей было приятно находиться, но мысль, что сюда не ходит никто из ее близких и знакомых, усиливала ее единоличное наслаждение славой искателя приключений. Все завсегдатаи баров, отирающиеся у прокуренных стен, проявляли неподдельный интерес к спутнице Миядзаки. Ни ее одежда, ни запах духов не вязались с обстановкой тех заведений, где она появлялась, у нее было такое выражение лица, будто за ней кто-то гнался, а Миядзаки спас ее от преследователей. Однажды какой-то мужик лет пятидесяти скользнул по ней взглядом и проворчал, уставившись в пространство:
– Нужно освободить чужих жен, чтобы сохранять спокойствие в обществе. В их руках революция ближайшего будущего. Вы что, не знали?
Миядзаки пояснил Амико, что это великий писатель, от которого совсем недавно сбежала жена.
У Амико голова кругом шла от питейных заведений, в которых они побывали, она совсем опьянела и сказала, что должна вернуться домой до двенадцати. Миядзаки взял ее за руку и спросил, не мешкая:
– Можно, я тебя сфотографирую?
Этот вопрос расставил все по местам, Амико перестала ломать голову над тем, почему Миядзаки позвал ее, и с легкостью согласилась. К тому же у нее возник повод к новой встрече.
Теперь пришел черед Амико ответить благодарностью Миядзаки, он, хотя и был небогат, оплатил счет, заявив: здесь моя территория. Она позвала его во французский ресторан. Исключила те, хозяин которых знал бы ее в лицо, и выбрала бистро в жилом квартале на окраине города.
– Я хочу снять тебя настоящую, – сказал Миядзаки.
– Настоящую? Да я и сама себя такой не видела, как же я смогу это показать? – ответила Амико.
– Ты исполнила свой долг и стала свободной. Свобода освещает твое лицо. Ее-то я и хочу запечатлеть.
Наверное, талант фотографа проявляется в интуитивной способности за одно мгновение разглядеть душу собеседника. Амико растерялась, а Миядзаки тотчас перешел в наступление:
– Мне нравится разговаривать с тобой. Молодые женщины не интересуются ничем, кроме себя. А ты свободна даже от себя самой. Я нажму на кнопку затвора и непременно поймаю твое подсознание. Неужели тебе не хочется посмотреть?
Даже подсознание можно заснять – страшно становится. Но если оно обещает ей увлекательную старость, то это притягивает.
– Что я должна сделать?
– Доверься мне. Моя квартира, хотя в ней и очень душно, оборудована под студию. Никто нас не увидит. Если тебе хочется место поопрятнее, я сниму номер в гостинице. Скажи, где тебе проще расслабиться.
– Да где угодно.
Амико пыталась скрыть за развязной манерой свои надежды и беспокойство по поводу связи с Миядзаки. После еды Миядзаки заказал бутылку холодного шампанского, взял ее и поторопил Амико:
– Ну, пошли?
Он постоял на улице, пока Амико оплачивала ужин и шампанское, увлек ее в поджидавшее такси и сказал водителю: «Китидзёдзи». Это название, созвучное слову «дзёдзи» – «любовные утехи», пробудило в Амико предвкушение того, что, возможно, ждет ее сегодняшней ночью.
Миядзаки жил на втором этаже блочного дома. Маленькая кухонька служила заодно кладовой; в глубине квартиры, в комнате с дощатым полом, не было ничего, кроме штатива, стула и металлической кровати. Наверное, такая скудная обстановка позволяла совместить спальню и студию. Запах свежевыстиранного белья смешивался с химическим запахом лимонного ароматизатора. Миядзаки сказал Амико, что она может не разуваться, открыл шампанское, разлил его в чайные кружки и предложил выпить. Вместо того чтобы включить музыку, он стал напевать себе под нос, закрепил камеру на штативе, опустил задник, включил освещение. В комнате сразу стало светло, как днем.
– Так, садись сюда и смотри в камеру.
Амико чувствовала себя скованно, словно ей предстояло фотографироваться на документы, но стоявший по ту сторону камеры Миядзаки стал безумно разговорчив, он не только избавлял Амико от стеснения, но и пытался внушить ей, что нужно делать.
– О-о-о, какая ты красивая! Посмотри на камеру холодным взглядом. Будто ты меня презираешь. Вот так. Не смущайся. Если я тебя не устраиваю, можешь представить, что смотришь на кого-нибудь из тех, кого ненавидишь. А теперь вздохни. Глубже. Не фокусируйся ни на чем, смотри вдаль. Ты хоронишь прошлое вместе со вздохом. Отлично. Получилось шикарное отчаяние. А теперь положи ногу на ногу. Икры повыше. Хорошенькие ножки. Щиколотки тонкие. Покажи колени. Не стесняйся. Поддержи голову руками. Спина прямая, прогнись в пояснице и посмотри на камеру понежнее. Подбородок немного вниз. Да, вот так. Улыбнись. Одними губами. Поморгай медленно. Какая ты сексуальная – сил нет! И морщинки в уголках глаз такие милые. Амико… Расстегни еще одну пуговку на блузке.
Миядзаки закончил съемку и опустился на кровать, он вспотел. Амико села рядом и вытерла его лоб носовым платком. Миядзаки посмотрел вдаль, рассеянно пробормотал:
– Как хорошо пахнет.
Она налила ему шампанского, он выпил залпом, посмотрел на нее исподлобья и сказал:
– Подари мне свой платок.
Через мгновение он обнял ее, говоря:
– Подари мне свои губы, подари мне свою грудь!
Амико была готова отдать Миядзаки все, чего бы он ни пожелал. Она привыкла и к неуютной комнате, и к лимонному запаху ароматизатора.
Когда Миядзаки расстегнул ее блузку и стал гладить грудь, Амико почему-то, посмотрев на его лицо, представила Каору. В это мгновение она поняла, что скорее всего думает о Каору как о мужчине, а не как о сыне. Он никогда не знал ее груди. Амико энергично заморгала, прогнала образ Каору, засевший у нее в сознании, и сказала Миядзаки, который прикасался губами к ее груди:
– Выключи свет. Пусть будет темно. Так темно, что не отличишь, открыты глаза или закрыты.
Любовные утехи в студии Миядзаки прорвали плотину в сердце Амико, и в ней забился, забурлил кровавый источник. Радость мщения была сильнее, чем чувство вины перед мужем. Ведь и Сигэру когда-то предавался любовным утехам в простеньком доме на другом берегу реки, где жила мать Каору. Прошло десять с лишним лет, и его жена в комнате такой же простенькой квартирки – разве что находилась она в другом месте – принимала ласки фотографа на пятнадцать лет моложе ее. Впервые за эти двадцать пять лет Амико обрела свободу повернуться спиной к дому Токива, свободу предать мужа.
– Спасибо. Ты помог мне освободиться от своей фамилии, – сказала она, но предать оказалось так легко и просто, что ей стало страшно. Чтобы прогнать страх, она натянуто улыбнулась и удивилась самой себе.
Тайные встречи продолжались. Третье свиданье Амико назначила Миядзаки в заказанном ею номере люкс гостиницы «Акасака принс». Миядзаки пришел с ее фотопортретами, сделанными несколько дней назад, и с камерой в руках. Амико показалось, что она смотрит в зеркало на свое отражение, которого она никогда раньше не видела. Может быть оттого, что она смущалась, ее грустноватое лицо было похоже на фотографии десятилетней давности, как раз той поры, когда Каору появился в их доме. Она поделилась этим с Миядзаки, тот непринужденно ответил:
– В моих руках ты становишься на десять лет моложе.
Он обнял Амико за плечи и решительно сказал:
– У меня к тебе просьба. Конечно, если ты доверяешь мне как художнику. Я хотел бы поснимать не только твое лицо, но и тело.
Она переспросила, означает ли это, что он хочет снять ее обнаженной, он коротко ответил: да. Одно дело – предаваться любовным утехам, другое – остаться голой на пленке. Этого Амико не ожидала и, конечно же, отказалась. Как ни странно, Миядзаки не настаивал, он попытался разрядить обстановку шутками, а потом стал ласкать ее. Он говорил, что ему нравится ее гладкая кожа, осыпал комплиментами ее упругую грудь и точеные икры, показывал, как твердеет его член, когда он смотрит на ее обнаженное тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Амико и раньше ходила в косметический салон, чтобы хоть немного отсрочить свое увядание и заодно пообщаться с подругами. Но в основном из-за того, что от супруги президента компании «Токива Сёдзи» требовалось всегда быть «по-прежнему красивой». Ей нужно было выработать в себе решительность, чтобы вырваться за рамки золотой добродетели, которую она пестовала в себе все эти годы.
Хотя и запоздало, она стала поглощать дамские романы и постигала на их примере, как следует вести себя женщине, жаждущей любви. Никто из членов семьи не заметил, о чем все книги, появившиеся у нее на полке. До сих пор Амико не примеряла на себя роль героини романов. Любовь, о которой писали в книгах, всегда была для нее всего лишь историей из далекого прошлого или сказкой из другого мира. Но эти романы, по крайней мере, льстили сердцам женщин, упивающихся любовью. Любой из них начинался со случайной встречи, послужившей поводом для страстной любви. Амико стала лелеять смутные надежды на этот миг. Она планировала измену, не сомневаясь в своей правоте. Как отчаянно нуждающийся в деньгах мужчина пробует повторить преступление, о котором он узнал из книг или из фильмов, так и она решила отправиться туда, где случайная встреча более вероятна и где к тому же ее присутствие не будет казаться странным. Например, в театр. Или в концертный зал. Или на показ мод. Впрочем, она много раз бывала в подобных местах и знала, что именно там вероятность встретить любовь крайне мала. Посетители тех мест просто не представляли ее в роли своей возлюбленной. Значит, ей следует искать любви там, где можно не скрывать собственной неудовлетворенности.
Клуб для женщин… Может быть, это самое подходящее место, чтобы безопасно наслаждаться играми. Однажды супруга президента строительной компании Кудзираоки позвала ее в такой клуб, где вокруг них увивалось несколько мальчиков. Но только одного из них можно было назвать прирожденным дамским угодником. Остальные – неотесанные мальчишки, которые только и могли, что отпускать непристойные шутки и преувеличенные комплименты. Госпожа Кудзираока успешно справлялась с ролью праздной дамы, но Амико не давали покоя молодые девицы за соседним столиком. Они радовались мгновениям, проведенным в клубе, как лучшим минутам своей жизни, а порой даже презрительно посматривали на дам. Может быть, они делали это в ответ на жалость, которую читали в глазах Амико.
Один не особо популярный клубный мальчик, которому было уже за тридцать, объяснил ей:
– Это девочки из заведений. Такие же, как мы. Они зарабатывают деньги в кабаре или банях и тратят их здесь. Жизнь коротка, цветы опадают быстро. У них всего пять лет в запасе. Поэтому и мы должны ублажать их, как только можем.
Услышав это, Амико стала презирать клубных мальчиков. Худшая разновидность мужчин, они тянули деньги из женщин, уставших потакать мужским желаниям. Однако через год она стала думать, что непопулярный мальчик, слова которого были до сих пор свежи в ее памяти, просто смеялся над ней. Жизнь коротка… Да, ее жизнь была гораздо длиннее и скучнее, чем у тех девиц. Им исполнилось всего по двадцать с небольшим, и, вполне возможно, они вскоре встретят свою старость, как когда-то ее свекровь. Но женщины, в которых бурлит кровавый источник, что бы с ними ни случилось, никогда ни в чем не раскаиваются. Наоборот, они наполняют содержанием свою старость, вновь и вновь проживая опыт прошлого в своем сознании. Амико завидовала им.
Амико раскинула сеть встреч в разных местах столицы. Она выходила из дома в десять утра, будто к открытию магазинов, при полном макияже и во всеоружии. Со стороны казалось, что она увлеклась какой-то новой работой, но на самом деле она пыталась убежать от своего возраста. У нее оставалось всего пять лет в запасе. Тот, кого она встретит, должен стать ее последним возлюбленным.
У нее была подруга, владелица художественной галереи, и Амико стала ходить на выставки, которые та ей рекомендовала. Она же сопровождала Амико на банкетах, которые всегда устраивали по поводу вернисажа.
Когда Андзю обратила внимание на перемены, произошедшие с матерью, та уже приступила к исследованию глубин. Для своих игр с огнем Амико выбрала фотографа не первой молодости. Она увидела его на банкете по случаю открытия фотовыставки портретов женщин за работой. Фотограф тоже выставлял свои снимки, подруга Амико представила их друг другу, и они разговорились. Ей понравились три портрета танцовщиц кабаре: задор идущих на работу и изнеможение возвращающихся домой составляли разительный контраст. Амико поделилась с автором своими впечатлениями: «Вы смотрите на женщин добрым взглядом». Ее очаровала смущенная улыбка фотографа. Тэруо Миядзаки было тридцать пять лет, он был холост и жил в Китидзёдзи. Гордость не позволяла ему заниматься чем попало, и поэтому ему приходилось довольствоваться тремя миллионами иен в год. Каждый вечер он ходил выпивать и гадал по руке молоденьким девушкам.
Владелица галереи нашептала Амико на ухо его краткий словесный портрет. Для супруги ловкого предпринимателя это было то, что надо. Увидев Тэруо Миядзаки, Амико придумала себе образ честного художника, прямо противоположный ловкому предпринимателю.
– Давайте как-нибудь поужинаем вместе.
В ответ на приглашение Тэруо Миядзаки Амико медлить не стала:
– Когда вам удобнее?
2.6
Повседневная жизнь Амико мгновенно засверкала яркими красками. Миядзаки досконально знал все закоулки Синдзюку, где Амико даже случайно не проезжала на машине. Он водил ее в свои любимые китайские рестораны и питейные заведения, приглашал в бары, где любили зависать фотографы, кинорежиссеры, писатели и поэты. Всякий раз, когда Миядзаки открывал перед ней дверь в другой мир, Амико испытывала легкое головокружение. Не везде ей было приятно находиться, но мысль, что сюда не ходит никто из ее близких и знакомых, усиливала ее единоличное наслаждение славой искателя приключений. Все завсегдатаи баров, отирающиеся у прокуренных стен, проявляли неподдельный интерес к спутнице Миядзаки. Ни ее одежда, ни запах духов не вязались с обстановкой тех заведений, где она появлялась, у нее было такое выражение лица, будто за ней кто-то гнался, а Миядзаки спас ее от преследователей. Однажды какой-то мужик лет пятидесяти скользнул по ней взглядом и проворчал, уставившись в пространство:
– Нужно освободить чужих жен, чтобы сохранять спокойствие в обществе. В их руках революция ближайшего будущего. Вы что, не знали?
Миядзаки пояснил Амико, что это великий писатель, от которого совсем недавно сбежала жена.
У Амико голова кругом шла от питейных заведений, в которых они побывали, она совсем опьянела и сказала, что должна вернуться домой до двенадцати. Миядзаки взял ее за руку и спросил, не мешкая:
– Можно, я тебя сфотографирую?
Этот вопрос расставил все по местам, Амико перестала ломать голову над тем, почему Миядзаки позвал ее, и с легкостью согласилась. К тому же у нее возник повод к новой встрече.
Теперь пришел черед Амико ответить благодарностью Миядзаки, он, хотя и был небогат, оплатил счет, заявив: здесь моя территория. Она позвала его во французский ресторан. Исключила те, хозяин которых знал бы ее в лицо, и выбрала бистро в жилом квартале на окраине города.
– Я хочу снять тебя настоящую, – сказал Миядзаки.
– Настоящую? Да я и сама себя такой не видела, как же я смогу это показать? – ответила Амико.
– Ты исполнила свой долг и стала свободной. Свобода освещает твое лицо. Ее-то я и хочу запечатлеть.
Наверное, талант фотографа проявляется в интуитивной способности за одно мгновение разглядеть душу собеседника. Амико растерялась, а Миядзаки тотчас перешел в наступление:
– Мне нравится разговаривать с тобой. Молодые женщины не интересуются ничем, кроме себя. А ты свободна даже от себя самой. Я нажму на кнопку затвора и непременно поймаю твое подсознание. Неужели тебе не хочется посмотреть?
Даже подсознание можно заснять – страшно становится. Но если оно обещает ей увлекательную старость, то это притягивает.
– Что я должна сделать?
– Доверься мне. Моя квартира, хотя в ней и очень душно, оборудована под студию. Никто нас не увидит. Если тебе хочется место поопрятнее, я сниму номер в гостинице. Скажи, где тебе проще расслабиться.
– Да где угодно.
Амико пыталась скрыть за развязной манерой свои надежды и беспокойство по поводу связи с Миядзаки. После еды Миядзаки заказал бутылку холодного шампанского, взял ее и поторопил Амико:
– Ну, пошли?
Он постоял на улице, пока Амико оплачивала ужин и шампанское, увлек ее в поджидавшее такси и сказал водителю: «Китидзёдзи». Это название, созвучное слову «дзёдзи» – «любовные утехи», пробудило в Амико предвкушение того, что, возможно, ждет ее сегодняшней ночью.
Миядзаки жил на втором этаже блочного дома. Маленькая кухонька служила заодно кладовой; в глубине квартиры, в комнате с дощатым полом, не было ничего, кроме штатива, стула и металлической кровати. Наверное, такая скудная обстановка позволяла совместить спальню и студию. Запах свежевыстиранного белья смешивался с химическим запахом лимонного ароматизатора. Миядзаки сказал Амико, что она может не разуваться, открыл шампанское, разлил его в чайные кружки и предложил выпить. Вместо того чтобы включить музыку, он стал напевать себе под нос, закрепил камеру на штативе, опустил задник, включил освещение. В комнате сразу стало светло, как днем.
– Так, садись сюда и смотри в камеру.
Амико чувствовала себя скованно, словно ей предстояло фотографироваться на документы, но стоявший по ту сторону камеры Миядзаки стал безумно разговорчив, он не только избавлял Амико от стеснения, но и пытался внушить ей, что нужно делать.
– О-о-о, какая ты красивая! Посмотри на камеру холодным взглядом. Будто ты меня презираешь. Вот так. Не смущайся. Если я тебя не устраиваю, можешь представить, что смотришь на кого-нибудь из тех, кого ненавидишь. А теперь вздохни. Глубже. Не фокусируйся ни на чем, смотри вдаль. Ты хоронишь прошлое вместе со вздохом. Отлично. Получилось шикарное отчаяние. А теперь положи ногу на ногу. Икры повыше. Хорошенькие ножки. Щиколотки тонкие. Покажи колени. Не стесняйся. Поддержи голову руками. Спина прямая, прогнись в пояснице и посмотри на камеру понежнее. Подбородок немного вниз. Да, вот так. Улыбнись. Одними губами. Поморгай медленно. Какая ты сексуальная – сил нет! И морщинки в уголках глаз такие милые. Амико… Расстегни еще одну пуговку на блузке.
Миядзаки закончил съемку и опустился на кровать, он вспотел. Амико села рядом и вытерла его лоб носовым платком. Миядзаки посмотрел вдаль, рассеянно пробормотал:
– Как хорошо пахнет.
Она налила ему шампанского, он выпил залпом, посмотрел на нее исподлобья и сказал:
– Подари мне свой платок.
Через мгновение он обнял ее, говоря:
– Подари мне свои губы, подари мне свою грудь!
Амико была готова отдать Миядзаки все, чего бы он ни пожелал. Она привыкла и к неуютной комнате, и к лимонному запаху ароматизатора.
Когда Миядзаки расстегнул ее блузку и стал гладить грудь, Амико почему-то, посмотрев на его лицо, представила Каору. В это мгновение она поняла, что скорее всего думает о Каору как о мужчине, а не как о сыне. Он никогда не знал ее груди. Амико энергично заморгала, прогнала образ Каору, засевший у нее в сознании, и сказала Миядзаки, который прикасался губами к ее груди:
– Выключи свет. Пусть будет темно. Так темно, что не отличишь, открыты глаза или закрыты.
Любовные утехи в студии Миядзаки прорвали плотину в сердце Амико, и в ней забился, забурлил кровавый источник. Радость мщения была сильнее, чем чувство вины перед мужем. Ведь и Сигэру когда-то предавался любовным утехам в простеньком доме на другом берегу реки, где жила мать Каору. Прошло десять с лишним лет, и его жена в комнате такой же простенькой квартирки – разве что находилась она в другом месте – принимала ласки фотографа на пятнадцать лет моложе ее. Впервые за эти двадцать пять лет Амико обрела свободу повернуться спиной к дому Токива, свободу предать мужа.
– Спасибо. Ты помог мне освободиться от своей фамилии, – сказала она, но предать оказалось так легко и просто, что ей стало страшно. Чтобы прогнать страх, она натянуто улыбнулась и удивилась самой себе.
Тайные встречи продолжались. Третье свиданье Амико назначила Миядзаки в заказанном ею номере люкс гостиницы «Акасака принс». Миядзаки пришел с ее фотопортретами, сделанными несколько дней назад, и с камерой в руках. Амико показалось, что она смотрит в зеркало на свое отражение, которого она никогда раньше не видела. Может быть оттого, что она смущалась, ее грустноватое лицо было похоже на фотографии десятилетней давности, как раз той поры, когда Каору появился в их доме. Она поделилась этим с Миядзаки, тот непринужденно ответил:
– В моих руках ты становишься на десять лет моложе.
Он обнял Амико за плечи и решительно сказал:
– У меня к тебе просьба. Конечно, если ты доверяешь мне как художнику. Я хотел бы поснимать не только твое лицо, но и тело.
Она переспросила, означает ли это, что он хочет снять ее обнаженной, он коротко ответил: да. Одно дело – предаваться любовным утехам, другое – остаться голой на пленке. Этого Амико не ожидала и, конечно же, отказалась. Как ни странно, Миядзаки не настаивал, он попытался разрядить обстановку шутками, а потом стал ласкать ее. Он говорил, что ему нравится ее гладкая кожа, осыпал комплиментами ее упругую грудь и точеные икры, показывал, как твердеет его член, когда он смотрит на ее обнаженное тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38