Не созрело народонаселение нашего города для плотной работы с частными сыщиками. Единственное, что выручает, это — охранная деятельность и сопровождение грузов. А зарплату получать желают все. Хотя бы по тарифу, если нет работы настоящей. А про такую многие уже почти забыли.— Я не совсем в курсе социальной жизни общества ежей, но ты у кого-нибудь спроси сведущего — они на зиму в спячку не ложатся?Может быть, он просто к зиме готовится и потому не вылазит из своей норы?— Из-под кровати... — поправил меня Лева. — Ты компьютер еще не купил? А то, может быть, договоришься на наличные? Нам налоги платить надо. Денег не хватает.— Купил. И компьютер, и сотовый телефон. Мне выделили для этого энную сумму.Остатки я сдал в кассу. И подпиши вот эти бумаги.Лева бумаги посмотрел.— Столько истратил!.. — Шефа обуял тихий и бледный ужас. — Нам как раз бы хватило.— Что поделаешь. Клиент платит с условием. Я условие выполняю. Его капризы — это его же личное дело. Желает он, понимаешь ли, работать с агентством, которое умеет показать современный уровень. Да ты не расстраивайся. И осталось, я думаю, немало.— Вычти из них оплату тебе, и ничего не останется вообще... Ты же...И он посмотрел на меня с надеждой, не договорив фразу до конца.— Не переживай, это же только аванс... — я постарался его успокоить, но от благородного жеста с предложением задержать мне выплату причитающихся процентов воздержался.А Лева так ждал именно этого жеста.Затрещал селектор.— Лев Борисович, — сообщила секретарша, — из горотдела звонят. Майор Лоскутков.Спрашивает Сергея Ивановича. От вас будет говорить?— Нет, пусть перезвонит к нему в кабинет.Он уже идет, — распорядился Лева.Я пожал плечами и оставил его дальше позевывать в гордом одиночестве и зеленой тоске.Когда открыл дверь кабинета, телефон уже трезвонил. И, тем не менее, я не поспешил взять трубку. Прежде всего налил в бокал воды и воткнул в розетку кипятильник — спал сегодня мало и организм очень просил чайку покрепче. И только после этого протянулся за трубкой. Телефон из-за компьютера пришлось переставить чуть дальше. Это было не совсем удобно. Надо для него тумбочку какую-то купить, если Лева решится разориться. А если не решится, то я притащу тумбочку из коридора своей квартиры. Она как раз впишется в угол.— Агентство “Аргус”. Слушаю вас.Это оказался не Лоскутков.— Доброе утро, Сергей Иванович. Вас беспокоит Вениамин Вениаминович.— Очень рад. Но поскольку мы расстались только вчера вечером, я думаю, что мне еще рано докладывать вам о выполнении задания.Он величаво рассмеялся. Да, по телефону он производит впечатление еще более солидного человека, чем в действительности. Хотя куда уж больше-то — и так я себя грузчиком с пивзавода чувствую, когда вспоминаю стоящие рядом его и свою машины. Похоже, у Левы Иванова такое же впечатление сложилось о моем клиенте еще раньше. Потому он и стремился его когда-то посадить — чтобы самого себя ощущать более значимым. Знаю, это с ментами бывает...— Что вы. Я пока не тороплю вас. Просто у меня к вам возникла дополнительная маленькая просьба...А вот этого я уже давно ожидал. Можно сказать, со вчерашнего вечера только об этом и думал. И просто мечтал услышать еще одну “маленькую” просьбу, стоимостью в две тысячи долларов. Потому что основное задание клиента никак не тянет на такой аванс. Там работы-то — пустяк. Убийство раскрыть...— Разговор, насколько я понимаю, не телефонный?— Да, я предпочитаю говорить глаза в глаза. Так получается понятнее.— Я вас с удовольствием выслушаю. Только, если не возражаете, чуть попозже. У меня сейчас важное свидание, и не могу сказать, насколько оно затянется. Давайте я позвоню вам, как только освобожусь. — Срочного свидания у меня, естественно, не было. Но, во-первых, надо все-таки показать клиенту, что человек я сугубо занятой и просто так денег не получаю. В поте лица тружусь. Во-вторых, меня разыскивал Лоскутков — а он может мои планы подкорректировать. Это с майором бывает. А в-третьих, сели батарейки в диктофоне.Надо до разговора новые поставить.— Хорошо. Звоните по сотовому. Я могу куда-то выехать, — и он продиктовал номер.Только я положил трубку, не успев даже кипятильник отключить, позвонил уже долгожданный мент.— Привет, майор.— Здравствуй, майор, но подожди пять секунд. Я чай завариваю.Хорошему Лоскутков не научит. И это именно у него я научился так нагло врать. Он всегда просит по телефону подождать минуту, а трубку обычно берет снова только через три.Я, конечно, не мент, и так тянуть время не умею, но с минуту на, приготовление чая у меня тоже ушло.— Рассказывай, — сказал я.— Паша твой как в воду канул...— Надеюсь.— Что? — не понял он.— Надеюсь на то, что ты до него не доберешься и не получишь вдобавок к первому перелому еще один. А то с тобой вообще невозможно будет говорить. И так дикция нарушена. Ты к медикам обращался?— Переживут... — он зол. — Что ты хотел от Александры Чанышевой?— Я хотел посмотреть, как она будет вести себя, когда ты отпустишь ее под подписку.Чем займется?— Хочешь за ней установить наблюдение?— Нет. Я хочу, чтобы ты установил такое наблюдение сам. У вас же есть служба “наружки”. Запускай их в работу.— Какой в этом смысл?— Это я тебе рассказал бы при очной встрече. Ты сейчас свободен?— Жду результат экспертизы. Обещали в течение часа закончить. Так что все это время я буду на месте.— Экспертизы по какому делу?— По Лешему. Анализ на ДНК взяли и у Чанышева, и у Панкратова.— Ты Панкратова допрашивать будешь?— Буду.— Я хотел бы поприсутствовать.— Зачем? Ты же Лешим не занимаешься.— Он компьютерщик. А я приобрел себе компьютер. Хочу поговорить.— Вот еще... — Лоскутков догадался, что просто так я время терять не буду. — Приезжай через час.— Я сейчас подъеду. Пока поговорим о Чанышевой. И еще мне надо кое-какие машины проверить.— Опять “хвосты”?— Да.— Давай. Жду.Как ни жалко мне было расставаться с только что приобретенным компьютером, а все же пришлось бросить на него почти нежный взгляд и тщательно повернуть в замке двери ключ. Чтобы никто, не приведи боже, не вздумал в мое отсутствие поиграть за моим столом. Игры, кстати, мне Валера установил вместе с остальными программами первой необходимости. Естественно, программы были не лицензионные. Таковы жестокие жизненные законы нашей страны, и мне хочется попросить прощения у господина Гейтса и остальных ему подобных. На лицензионные, думаю, мне не хватило бы и всех двух тысяч.Интересно проверить — в ментовке и в ФСБ какие стоят программы?В это утро дождь вроде бы не намеревался проявить себя явно, хотя небо по-прежнему было затянуто тучами, как театральная сцена в антракте спектакля бывает закрыта занавесом.По дороге я опять обнаружил за собой “четверку” цвета “баклажан” и вторую машину — старенький и неброский “Опель-кадет”.Ведут парой. И чуть ли не профессионально друг другу передают. Кто-то их учил основательно.Я остановился и зашел в магазин, чтобы купить батарейки. И попытался сквозь витрину присмотреться. Бесполезно. На кулак они не лезут. Такое впечатление, что вообще пропали из моего поля зрения. И, тем не менее, я чувствовал, что они где-то здесь, рядом. Более того, показалось даже, что и в магазин кто-то из них за мной пожаловал, чтобы понаблюдать.Проверить это не очень сложно. Сей магазин я знаю. И потому внешне рассеянным взглядом я осмотрел первый зал, где и сделал покупку, а потом перешел во второй — в противоположный конец. Там тоже сумел присмотреться. Нет, никого не обнаружил. Тогда просто вышел через склад, с которого продают сантехнические и строительные изделия. Там всегда есть люди около открытых грузовых дверей. Так и есть. Я перешагнул сразу через два унитаза, укутанных в длинные стружки, и вышел на улицу. “Четверка” цвета “баклажан” стояла здесь, страховала возможный мой “побег”. Но в машине никого не было.Никого не было и рядом. Пустой двор. И я вовремя вспомнил о ноже Гоши Осоченко. Огляделся, подошел к машине, нажал кнопку на ноже. Лезвие выскочило настолько хищно и упруго, что просто руки зачесались — так захотелось проколоть колесо. Что я и сделал.И спокойно двинулся в обход дома к своей машине. Обернулся только на углу. За “четверкой” виднелась чья-то склоненная над колесом фигура. Можно было бы вернуться и поговорить. И оставить там хозяина в таком же состоянии, как и колесо. Но сначала предстояло выяснить принадлежность машин. И вообще, с некоторых пор я предпочитаю мирно “хвосты” наблюдать и почти на них не реагировать. Так опыт подсказывает. А то как-то не так давно я “объяснился” с “хвостом”, а его через пару минут убили. Пытались меня подставить.Дальнейший путь до городского управления я проделал со скромным сопровождением только в одну машину. Но зато ее стало больше заметно. Глава тринадцатая 1 Леший почти спокойно прожил год после первого убийства. Почти — это не потому, что милиция уже никого из студентов, принимавших участие в вечеринке, не доставала. А она и не доставала. Дело стало привычным, по нынешним временам, “висяком”. Леший и так уже совершенно не боялся милиции, понимая, что выстроил настолько правильно собственную психологическую линию поведения, что никто и ничего ему приписать не сможет.Более того, всем кажется, что его и подозревать-то смешно. И от таких мыслей на лице Лешего появилось постоянное выражение блуждающей полуулыбки, за которой скрывалось только его собственное знание происшедшего. Никто в целом мире не знает... Но знает он! Даже значимость он свою почувствовал от этого.Беспокоило его только одно — воспоминание. Ну, прямо как зубная боль. Нет, у Лешего совсем не было раскаяния. И не было чувства вины. Но он не смог ничего “сделать” с убитой там, в лесу. Почему? Откуда может у него взяться импотенция? Вроде бы ничем не болел, что может привести к таким последствиям. При службе в армии, хоть и в ракетных войсках служил, не облучался, не работал на вредном производстве. Но, прочитав кучу книг и журналов по интересующему вопросу, он пришел к мнению, что такое случается. Что это — временное явление психологического порядка. И слегка успокоился. Когда надо будет, все будет в порядке. Он так себя убеждал, хотя полной уверенности в своих сексуальных способностях не было.В последний год обучения занимался Леший старательно. Много времени проводил в институтской и в публичной библиотеках. И к госэкзаменам подошел с “прочным багажом знаний”, как говорила его мать. Она вообще любила говорить фразами из своей комсомольской молодости, и оттого язык матери казался иногда Лешему “мертвым”. Таким же, как, скажем, латинский. Но “мертвый” латинский язык все же использовался в католических молитвах и в медицинских терминах, кажется, и в юриспруденции — а комсомольско-партийный язык ушел в прошлое. И оттого мать со своим лексиконом и со своими призывами к морали казалась старой ненужной вещью. Но с ней он смирился, хладнокровно думая, что она, такая больная и старая, проживет еще недолго. В остальном мать ему не мешала, потому что Леший привык совсем не слушать, что она говорит. Словно не с ним она разговаривает. Словно в комнате его нет.Так и проходили дни. Он дома занимался или сидел за компьютером. Сумел летом подзаработать и купить компьютер — пробовал в коммерческой фирме себя как программист.Получилось без ярких успехов, но и без провала. Среди других он незнанием не выделялся.Но вот перед сдачей госэкзаменов, когда солнце загуляло вовсю, снова Леший стал просыпаться в поту. Снова звали и манили его горячие губы. Но теперь он не боялся этого.Хотя и мучился. Но мучился больше оттого, что подоспел этот зов совсем не вовремя — экзамены.За пару дней до первого из них Леший возвращался с консультации, отрешенный от внешней жизни. Зов горячих губ преследовал его уже настойчиво и не давал сосредоточиться на подготовке. На перекрестке прямо в спину ударил автомобильный сигнал. Леший вздрогнул и обернулся. И не сразу узнал человека, который сигналил и махал ему через ветровое стекло стареньких “Жигулей”. А человек показывал, что сейчас повернет и прижмется в первом ряду. Встань, дескать, там поблизости.Сигналили другие машины, требуя продолжения движения. Замигал зеленым светофор, предупреждая, что пора закончить переход.Леший перебежал к газону и остановился на недавно выскобленной граблями дворника прошлогодней жухлой траве. Тут же подошла и “жучка”. Распахнулась, приглашая внутрь, дверца.Это был Коля, с которым служили вместе в армии. Но никогда они не дружили. Пару раз за прошедшие годы встречались, но Коля обычно не проявлял желания завязать более тесную дружбу.Леший сел в машину.— Привет, старина. Что такой суровый ходишь, словно на тебе воду возили?— А ты что такой веселый?— С “тачкой” своей прощаюсь. Сегодня сдаю ее и новую беру... — Коля самодовольно похлопал себя по карману.Леший не отреагировал. Он равнодушно относился к подобным благам. Деньги, как таковые, мало его интересовали. Он признавал их только как инструмент для чего-то другого.Например, для покупки компьютера. Или для естественного потребления пищи. Именно естественного, а, не такого, который становится самоцелью.— Сегодня получил приличную сумму. Теперь уж хорошую возьму, не такую тарантаску, — Коля двумя руками стукнул по рулю. — “Бээмвушку” думаю.— Новую?— На совсем новую не наскреб. Но чтобы прилично смотрелась хотя бы. Подружек катать...— Ты ж вроде женат...— Вот я и собираюсь не жену катать, а подружек. Заехал в гости, посадил в машину, и — в лесок.И Леший вдруг вспомнил, как год назад наблюдал из кустов в городском бору за такими же машинами.— А я послезавтра первый госэкзамен сдаю.Готовлюсь. Голова уже кругом идет.— Заканчиваешь институт, что ли?— Да. Потом — преддипломная практика, потом — диплом, и все... Осенью я — уже программист.— А куда тебя распределили?Леший посмотрел на него удивленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34