Внешне, подумал Леший, глядя перед уходом в зеркало, никто не подумает, что вчера такое с ним случилось.А разбитые руки — это ерунда. Это даже добавляет мужественности.Он уже слегка оправился. Прошла истерика, хотя страх остался. В таком настроении он и пришел в институт. И только там вспомнил, что рассказал вчера девушке, где он учится. Он не знал, что с ней случилось — жива она или нет. И тогда впервые пожелал другому человеку смерти. Если она умерла, то не сможет ничего сказать.Оказалось, расписание изменили. Первая пара должна проходить в большой аудитории сразу для нескольких групп. Они расселись, когда открылась дверь, вошел преподаватель, а с ним — милиционер...Выключил кто-то свет или еще что-то случилось — Леший не понял. Помнил только, что снова была вспышка в мозгу, словно в голове зажглась дуга электросварки. И только через какое-то мгновение дошел до него голос преподавателя. Их специально собрали вместе в этой аудитории. Милиционер будет читать правовую лекцию о наркомании и об ответственности за распространение наркотиков.Эти две пары Леший отсидел с трудом.После встречи с милиционером опять подступила истерика. Кричать хотелось. Чтобы жилы при этом на шее лопнули, как перетянутые струны. В страхе кричать. Но страх этот был не оттого, что он сделал, а от того, что он боялся последствий. И даже не ответственности, а просто позора.А потом — убежал. Не ушел с занятий, а именно убежал. Точно так же, как убегал вчера. В страхе...Но теперь он пошел не домой. Он пошел туда, к ее дому, в надежде хоть что-нибудь услышать, хоть что-нибудь узнать про вечерний случай в подъезде.Вот он — дом, вот он — подъезд... Страшно... Вдруг кто-то видел его вчера из окна?Или сама девушка жива и видит его сейчас?Он же даже не знает, в какой квартире она живет — или жила. Не знает, где ее окна.Но еще страшнее — ничего не знать...Три пожилых женщины сидели у подъезда.Леший неторопливо, чуть ли не прогулочным шагом прошел мимо них. Женщины тихо шептались. Так тихо, что он прочел в их шепоте страх, чуть ли не ужас. И свои шаги ускорил.Он долго еще будет бояться. Ему будет очень хотеться кому-нибудь рассказать об этом. Но рассказать — некому. Никто не хочет его слушать. И рассказывать — нельзя. * * * ...И только через несколько месяцев, когда постепенно страх уляжется и уйдет совсем, он однажды вспомнит горячие и мягкие губы девушки. И снова ему захочется испытать это ощущение. Он будет со сладострастием вспоминать короткие мгновения — вспоминать и страдать... 3 — Любезный, а вы не слишком ли много запрашиваете? — Александр Матвеевич сделал ударение на слове “слишком”. Он умело пользовался своей способностью переходить от мягкой беседы к жесткой постановке вопроса.И голос его справлялся с интонациями, позволяющими в одной фразе первое слово произносить так, что слабонервному человеку хочется улыбаться, а второе — так, что хочется сразу после смеха начать плакать навзрыд.— Вот полная калькуляция, — Снегирев, редактор одной из областных газет, пододвинул к Хозяинову листок с колонками статей расхода и цифр предполагаемых затрат. Снегирев — человек не слабонервный, как и большинство больших, бородатых и пузатых мужиков. Он, надо думать, обошел уже не один десяток претендентов на депутатское кресло и волю в борьбе с ними натренировал. — Мы же тоже не можем работать бесплатно, даже имея какие-то свои политические убеждения.Фраза о политических убеждениях раздосадовала, как невозможно пересоленный суп — голодного. Александр Матвеевич предполагал, что политические убеждения существуют сейчас только у стариков и старух, выросших в период построения “светлого будущего”. Но и существуют исключительно потому, что плохо сейчас государство о стариках заботится, а сами они о себе заботиться не научились. Некогда было — “светлое будущее” строили! Остальные же делают только свои дела, политическими лозунгами прикрываясь. Как этот редактор, как сам Александр Матвеевич И это — естественный порядок вещей, которыми начала жить вся страна. Иначе сейчас не проживешь сам, и детям своим не дашь возможность жить в будущем достаточно прилично.В принципе, сто тысяч рублей за стотысячный тираж газеты — это не так и много. Чуть-чуть больше обычной нормы. Но нынешняя норма не обычная — норма предвыборная.А выборы деньги пожирают пачками, не разрывая банковскую упаковку. Зубов для разрывания этих упаковок не напасешься. Если сказать кому-то, скажем, в Москве, что газета обходится всего в сто тысяч, там не поверят.В Москве цены на порядок выше. Но для провинции это — большие деньги.— Мы будем делать четыре номера газеты.Это уже, прошу вас учесть, опыт. Понимаете это? Оптовые цены должны быть ниже. К тому же я плачу “черным налом”. За эти деньги никто с вас не спросит, и ни одна налоговая полиция о них не узнает, — Хозяинов не зря работал когда-то официантом. Счет деньгам он знал.— Ну, хорошо, — согласился Снегирев и вздохнул колоритно — так, что живот его колыхнулся. — По девяносто тысяч за номер.Это — минимальная цена. Меньше я никак не могу. Если я буду платить “налом” в типографию, то мне придется добавлять пять процентов с продаж. Вы же знаете закон... Здесь я только проигрываю.— Договорились, — вздохнул Хозяинов.Он понимал, что цена в самом деле почти нормальная для периода выборов, но хотелось выторговать еще хоть сколько-то. Конечно, когда в городе выпускается достаточно большое количество газет, найти издание и сторговаться к обоюдной выгоде не так-то и трудно.Но ему нужна именно эта газета — одна-единственная. С ее репутацией и, того более, с отдельными членами коллектива, имеющими в городе устоявшийся авторитет. Так было продумано и высчитано.Редактор опять вздохнул. Но уже облегченно. Ему даже улыбнуться захотелось — и он улыбнулся. Но, чтобы не выдать свое состояние, рот скривил, демонстративно показывая, что улыбка — горькая. Еще десять минут назад Снегирев готов был согласиться выпускать газету и за пятьдесят тысяч, и даже дешевле, чтобы только-только хватило окупить затраты и хоть минимум выплатить сотрудникам. А все оказалось так просто. Вовремя он почувствовал, что заказчика интересует не столько газета, сколько мнение горожан о ней. Весьма уже устоявшееся мнение, которое кого-то может раздражать, кого-то приводить в восторг, кого-то заставлять бежать в суд для “защиты достоинства”, но факт остается фактом — ни одного суда газета не проиграла. И это тоже важно для Хозяинова.— Где материалы? — спросил Снегирев, положив широкую ладонь на лист калькуляции.— Вам их доставят сегодня же. Прямо на магнитоносителях. Так и вам, насколько я знаю, удобнее — набирать заново не надо.И не забудьте главное условие. Оно обязательное. Обязательное!С главным условием редактор все уже устроил. Оно радовало сердце не в меньшей степени, чем остальные — официально газета в этих номерах поддерживает других кандидатов. Каждый раз — разных. Которые тоже что-то платят. Понемногу, но официально. Тогда уж сам черт не разберет выверенную политику — за кого и против кого стоит бесплатная газета, кто заказал большой тираж? А если учесть, что половина площади отдается рекламе, то вообще сегодняшняя сделка просто сверхвыгодна.Они пожали друг другу руки.Редактор вышел. * * * Александр Матвеевич прошелся по кабинету. Он почти успокоился. Все последние дни нервничал, как обезьяна перед экзаменом в ГИБДД, а сейчас успокоился. Так всегда бывает, когда обратной дороги нет. Машина закрутилась. Теперь ее уже трудно остановить, потому что у машины — очень тяжелый маховик.Правда, материал есть только на первые три номера газеты. Но с четвертым можно еще что-то придумать. Время есть. Выходить будет по номеру в неделю. За три недели надо найти нового хакера и усадить его за работу. Так не вовремя Чанышев не поделил что-то с женой...Сам Александр Матвеевич, президент компании, оптом поставляющей в область импортные продукты питания, не собирался в депутаты. Во-первых, это казалось ему малоинтересным, а во-вторых, ему и так жилось неплохо. К тому же две судимости за хозяйственную деятельность еще в советские времена были балластом в имидже. Но генеральному директору компании, старому товарищу и компаньону, он помогал со всем своим организаторским опытом. Противников будет много.Из них серьезный — только один. Генеральный директор крупного завода. Вернее, сейчас уже можно смело сказать — противник был серьезным...От слова “был” захотелось улыбнуться.Хозяинов еще раз перелистал распечатку материалов, которые ему Чанышев успел при жизни передать. Это будет такая хорошая “бомба”, что сопернику придется очень и очень постараться, чтобы не попасть под суд и не сесть надолго. Тогда ему будет уже не до депутатского мандата.Газету Александр Матвеевич выбрал не случайно — не первую попавшуюся и не самую популярную. Но — скандальную. Дело в том, что в этой газете работает заведующим информационно-аналитическим отделом бывший старший следователь прокуратуры Владимир Филичкин, известный своими разоблачительными статьями против сильных мира сего в областном масштабе. Причем бывший следак — а нынешний журналист — не видит разницы между полукоммунистической администрацией и криминальным миром, доказывает, что они по уши “повязаны”. Сам нынешний областной прокурор после нескольких статей слег в больницу в предынфарктном состоянии. Со следователем-журналистом много раз судились, как и с самой газетой. И все дела он выигрывал! Потому что всегда имел копии или даже подлинники документов, на которые опирался при подборе материала. Однажды его пытались взорвать — спасла случайность. И это все — тоже имидж.Сейчас материал будет подаваться, минуя бывшего следователя. Но об этом знает только определенный круг лиц. И сам Хозяинов и его подопечный кандидат в депутаты останутся в стороне. Более того, газета будет давать за копейки рекламные материалы других кандидатов — несерьезных и никому не известных, у которых практически нет шансов на победу.В этом случае автоматически будет прослеживаться связь между этими кандидатами и появлением разоблачающего материала по директору завода. Пусть ищут связь. Только до того ли будет после такой публикации?Новый закон о выборах достаточно жестко регламентирует появление средств, используемых в предвыборной кампании. И исключает пожертвования из анонимных источников, чтобы не допустить использование криминального капитала. Это как раз та статья, по которой директора завода окружная избирательная комиссия будет вынуждена снять с выборов. А дальше дело перейдет в прокуратуру, а потом уже и в суд.— Александр Матвеевич, к вам Вениамин Вениаминович пришел, — сказал селектор изуродованным голосом секретарши. — Примете?Хозяинов аккуратно нажал на клавишу:— Пусть заходит.Вениамин Вениаминович пришел на сей раз один. Мрачный, в расстегнутом плаще, он показал Хозяинову на дверь в комнату отдыха.Там сразу сел в кресло и тяжело вздохнул.— Что случилось?— Менты забрали компьютер из квартиры Чанышева.Александр Матвеевич с минуту, наверное, обдумывал ситуацию. Как она повлияет на все дело?— Что там может быть?— Все там может быть. Я не знаю, какие данные он сохранил, а какие уничтожил.— При чем здесь мы?— С одной стороны, вроде бы и ни при чем. Но с другой — когда появятся в печати материалы, кое-кто может понять, что Чанышев причастен к их добыванию.— Кто сможет привязать к этому нас?— Кто-нибудь найдется. Через ту же газету могут добраться. И это — еще не самое худшее. Может возникнуть подозрение, что Чанышева не жена убила, а заказчик работы — чтобы убрать следы. Доказать это невозможно, потому что мы не убивали, но тогда мы можем по другому поводу “выплыть”. Эта операция с банком...— Хреново дело, — Хозяинов опустил голову, задумался. — На нас могут выйти только через публикацию. Так?— Так.— Но мы же не можем от нее отказаться?Тогда вообще зачем вся эта наша работа? Публикация — главное звено. Самый сильный, решающий ход. Надо искать что-то иное. Твои предложения?— Адвокат у Чанышевой уже был. Я с ним только что по телефону разговаривал. Вечером мы встретимся и обсудим все в подробностях.Он говорит, что защитить ее можно. Без проблем.— Значит, поставь ему противоположную задачу. Не понимаю, что здесь сложного? “Потопить” девку, и дело с концом. Не будут искать убийцу, не будут связывать разные дела.— Понял. Я тоже так сначала думал. Потому и пришел посоветоваться. Застрелила — пусть сидит.— А это в самом деле она?— Вот в этом я сомневаюсь. И не знаю, что будет, если суд посчитает доводы обвинения неубедительными. Даже при активном противодействии адвоката такую возможность исключить нельзя. К тому же слишком заметная адвокатская контрработа будет судьями воспринята еще неизвестно как.— Понимаю. Тогда мы контроль за ситуацией теряем. Возникает новая и совсем непредсказуемая. Есть хоть какая-то надежда на ментов?— Они со своим Лешим по уши завязли.Им не до убийств никому не известных людей.— Что предлагаешь? — настроение Александра Матвеевича начало окончательно портиться.— Я тут поднял на ноги кое-кого из своих старых знакомых. И смог выяснить, что за человек был с ментами в квартире Чанышева.— Ну?— Это частный сыщик. Бывший офицер разведки. Говорят, что толковый. Вчера он уже в райотделе знакомился с делом. Сегодня приступил плотнее.— Ну и что?— Нам неясна пока его роль. Но я думаю...— Понял... Тогда наймите его. Найти настоящего убийцу. Пусть и на нас потрудится.По крайней мере, тогда мы будем хотя бы знать, чем он занимается...— Частные сыщики обходятся в копеечку.Александр Матвеевич кивнул.— Придется платить.— Платить так и так придется. Деньгами — это понятно. Только мне кажется, что придется в какой-то мере вводить его в курс дела.— Исключено.— Тогда надо придумать обоснование нашей заинтересованности в деле.— Налепи ему что-нибудь про программы.Ты лучше меня это дело знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34