Но и матери бывают агрессивными — так подсказывает общечеловеческий опыт. Я посмотрел на часы. Стрелка только перевалила за восьмичасовую отметку. Раненько молодой человек встает — видать, трудолюбив, как муравей. Но туда — к себе в фирму — он еще, похоже, не прибыл, потому что на работе телефон мне не ответил. Ладно, позвоню ему из “Аргуса”, когда появлюсь там. А для начала мне предстоит поговорить с соседями Чанышевых.Я уже обулся, чтобы выйти на улицу не в тапочках, когда зазвонил телефон. Пришлось посмотреть на не совсем чистые со вчерашнего еще дня башмаки, вытереть старательно подошвы о половой коврик и вернуться.— Привет, майор.— Здравствуй, майор. Ты еще не укатил на службу?Если Лоскутков названивает мне в начале девятого утра, значит, у него есть что сообщить частному сыщику. Ментам вообще живется легче. Отправляют запрос и получают ответ. А волка — то есть несчастного “частника” в моем лице — кормят, как известно, ноги.И телефонные звонки. И еще — в значительной мере — те друзья и знакомые, которыми он сумел обзавестись и которые прониклись его ужасающей долей и испытывают к “волку позорному” сочувствие. В данном случае, как вот сейчас, меня, возможно, подкормит, войдя в сиротское положение информационно голодного существа, майор Лоскутков.— Кажется, я еще дома. Но ты чудом меня застал. Кстати, я ждал твоего визита вчера.Весь вечер.— Не успел. Домой за полночь вернулся, а к восьми утра уже ноги гудят, как телеграфные столбы, — набегался. В отличие от некоторых лентяев, которым большие деньги платят неизвестно за что.— Если бы платили... — вздохнул я непритворно. — Всю бы оставшуюся жизнь ленился.— Что ты вчера такого наговорил в райотделе, что все они забегали, как тараканы от дихлофоса?— Я? Наговорил? — Теперь я удивился. — Единственно, что я сказал — их обвиняемая, если найдет себе хорошего адвоката или ей кто-то такого адвоката найдет, прямо из зала суда будет выпущена на свободу. Признание обвиняемой не есть доказательство ее вины.Ментам законы получше знать надо. Вот и все.— Нет, это все им, дуракам, и так понятно, — Лоскутков кашлянул. — Что ты им про пистолет сказал?— Посоветовал проверить, не числится ли за ним чего интересного? Я всю свою сознательную жизнь не доверяю пистолетам со сбитыми номерами. От нечего делать номера не сбивают — это не так легко.— Это я понимаю и без объяснений. Меня мотивы интересуют. Почему ты посоветовал?Ты что-то подозревал? Была какая-то мысль?Мнительному майору всегда кажется, что он страдает эзотерической дальнозоркостью, и потому он часто хочет видеть за простыми вещами больше, чем за ними стоит. Таким уж чертовски недоверчивым характером мента бог наградил.— Просто потому посоветовал, что они сами этого делать бы не стали. По лени или по халатности, не знаю уж... Или просто отложили бы дело в долгий ящик. Чтобы к нему больше не вернуться. Текучка, жалуются, их захлестывает. Еще мне не понравилось, что с пистолета почему-то стерты отпечатки пальцев убитого, которому оружие и принадлежало. Это дает какой-то намек.— И все?— Все. А в чем проблема? Тебе этого мало?— Проблема в том, что пистолет идентифицирован. И этим пистолетом пользовался в позапрошлом году Леший при одном из убийств. А перед этим похитил пистолет у убитого им старшего лейтенанта милиции. Там же, в городском бору.— Ты меня просто в краску вгоняешь... — сказал я сам себе комплимент.— То есть?Вот ведь непонятливое существо! Как же он с такими талантами вообще в сыске держится?— Если бы я не подогнал чуток ваших олухов, то это так и осталось бы тайной под вековой паутиной. Меня этот опер из района, как его фамилия...— Кудрявцев.— Вот-вот, меня этот лысый Кудрявцев долго пытался убедить в том, что он кудрявый, а эксперты, по его словам, настолько сильно загружены, что от работы потеют, а от пота лысеют.— Козлы... — не выдержал и прошептал майор. А у меня слух, кстати сказать, тренированный.— Полностью с тобой согласен. Только кто? Эксперты?— Те, кто работать не умеет.— Я скромно надеюсь, что ко мне это не относится? — Хотелось услышать из уст мента уверения хотя бы в минимальном уважении.Лоскутков словно бы не заметил мой вопрос. Таковым, по его мнению, должно быть развитое чувство ментовского такта. Он недоговаривает, а ты понимай как хочешь. Эту его манеру я давно изучил. И точно так же он любил бросать телефонную трубку — чтобы ты словно бы ощущал за собой чувство вины.Я несколько раз позволил себе повторить его маневр и, кажется, отучил. В последнее время он иногда даже со мной прощается, когда заканчивает разговор.— Теперь, получается, мы почти параллельным курсом пойдем. Только постоянно со мной связь держи. Ты что-нибудь уже раскопал?А вот это мне очень даже на руку. С Лоскутковым мы уже несколько месяцев как сработались, и при всей его угрюмости и моей, напротив, легкости характера умудряемся иногда один другому помогать. Отношение нашего общества к частным сыщикам сформировано в основном западными детективными романами и убойными американскими дебило-фильмами, сляпанными по одному сценарию. В действительности работа эта совсем-совсем иная. И то, что само идет в руки лицу государственному, мне приходится выцарапывать когтями и выдирать зубами — или же, со всем присущим обыкновенному спецназовцу Главного разведывательного управления коварством, выманивать обманом.— Нет пока. Только собираюсь. Ты вот меня остановил на полпути. Поеду опрашивать соседей, пока они не разбежались.— Вчера вечером надо было. Вечером легче кого-то дома застать.— Так я же тебя у себя дома ждал! Приготовил мешок сахара и хотел посоветоваться.Не дождался и потому начинаю сегодня с утра.Вечером продолжу.— Отлично. Что будет — сообщай сразу.Я забрал материалы из района. Теперь по всем вопросам обращаться только ко мне. Все!Пока...Нет, в последнее время он стал заметно вежливее.Значит, опять работаем вместе. Радоваться этому или расстраиваться — я еще не решил.Значит, или сам убитый был Лешим, или он, по меньшей мере, был связан с ним каким-то образом? Тогда дело серьезнее, чем казалось первоначально. Значит, предстоят плотные контакты и с ментовкой, и, возможно, с ФСБ.И как-то это может повлиять на отношения плательщика — Гоши Осоченко? Но если не так давно я умудрился помогать ФСБ и ментам, получая по трудовому соглашению дополнительную майорскую зарплату, то сейчас надеяться на это не приходится. Заинтересованность Осоченко следует сохранить. А для этого просто необходимо знать о нем побольше....Машину в гараж я в последнее время ставить перестал, чаще пользовался недалекой платной стоянкой. Хотя скоро придут морозы и придется от такого удобства отказаться. Уже сейчас приходится подолгу прогревать двигатель, чтобы старушка-развалюшка не приподнесла мне вдруг ненужный сюрприз.Поехал сначала, как и собирался, опросить соседей Чанышевых. До нужного мне длинного девятиэтажного дома на улице Цвиллинга добираться — пять минут. Но вот подъездная дверь оказалась, как часто сейчас бывает, на кодовом замке, точно таком же, какой стоит и на моем подъезде. С такими замками общаться умеют одни бомжи — для них каждый код является открытой книгой. Я до бомжей не дорос. Пришлось, вздохнув, дождаться, когда дверь откроется кем-то из жильцов.Первым вышел мужчина средних лет.— Извините... — показал я удостоверение. — Можно задать вам несколько вопросов?— Нет. Я очень спешу, — он словно бы испугался меня и даже поднял воротник куртки, хотя дождик еще только обещал вскоре начаться. Словно забором человек отгородился.“Ничего не слышал”, “ничего не видел”, “ничего не знаю” и все прочие “ничего”...— Впрочем, удивляться тут нечему: в наше время люди часто стараются избежать каких-то неприятностей для себя именно путем молчания и “ничегоневидения”. Не понимая по глупости, что этим опять же себя и подставляют, потому как могут оказаться участниками следующей по счету неприятности. И я уже давно научился определять по лицу — кто будет говорить много и откровенно, старательно выказывая собственное отношение к происшедшему, кто будет больше сам спрашивать и сверкать при этом глазами в предвкушении того, что сможет поделиться с кем-то третьим информацией, а кто вообще избежит разговора.Ну и ладно. Начало неудачное — с утра это всегда неприятно, но что-то выудить я все равно смогу. Хорошо, что первый потенциальный свидетель не захлопнул у меня перед носом дверь. Проход открыт. И я пошел по квартирам, начиная со второго этажа, потому что на первом этаже по длине всего дома были расположены библиотека и какие-то отделы банка. Сам же банк построил себе большое и солидное здание через дорогу. Кстати, прямо за банком располагается райотдел милиции.Так что предполагаемой убийце — Саше — не надо было идти слишком далеко.Но — увы и ax! — запустили меня, подозрительного, только в две квартиры. В других — или уже не было никого дома, или просто говорили из-за двери, что ничего не знают и не видят необходимости в разговоре. Да, менты и в этом имеют больше возможностей для сбора информации. Их хотя бы за порог пускают, хотя тоже без удовольствия. Если бы они еще желали ходить и спрашивать, чего бы лучшего оставалось желать...На втором этаже дверь мне открыл невероятных размеров детина с небритой физиономией. Наверное, он когда-то занимался спортом, иначе жир бы у него уходил целиком в пузо и в место пониже спины. У этого же и плечи были необыкновенной толщины — впечатляли не меньше, чем живот.— Чего надо?Я представился и показал удостоверение.Он в него даже не глянул.— Заходи. Пиво будешь?— За рулем... — ответил я, разуваясь в прихожей.— Ну и зря... Пиво — это жидкий хлеб. Ты насчет этого?.. С пятого этажа?..— Чанышев, — подсказал я и включил в кармане диктофон. Удобная штука, особенно если вывести микрофон от него в собственный воротник.— Ага. Валек... Я-то его еще пацаном помню. Серьезный такой, насупленный всегда ходил. Шахматами, наверное, занимался.Всегда шахматную доску с собой носил.— А когда из пацаньего возраста вышел, таким же насупленным остался? — Меня интересовал круг общения убитого. К сожалению, я сразу не поговорил об этом с Гошей Осоченко. Сказался мой слишком небольшой опыт сыскаря. Думал сначала познакомиться с милицейскими протоколами, а потом уже решать. За бесполезное дело я тоже не хотел браться.— Да кто его знает? — детина налил пиво в высокий стакан и долго цедил “жидкий хлеб” сквозь зубы. С его авторитетным животом можно позволить себе выпивать не только стаканы, не отрываясь, а целые трехлитровые банки. — Я на Севере долго работал. Второй год только, как вернулся. Так, встречал иногда Валька в подъезде. Из окна порой видел. Насупленный-то он остался, а так — вежливый, всегда здоровался.— Чем он занимался?— Вот уж чего не знаю... Где-то, наверное, работал. Его всегда на машинах до дома довозили — это я видел. Я сам водила... Сейчас — на инвалидности, после аварии... Понимаю, что на таких иномарках просто так до дома не подвозят.— На каких?— На солидных. Чаще — на джипах. Разные были машины. Наверное, фирма, где работал, большая...— А друзей его не знаете?— Я не сильно любопытный. Вижу иногда кого-то чужих... Может — к нему, может — к кому-то другому... Не буду же я спрашивать?— А его жену вы знали?— Только с ним видел. Даже не знаю, как зовут. Такая вот... — верзила свернул фигу.Этот разговор ничего не дал. Я распрощался с хозяином, поблагодарил за беседу, хотя благодарить следовало не за нее, а только за то, что он позволил мне, как зрителю в цирке, посмотреть на моментальное поглощение нескольких литров пива. Правда, я не аплодировал. Должно быть, от зависти.Следующая дверь, которая открылась на мой звонок, была на четвертом этаже. Пожилая сухопарая женщина, не выпускающая изо рта папиросу, мое удостоверение изучила тщательно, сверяя фотографию с оригиналом.— Ну и что вам надо?— Побеседовать хотелось бы... Насчет вашего убитого соседа сверху.— Заходите. Только ноги хорошенько вытрите.Я так старательно топтал половую тряпку перед порогом, что даже хозяйка не вытерпела, приглашающе махнула рукой.— И вот здесь разуйтесь, — показала угол коридора.Я и это выполнил безропотно. Не мент, я всегда разуваюсь в чужих квартирах.— Я не знаю, что он из себя представлял... — сизый дым повис в кухне, куда мы прошли для беседы, и кудрявыми слоями поднимался над ее химической завивкой. — Мне кажется, он нигде не работал.— Почему вы так решили?— Постоянно был дома. И жена тоже — дома. У нас тут такие полы и потолки, что каждый шаг слышно. Постоянно ночами шлепали, спать мешали.— А выстрел?— И выстрел я слышала. Часов в двенадцать это было. Только я не поняла, что это выстрел. Я телевизор смотрела. И подумала — что-то там упало. Потому что грохот такой был! Да я все милиции уже рассказала...Ага, интересный факт! А в материалах “дела” протокола допроса соседки нет. Надо сказать Лоскуткову.— Вероятно, это упало после выстрела тело?— Может быть, и так. Но как я могла предположить, что это за звук, если я выстрелы раньше только в кино слышала?— А голоса, крики какие-нибудь доносились?— Когда они ругаются, у нас тоже слышно.Особенно на кухне, через вентиляцию. В этот раз не ругались. Я незадолго до этого грохота на кухню выходила, чайник кипятила. Вот, опять, слышите?Она подняла перед носом длинный, как школьная указка, указательный палец.Явственно над головой слышались шаги.Шаги?Но, насколько я понимаю, квартира должна быть опечатана! И отметку об этом я сам в “деле” читал.— А кто там может быть? — спросил я самое нелепое, что могло прийти на ум.— Откуда я знаю...— Извините, — я стремительно направился к входной двери, быстро обулся и ринулся на пятый этаж, не успев завязать шнурки.И пожалел, что пистолет вчера оставил в сейфе. Но кто мог знать, что так дело обернется?Ведь вечером я даже не предполагал, что убийство Валентина Чанышева как-то связано с кровавым делом Лешего! И устраивать перестрелку с соседями или с гостями убитого тоже вчера не собирался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34