– Уходи, уходи, ты простудишься. Иди. Ты простудишься, – повторила Ольга. – Я не могла не прийти. Ты не сердись.
Шел легкий веселый снег.
– Иди, иди, – умоляла Ольга, – ты простудишься. Потом проводишь меня. Здесь совсем недалеко. Я минут за пять добежала.
Но Валентин не уходил.
– Может быть… – тихо начал он.
– Нет, нет, – горячо ответила Ольга, – не надо… Лучше не надо. Потом…
Валентин кивнул, но не ушел до тех пор, пока Ольга не поцеловала его.

* * *

Риточка быстро вскочила со стула, увидев на пороге генерала в серой папахе.
– Разрешите? – спросил генерал густым басом. – Мне нужно увидеть Валентина Лесного.
– Сегодня ему разрешили работать дома.
– Ничего не понимаю, – когда генерал говорил, пушистые его усы шевелились. – Во-первых, дома его нет, а, во-вторых, с работы он, насколько мне известно, уволен.
– Не беспокойтесь, товарищ генерал, – с обворожительной улыбкой произнесла Риточка, – он уже восстановлен.
– Вот сорванец, скажите пожалуйста…
Риточка не сводила с генерала восторженных глаз. Он даже смутился и пробасил:
– К редактору можно?
Копытов встал, удивленно глядя на необычного посетителя.
– Лесной, – представился генерал, – сына ищу.
– Он… – Копытов был в замешательстве. – Он дома работает. Срочный материал.
– Разрешите на правах отца полюбопытствовать, за что его увольняли?
– Обстоятельства…
– Нет! Нет! – энергичным жестом остановил его Лесной. – Я пришел не просить за него. Больше всего не терплю подобных папаш. Мне важно узнать причину, в целях воспитания, так сказать.
– К чему о причинах говорить? – Копытов сразу успокоился. – Ошибка произошла. Теперь он снова в штате. Работает удовлетворительно.
Генерал не сдержал широкой улыбки, хлопнул папахой по колену и радостно произнес:
– Я из-за него шесть суток в счет отпуска взял, а он… и ведь ни строчки!
– Строчки они туго сдают, – пожаловался Копытов, – профессиональная болезнь.
– А ведет себя как?
Копытов почесал затылок, ответил:
– Невнимателен некоторым образом. Халатен. Дисциплины не хватает. Язык длинный.
– Вы посмотрите! – изумился генерал. – У сына старого служаки дисциплины не хватает! Примем меры, не беспокойтесь. А с кем он дружит? У кого можно узнать, где он?
– Пройдите в соседнюю комнату, к товарищу Полуярову, он в курсе дела.
Через полчаса редакционный «Москвич» привез генерала Лесного к дому Ларисы. Дверь открыл Валентин.
Отец и сын стояли друг перед другом. И если отец не верил своим глазам, то о Валентине и говорить было нечего.
– Валя! – сказал отец. – Ну!
Валентин бросился к отцу, обнял и поцеловал. Они постояли и, словно не зная, что делать дальше, торопливо прошли в комнату.
– Здравия желаю, – негромко произнес генерал, остановившись у дивана, на котором сидела Лариса.
– Это Лариса – сказал Валентин. – А это мой папа, Алексей Алексеевич.
– Я не знала, что вы генерал, – сказала Лариса, – Валентин всегда неопределенно отвечал, что отец у него военный.
– Своего рода хвастовство. А впрочем, он правильно поступает. Он старается быть абсолютно самостоятельным. Видите, ходит в старом пальто, в котором еще в университете ходил. Вот вам следствие самостоятельного финансового баланса, – не то шутил, не то серьезно говорил генерал, – франтов не терплю, а прибедняться зачем?.. Да, а муж ваш скоро подойдет?
– Нет, – спокойно ответила Лариса, – он в командировке.
– А ты? – генерал повернулся к сыну. – Ты когда за дело возьмешься?
– Взялся, – вздохнув, сказал Валентин.
– Наконец-то. А то меня черная зависть гложет. Полковники, майоры, капитаны дедами становятся, а я их поздравляю.
Ночью отец уехал. Расстались они по-мужски, скрывая нежность. Впервые Валентин заметил, что отец – старик, и жаль стало его. Когда поезд тронулся с места, Валентин крикнул:
– В отпуск к тебе приеду!
– Давай, давай! – ответил отец.
За стуком колес не было слышно, что еще он кричал сыну.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Из командировки Николай приехал, как никогда, радостный и возбужденный. Он даже с Валентином поздоровался за руку и сказал, показывая на рукопись:
– Вот это да! Гвоздь! И помахал кулаком.
Валентин вежливо улыбнулся. Надо было спешить, писать отчет о совещании молодых новаторов-машиностроителей.
Совещание оказалось заранее подготовленным спектаклем. Доклад Тополькова «Новаторы производства и комсомольские организации» не отвечал теме, начинался характеристикой международного положения, содержал огромное количество примеров производственной деятельности новаторов-машиностроителей и заканчивался соответствующими призывами.
Выступления участников заранее готовились в горкомах комсомола, состояли из цифр, фамилий, процентов и лозунгов. В итоге получился парадный производственный отчет. В зале царила вежливая скука. Лишь однажды совещание оживилось, когда токарь Гурьев, оторвавшись от бумаги с текстом своей речи, заговорил звонким голосом:
– Неплохо наша молодежь работает. Но областной комитет комсомола тут ни при чем. Никакой помощи передовикам, как и наша первичная комсомольская организация, он не оказывает да и оказывать не собирается. Видно ведь. Они данные собирают. А о нас только на совещаниях вспоминают. Здесь о нас и заботу осуществляют.
В своем отчете Валентин привел это выступление почти целиком. Копытов отчет забраковал и поручил Рогову писать заново.
Рогов на совещании не был, но быстро полистал стенограммы и пошел диктовать машинистке. Валентин курил в коридоре и слушал.
– Абзац. Докладчик рассказал об огромных успехах молодых новаторов производства, трудящихся на благо любимой Родины. На заботу большевистской партии и правительства молодежь отвечает самоотверженным патриотическим трудом. В период постепенного перехода от социализма к коммунизму, отметил докладчик, большое значение имеет стирание граней между умственным и физическим трудом. Это ярко проявляется в деятельности новаторов, передовых людей социалистического производства.
Голос у Рогова был спокойный, немного торжественный.
– Абзац. Далее докладчик сообщил о наиболее показательных примерах работы лучших представителей трудящейся молодежи нашей области, совершенствующих производство, вскрывающих неиспользованные резервы, экономящих сырье, материалы, улучшающих качество продукции. Абзац. В докладе были вскрыты корни того трудового энтузиазма, с каким работает молодежь, дан анализ деятельности комсомольских организаций, способствующих развитию движения новаторов, распространению их опыта. Абзац. В заключение товарищ Топольков выразил уверенность, что молодежь нашей области утроит усилия в борьбе за досрочное выполнение пятилетнего плана. Абзац. В прениях выступило одиннадцать человек. Они взволнованно говорили о той любви и заботе, которыми окружена молодежь нашей страны, рассказывали о своем труде, о труде своих товарищей, о передовых методах работы, обещали не останавливаться на достигнутом.
Задетый за живое, Валентин вошел в приемную и сказал:
– Порвите эту халтуру, Рогов. Порвите. Совесть спокойнее будет.
– Я выполняю приказ редактора, – высокомерно отозвался Николай. – Диктую… В заключительном слове товарищ Топольков отметил, что проведенное совещание явится толчком для дальнейшего развития массового движения рационализаторов. Абзац. Участники совещания обратились ко всей молодежи промышленных предприятий области с призывом усилить борьбу за новый подъем производительности труда. Все. Спасибо.
– Готово? – из кабинета выглянул Копытов. – Быстрее вычитывай и ко мне. Скоро товарищ Топольков подойдет. С фамилиями, цифрами поосторожней. Лесной, зайди-ка. Пал Палыч, поставил тебя в известность насчет… этого? Понял, в чем дело? Не так надо писать. Состоялось важное мероприятие, надо его значение показать, а не… Ну, ясно, значит? Отец-то зачем приезжал?
– Волновался, – ответил Валентин, не понимая, для чего его вызвали. – Я в суматохе забыл ему написать, что все окончилось благополучно.
– Уехал?
– Уехал.
– Ага, – Копытов почесал затылок. – Вот что… слухи до меня дошли, что ты… будто бумажку в цека написал. Мне, знаешь ли, одно непонятно. Есть у нас обком комсомола, обком партии, горком, райком. Обращайтесь вы туда, требуйте, помогут. И незачем в Москву писать, шуметь, бузить, людей из-за пустяков тревожить. Сор из избы выносить. Кому надо? Обком партии сейчас нами занимается.
– Я никакого письма в цека не писал, – равнодушно ответил Валентин. – Но вы подали хорошую мысль. Пожалуй, я напишу.
– Пиши, – обиженно сказал Копытов. – Прыткие вы больно. Я в газете десять лет проработал, а сейчас любой мальчишка, вроде тебя, лезет меня учить. Вишнякова брякнула: «Вы русского языка не знаете!» Может быть, не спорю. Мы в университетах не учились. Некогда было. Да и не это с меня спрашивают. Не за это я отвечаю. Грамматическую ошибку всегда простят… В общем, не понимаю я вашего брата. Иди.
Через два дня отчет Копытова о работе редакции слушало бюро областного комитета партии. Наутро сотрудников «Смены» вызвали в кабинет редактора. Когда все расселись по местам, вошел Копытов. На лице его, гладко выбритом, припухшем от бессонницы, обозначились глубокие складки. Он не спеша снял пальто, повесил его в шкаф и не успел закрыть дверцу, как пальто с шумом упало. Копытов остановился, помедлил, махнул рукой и направился к столу… Не спеша, но жадно закурил. Погасил спичку. Достал из кармана газету.
– Вот первый номер «Смены». Послезавтра выходит триста пятьдесят второй, – тяжело проговорил Копытов. – Худо ли, плохо ли, а работали. Что было хорошего – вспоминайте, что плохого – не судите. Всякое бывало. – Он обхватил голову руками, уперся в стол. – Товарищи! – Копытов выпрямился и заговорил глухо, тщетно стараясь скрыть дрожь в голосе. – Областной комитет партии… сами знаете. Сдаю дела Пал Палычу. Жалко с вами расставаться, привык, понимаете ли… Идите, – опустив голову, закончил он.
Потом Копытов прошелся по кабинетам и попрощался с каждым сотрудником.
– Желаю тебе, Вишнякова, успехов в работе и в жизни, – невесело сказал он Ларисе. – Не поминай лихом. Может, еще хуже редактор в жизни встретится.
– Куда вы теперь? – растроганно спросила она.
– Не знаю. Буду проситься в районную газету, в деревню.
Трудно было узнать Копытова. Он не старался скрыть своего горя, выглядеть бодрячком или незаслуженно обиженным.
– Лесной, будь здоров, – проговорил он, протянув руку. – Желаю тебе успехов в работе и в жизни. Парень ты способный, но бедовый. Без царя в голове. На горе редакторам такие родятся. Газета таких не любит. Меня особенно не ругай. Будешь если редактором, кой-что поймешь, может, и сам таким станешь. Не раз Копытова вспомнишь. – Он повернулся к Николаю. – Ты, Рогов, давай за ум берись. Человек ты серьезный, тебе и карты в руки.
– Спасибо вам за все, Сергей Иванович, – негромко проговорил Николай.
– Не за что.
Копытов вышел, Николай догнал его в коридоре и прошептал:
– Сергей Иванович, помогите мне. Нельзя мне без вас в редакции оставаться. Выставит меня Полуяров в два счета. Возьмите меня с собой.
– Куда?
– Ну, где работать будете.
– А поедешь? – обрадованно спросил Копытов.
– А вы разве едете? – растерянно спросил Николай.
– Собираюсь. В районную газету.
– Это хорошо, – пробормотал Николай, – вас уже назначили?
– Назначат. Поедешь?
– Право, не знаю. Я ведь в сельском хозяйстве разбираюсь неважно.
– Смотри, Рогов… Куда-то ты сворачиваешь. Гнешь.
«Дурак!» – чуть не крикнул Николай, но улыбнулся.
Он смотрел вслед Копытову и не услышал шагов Риточки.
– Он в деревню едет! – шепнула она. – В деревню! Ужас!
– Не болтай глупостей, – обрезал Николай. – Сколько раз тебе говорить: не подходи ко мне в редакции.
– Пожалуйста, – оскорбленным тоном ответила Риточка. – Зайди к Полуярову.
– Начинается, – со злорадством произнес Николай, – помяни мое слово: выгонит.
Оказалось, что статья, от которой он пришел в восторг, не только не понравилась новому редактору, а возмутила его.
– Поедете еще раз, – сказал он.
– Вы не доверяете мне?!
– Я сомневаюсь в правильности выводов.
– Это издевательство!
– Проще съездить, чем скандалить.
– Я категорически отказываюсь, – твердо сказал Николай. – Это придирки.
– Тем хуже для вас, – устало ответил Полуяров, – плохо вы написали. Причину пьянства среди молодых шахтеров вы объясняете тем, что в общежитиях не хватает шашек и домино. Бывает, печатаем такие глупости. Поедете?
– Нет. Я подам заявление об уходе.
– Ничего лучше не придумали? – возмущенно спросил Полуяров. – Я не в восторге от вас, но давайте попробуем работать.
– Нет.
Николай написал заявление, и надеялся, что его не подпишут, но Полуяров без слов написал резолюцию «В приказ».
– Спасибо, – сквозь зубы процедил Николай, – я вас никогда не забуду.
Николай растерялся. Выйдя в приемную, он отвернулся от Риточки, чтобы она не видела его лица. Когда волнение несколько улеглось, Николай вернулся в отдел и сказал развязно:
– Лесной, можешь торжествовать. Меня таки выжили из редакции. Я ухожу. Теперь ты получишь долгожданное повышение.
– Всю жизнь стремился, – равнодушно отозвался Валентин.
– Попрощаемся? Пожелаем друг другу удачи на жизненном пути?
– Счастливо.
– Ты сейчас готов мне и цветы подарить?
– Нет. И не надо говорить пошлости.
– Скажите, какая суровость. Интересно, что у вас дальше будет. Одним бы глазком взглянуть, когда у вас пройдут души прекрасные порывы…
– Не надо, Рогов, – остановил Валентин. – Не надо хихикать. Желаю всего доброго.
Николай ушел из редакции, ни с кем не попрощавшись. На душе было препротивно. Тщетно старался он ободрить себя и своим независимым поведением, и легким успехом у хорошенькой Риточки с точеной фигуркой, и решением областного суда.
Дома он долго сидел в темноте, не зажигая света, думал… Со временем все забудется. Станет милым воспоминанием. Нелегко нам пришлось, но мы выстояли… Николай понюхал корочку, потряс головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30