Если же его повезут на суд в Англию…
— А если он просто исчезнет однажды ночью, будет лучше?
— Данмор никогда не пойдет на такое.
— Ошибаешься. Данмор — человек нервный, особенно теперь, когда Пейтон Рандолф повсюду кричит о законах природы и требует выборов в виргинский конклав. Ну кто заметит исчезновение молодого шустрого парня? — Лорд Стирлинг перестал изображать улыбку и уставился на нее жестким взглядом. — Я с легкостью расправлюсь с ним сам. Я убивал и раньше, девчонка, не сомневайся. И убью еще раз, если потребуется. Это мой путь к королевской милости, и я ее добьюсь.
Холод сковал Аманду, ей захотелось подойти к огню, чтобы почувствовать хоть толику тепла. Но у камина стоял Найджел Стирлинг, а она ни за что не смогла бы сейчас приблизиться к нему хотя бы на шаг.
— Мой муж убьет тебя!
— Вот как! Ты, значит, предала Англию и переметнулась на сторону этого сброда?!
— Я верна короне.
— Тогда докажи это — или, клянусь, Дэмьен Розвелл не доживет до утра Так или иначе, леди, я позабочусь, чтобы он умер. И не обольщайся нынешней обстановкой в колонии. Одна быстрая и решительная акция Лондона — и этот мятеж будет подавлен в зародыше Аманда молчала, глядя на него. Она ему поверила. Он мог убить Дэмьена или захватить и сделать так, чтобы его отправили в Ньюгейтскую тюрьму. Пусть это противозаконно, но у отца достаточно влияния, чтобы выполнить свою угрозу.
Найджел шагнул к ней.
— Не приближайся! — предупредила она, и отец остановился, в очередной раз улыбнувшись.
— Докажи! Если ты так предана короне, послужи ей!
Она лихорадочно соображала, сердце провалилось куда-то вниз.
Вспомнив разговор в кофейне, Аманда подумала, что, наверное, сможет спасти Дэмьена, на деле послужить, короне и в то же время не подвергнуть при этом риску ничью молодую жизнь — Существует склад оружия, — выпалила она.
Глаза Стирлинга засверкали от удовольствия.
— Где?
— У… у реки. На складе в Джонсборо.
Стирлинг улыбнулся и взял свою шляпу.
— Если ты сказала правду, девчонка, то, значит, подарила себе Рождество Прощай, дочь.
Он ушел. А Аманда еще бесконечно долго не могла пошевельнуться. Ей было так холодно, что даже жар огня не смог бы согреть ее сейчас. Она не ощущала, что только что помогла Англии. Она чувствовала себя так, словно предала не только патриотов…
Но и Эрика.
Пройдя через комнату к графину с бренди, она налила почти полный бокал и быстро выпила. Налила еще, выпила и только тогда почувствовала хоть какое-то подобие живительного тепла.
Но всю ночь ей снились юноши из кофейни. Они шеренгой надвигались на нее, выставив вперед мушкеты, глаза горели обвиняющим огнем, лица застыли словно маски. Они приближались, а она отступала, заходясь в беззвучном крике. Но вот они остановились и расступились, чтобы дать дорогу новому человеку. Она услышала уверенные шаги И увидела его лицо. Это было лицо Эрика, такое же холодное, как зимний ветер, без следа любви или сочувствия. Словно блестящая сталь, его глаза вонзились в нее, затем он протянул руку и его пальцы сомкнулись у нее на…
Вскинувшись, Аманда закричала, настолько реальной была картинка сна. И тут же поняла, что это не сон, что она борется с живым мужчиной, что это Эрик склонился над ней. Он настоящий, из плоти и крови, и с любопытством смотрит на нее сверкающими серебристыми глазами, и на губах его играет улыбка.
— Тес! Боже, леди, что за встреча! Я протягиваю руку, чтобы дотронуться до тебя, я мечтал об этом всю нашу долгую разлуку, а ты шарахаешься от меня, как от чудовища.
Она замерла; страх постепенно отпускал ее, но до конца не исчез и, наверное, останется с ней навсегда.
— Эрик! — задохнулась она. И, протянув руку, тронула его лицо.
Его волосы были влажными, он лежал на ней обнаженный, и Аманда догадалась, что, приехав, он обнаружил, что она спит, принял где-то в другой комнате ванну и вернулся обратно. Нет, он ей не снится, и взгляд его отнюдь не холодный и не презрительный Его глаза возбужденно блестели, тело пылало, он весь дрожал от едва сдерживаемого желания. Облизнув губы, она посмотрела на него и, забыв о своей злости, забыв обо всем, закричала:
— Эрик!
Схватив обеими руками его чисто выбритое лицо, она притянула его к себе и едва не потеряла сознание, ощутив нетерпеливый жар его поцелуя. Оторвавшись наконец от его губ, она попыталась что-нибудь сказать, напомнить о своей обиде и этим постараться задвинуть поглубже собственные страхи.
— Ты не писал!
— У меня было мало времени.
— Я беспокоилась…
— Неужели? — Он помолчал, глядя на нее сверху блестящими глазами, и изогнул бровь, отчего резкие черты его лица стали походить на маску сатира. Затем склонился к ней совсем близко и прошептал с жарким желанием прямо в губы:
— Прости мне эту ночь, ибо я больше не могу выносить того, что мы не вместе!
Его руки рванули ее ночную рубашку, шелк затрещал, и Аманда почувствовала завораживающую сладость прикосновения его тела к своему. Его руки и губы были везде. Они двигались с буйной страстностью, нетерпеливой устремленностью. Она нежно застонала, почувствовав, как ее тело заряжается его теплом, оживает, требуя новых ласк, как внутри разгорается костер желания. Она выгнулась навстречу его губам, запустила пальцы ему в волосы и задохнулась, затрепетав, когда почувствовала, как его пальцы проникли между ее бедер и с беспощадной точностью обнаружили крошечный бугорок высшего наслаждения.
За лаской и поглаживанием рукой последовала решительная и одновременно нежная атака его языка, пившего нектар ее тела до тех пор, пока Аманда не прижалась к нему всем телом, моля в забвении сама не зная о чем. И тут же его сильные руки приподняли Аманду, и, смотря ей в глаза, он вошел в нее с таким бурным неистовством, что ее словно обожгло изнутри, пронзило насквозь, и она воспламенилась вместе с ним. Не отрывая глаз от ее лица, он вновь и вновь проникал в нее, и всхлипы сладчайшего, безумного наслаждения начали вырываться из ее груди. Он крепко держал ее в объятиях, и они неслись сквозь ночь и звезды, а бурный пульс страсти рождал в них нескончаемое блаженство.
Глава 11
Эти последние недели перед Рождеством стали самым счастливым временем в жизни Аманды, вернее, могли бы стать, если бы не очевидность нависшей над ними угрозы. Первые дни после возвращения мужа Аманда с тревогой ждала, что вот-вот что-нибудь случится. Но в Виргинии все оставалось спокойно.
В конце месяца выпал снег, и Эрик посчитал, что им пора ехать домой. Аманда была рада отъезду, она соскучилась по Камерон-Холлу.
Его обитатели устроили своим хозяевам теплую встречу. Даниелла, приехавшая раньше, поджидала их на крыльце вместе с Жаком Биссе. Том спустился по ступенькам, поднеся им серебряный поднос с заздравными кубками. Рядом стоял Кэссиди, готовый выполнить любое распоряжение. Чуть поодаль выстроились Маргарет, повар и Другие слуги, и когда Пьер открыл дверцу кареты, дружный хор голосов приветствовал молодых супругов. Аманда сделала большой глоток подогретого сладкого вина, поэтому, когда они с мужем уселись за обеденный стол, на губах ее играла улыбка и вела она себя мило и непринужденно.
После ужина Эрик выхватил жену из кресла, не обращая внимания на слуг, которые поспешили незаметно удалиться, и торжественно понес ее наверх, в спальню. А она, обняв мужа за шею, смотрела на него завораживающими сияющими глазами. Войдя в их комнату, Эрик усадил ее на кровать, которую они делили, и, встав На колени, снял с Аманды черные атласные туфельки. Он неожиданно поднял голову, и в этот момент заметил в ее глазах выражение, которого раньше не видел.
Как будто странные тени, порожденные лунным светом, опустились на них. Он, почему-то вздрогнул. Она вышла за него замуж вынужденно; они никогда не говорили друг другу слов любви, хотя не раз шептали страстные признания в моменты близости.
Она протянула руку и коснулась его лица с печальной улыбкой на губах.
— Что случилось?
Он покачал головой, все еще вглядываясь в ее лицо, затем провел пальцами по отделанному мехом корсажу! Сладкий влекущий аромат ее тела словно окутал его с ласковой нежностью. Аманда подалась к Эрику, и он прижался к ее груди щекой, затем вновь посмотрел ей в лицо:
— Я просто думаю, леди, всегда ли вы будете столь нежной, ласковой и любящей?
— Всегда, — шепнула она, взъерошив его волосы и прижимаясь крепче к нему.
Он встал вместе с ней и потянул вниз все великолепие ее наряда: бархат, меха, кружева и шелк. Платье упало с плеч девушки, обнажив ПО пояс ее совершенную фигуру, и по прекрасному совершенству ее наготы свободно и буйно рассыпались волосы. Он припал к ее губам и удивился странной лихорадочной дрожи, охватившей его этой ночью.
— Ты поймала меня в волшебную паутину, Аманда. Паутину из шелка и стали, мягкую и в то же время крепкую. Одно твое слово, и я с радостью пожертвую жизнью; за одно лишь прикосновение ко мне твоих пальчиков, любимая, я могу сдвинуть горы. Леди, я ваш навсегда!
— Я буду любить вас искренне и нежно всю жизнь, милорд.
Он провел указательным пальцем по ее щеке, затем обвел линию губ.
— Не предавай свое сердце, Аманда. Это самый страшный грех в жизни.
Она раскрыла губы, чтобы возразить, но в этот момент Эрик схватил ее властно и со страстью. И туман рассеялся, и пугающая реальность разбуженных чувств вернулась к Аманде. Он брал ее грубовато, но в то же время оставался нежным любовником. Никакие другие руки не могли так трогать женщину, как эти, никакие другие пальцы не могли так нежно гладить и касаться самых сокровенных мест на ее теле. Ничей другой шепот не ласкал так ее слух, ничьи губы не покрывали всю ее поцелуями, столь настойчиво пробуждающими чувственность. Они оседлали ветер, и ветер танцевал с ними, подводя их к одному пику наслаждения за другим, пока она не пресытилась блаженством и не заснула.
…Утром Аманда обнаружила Эрика сидящим за маленьким столиком в их комнате, пьющим кофе и читающим последний номер «Виргиния газетт». Он был уже полностью одет в обычный костюм, состоящий из темно-синих бриджей, белой рубашки без кружев и оборок, сюртука и высоких сапог. Его плащ лежал на кресле у двери. Аманда догадалась: он собрался объезжать свои владения.
Эрик почувствовал, что она не спит, и улыбнулся, хотя глаза его остались хмурыми. Аманда улыбнулась в ответ, поднялась и, завернувшись в простыню, подошла и встала за спиной мужа.
Он отпил глоток кофе и показал ей статью в газете. «Моряки Данмора захватили склад на побережье. В Джонсборо обнаружено различное французское оружие».
Аманда порадовалась, что стоит у него за спиной. Расширившиеся от страха и огорчения глаза могли бы выдать ее. Она не могла говорить.
Но муж и не подозревал ее. Он лишь покачал головой.
— По крайней мере никто не убит и не ранен. Неизвестно, откуда взялось это оружие — место там заброшенное. Слава Богу! Я смертельно устал наблюдать, как гибнут люди. — Он поставил чашку, поднялся и рассеянно поцеловал ее. — Я уезжаю. Может быть, ты прокатишься с нами верхом завтра?
Она кивнула, все еще не в состоянии говорить. Он вновь посмотрел на нее.
— У тебя видь нет причин для того, чтобы не садиться в седло?
— Я… я не понимаю, что ты имеешь в виду, — удалось ей выдавить из себя.
Эрик внимательно осмотрел ее с головы до пят.
— Я имею в виду, — мягко произнес он, — что пока нет признаков того, что у нас появится ребенок?
— О! — вздохнула Аманда с облегчением и, покраснев, отрицательно покачала головой.
Он еще раз поцеловал ее и, отвернувшись, взял с кресла свою треуголку. Но вдруг повернулся и, лукаво усмехнувшись, обнял ее и нежно поцеловал, вложив в поцелуй удивительную интимность и жар чувств, которые когда-то впервые пробудили в ней волнение желания.
У Аманды ослабели колени, сердце застучало в груди, а страх и беспокойство сразу куда-то улетучились. Она прижалась к мужу и, когда он отнял губы от ее губ, встретила его взгляд ослепительной улыбкой, полной нежности.
— Я почти готов забыть о сегодняшних делах, — сказал Эрик.
— Впереди всегда есть ночь.
— Жаль упускать прекрасный момент!
— Милорд, разве посмею я спорить с вами?
Он начал смеяться, и Аманда не знала, как далеко заведет их этот захватывающий дыхание диалог, когда раздался осторожный стук в дверь и Эрик с сожалением оторвался от жены.
На следующий день они поехали вместе. Им пришлось пробираться сквозь глубокий снег на полях, мерзнуть под пронизывающим ветром, двигаясь вдоль реки. Зима вошла в полную силу, но, несмотря на мороз и непогоду, Аманда чувствовала себя прекрасно. Ей нравились домики арендаторов с их соломенными крышами, глинобитными стенами, с кухнями, в которых обычно размещались домашние очаги и ручные мельницы. Но прежде всего в этих домиках царили тепло и смех, звенели детские голоса. Жак сопровождал их повсюду, куда бы они ни направились. Этот мужчина казался Аманде все более занятным. Он был удивительно красив, с тонкими чертами лица и темными глазами, опушенными длинными ресницами. Истинный француз в поведении и манере одеваться, он все же оставался акадийцем и с подозрением относился к англичанам и французам, отвернувшимся от его народа.
Аманда видела, что он тоже наблюдает за ней, но это ее не раздражало. От его взгляда ей становилось тепло.
Наступило Рождество. Была отслужена праздничная служба, и началось торжество, на которое все собрались в Камерон-Холле. С дверей свисали веточки омелы, весь дом украшали букеты из падуба, венки и ленты. Потрескивая дровами, ярко пылали камины, музыканты наигрывали старые мелодии, пришедшие из Англии, и более живые колониальные напевы. Лорд и леди принимали участие в каждой забаве. Аманда танцевала с безукоризненно одетым Томом, с маленьким кругленьким поваром, застенчивым и смущающимся грумом. Она смеялась, радостно ловя одобрительные взгляды мужа из другого конца комнаты, когда вдруг раздался стук в дверь. Эрик, перегнувшись через перила балюстрады, остановил Тома и Кэссиди и сам пошел открывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49