– Сеньорита, – обратилась она к Тирзе слабым голосом, – не знаю даже, как мне вас благодарить...
Глаза ее обратились к мужу, уже занявшему свое место на облучке.
– Он вам, конечно, ничего не заплатил?
– Нет, ни единого мараведи.
Она наклонилась к Тирзе:
– Скажу вам как на духу: он страшный скряга и всегда делает вид, будто до трех считать не умеет, потому как дошел своим умишком, что таким образом многое в жизни обойдется дешевле.
Женщина умолкла, чтобы отдышаться, – говорила она еще с трудом.
– Чем долго и подробно объяснять недотепе, что почем, лучше сделать это бесплатно, так ведь?
Тирза невольно улыбнулась:
– В общем так, сеньора.
– Ну, Господь мне свидетель: будь у меня деньги, я бы все отдала вам. Но у меня есть кое-что другое. – Она полезла под шаль и достала маленькую золотую Мадонну, висевшую до того у нее на шее на золотой цепочке. – Это вам, и благослови вас Господь.
Тирза почувствовала, как на глаза ее наворачиваются слезы.
– Я не могу это принять, сеньора.
– Почему же? Можете! – сеньора Лопес вложила Мадонну в руку Тирзы и сжала пальцы девушки. – Господь свидетель, вы это заслужили...

– Без моих бериллов я был бы человеком только наполовину, – объявил Магистр на следующее утро. – Не представляю даже, как я последние тридцать лет обходился без них.
Он вместе с остальными сидел перед треногой, на которой Майя разогревала над костром суп, оставшийся со вчерашнего вечера.
– Витус, передай-ка мне кусок лепешки.
– Острота зрения человека изменяется с годами, – объяснял Хоакин, зажавший ложку в «ухвате» своей кожаной манжеты. – Чем он старше, тем слабее у него зрение. А значит, тем сильнее должны быть линзы.
– Не знаю, какие бериллы понадобятся мне через десять лет, – одобрительно кивнул Магистр, – но сегодняшние меня вполне устраивают: вон там, за большим камнем, я разглядел две повозки, которые движутся в нашу сторону.
Он не ошибся. Две пестро расписанных повозки приближались к месту их стоянки. Повозки внешне мало чем отличались от их собственных, разве что были чуть побольше. В каждую была запряжена пара гнедых.
– Лошади в теле, – отметил Артуро, приглядевшись к ним. – Этих хозяева не мучают...
– По-моему, это люди из моего племени, – предположила Тирза.
– Они прямо сюда, си? – Церутти изменил своей привычке не разговаривать во время еды.
– Надеюсь, намерения у них мирные? – Майя невольно взяла в руки тяжелый черпак. Она еще не забыла страшной картины последнего нападения на них.
Артуро встал.
– Думаю, что да. Но осторожность никогда не помешает. То, что на нас так давно не нападали, вообще граничит с чудом. Витус, Анаконда, за оружием! – и пошел первым.
– Дайте оружие и нам, мы больше не дети! – заявили близнецы.
– И я больше не полузрячий! – Магистр тоже поднялся. – Я требую, чтобы мне дали абордажный нож или что-то в этом роде.
Артуро остановился.
– Похоже, Artistas unicos решили стать маленьким воинским отрядом, – усмехнулся он. – В этом нет нужды, хотя оружие я вам, конечно, выдам. А спрятав его, мы опять сядем вокруг костра.
Вскоре после этого все заняли свои прежние места и наблюдали за повозками, которые подъехали совсем близко. На облучке первой сидел загорелый жилистый мужчина, который помахал им рукой. Второй управляла немолодая женщина в пестрой шали.
В нескольких метрах от костра возница придержал лошадей и спрыгнул с повозки.
– Приветствую вас! – воскликнул он, коротко поклонившись. – Я вижу, народ вы кочевой, вроде нас, поэтому я позволил себе прервать вашу трапезу. Можно к вам присоединиться?
– Конечно, – Артуро вежливо приподнялся, сделав остальным знак оставаться на местах. – Мы называем себя Artistas unicos и всегда рады принять у себя добрых людей. Правда, ничем особенным мы угостить не можем, но вот если вы не откажетесь от супа?..
– Artistas unicos? – уважительно переспросил жилистый. – Мы слышали о вас. Слухи о вас дошли до Сантандера.
– Слишком много чести, – Артуро махнул рукой, хотя комплимент его порадовал. – Извините, я забыл представить вам труппу, – он махнул рукой в сторону своей повозки. – Выходите, здесь все спокойно.
Магистр прошептал Витусу на ухо:
– Кто-то сидит там, в повозке, опасаясь худшего, с оружием в руках, как и мы. Какая занятная ситуация!
– Я Роман Дуканьяс, а это моя жена Пресьоза и наши дети. – В этот момент к костру подошла женщина в пестром наряде с двумя подростками, ровесниками близнецов, и девушкой чуть помладше Тирзы.
Старший из сыновей вернулся к задней повозке и появился вновь, ведя на ремне бурого медведя. Стоя на задних лапах, косолапый был примерно одного роста с пареньком. На морде у медведя была пестро раскрашенная маска из кожи, увешанная колокольчиками.
– Пойдем, мой силач, подыши немного свежим воздухом вот здесь, под деревом. Сегодня тебе больше не придется работать.
– Это Царно, – объяснил Роман, – важный член нашего семейства. Благодаря его выступлениям нам удается прокормиться.
Артуро недоверчиво поднял бровь.
– А он не опасен?
– Не опаснее ягненка. Ему тринадцать лет, он вырос с моими ребятами.
– Хорошо, – кивнул Артуро. – Садитесь к нам.
– Последние две ночи мы ночевали в горных пещерах. Местные называют их пещерами Альтамира, – рассказывал Роман. – Вообще-то мы из Севильи, но там у нас, как и у многих наших соплеменников, вышли неприятности с церковью. Не то чтобы мы не признавали Всевышнего, нет, просто мы не были согласны проводить целые дни в молитвах, забыв об обычаях своего народа. Вот уже три года, как мы кочуем. – Он поднял свою тарелку с выжидательным видом.
– Я налью, – Тирза встала, взяла черпак из рук Майи и налила полную тарелку. Роман внимательно присмотрелся к ней.
– Извини, если я прямо скажу тебе, что думаю. Ты нашего племени, тоже цыганка.
– Ты прав, – девушка порозовела от удовольствия. – Я Тирза, дочь Сантора.
– Подожди-ка! – Роман от удивления даже рот открыл. – Уж не того ли Сантора, кузнеца?
– Да, того самого, – подтвердила она. – Сантора-кузнеца.
– Да... И где же твой отец сейчас?
– Он... Он умер... – закрыв лицо руками, она убежала.
– Я сказал что-то не то? – Роман недоуменно смотрел ей вслед.
– Нескладно вышло, друг мой, – вздохнул Артуро. – Сантора убили всего два месяца назад, когда на нас напали...
– Господи, откуда я мог это знать! – цыган резко поставил свою тарелку на землю. Половина супа выплеснулась через край. – И что мне теперь делать?
– Лучше всего оставь все как есть, – вмешалась Пресьоза. – Тирза успокоится и вернется. Я семью Сантора хорошо знала. Все они легко поддаются чувствам, но вообще люди стойкие...
– Ты должен научиться шлифовать бериллы так, чтобы они невидимых людей делали видимыми, – сказал Магистр Хоакину, глядя по сторонам, не возвращается ли Тирза. Куда она запропастилась?
Шлифовальщик стекол улыбнулся и пожал плечами.
– Пресьоза тоже куда-то подевалась, – сказал он. – Но Романа это, по-моему, не очень-то озаботило.
Да, цыган вовсе не казался удрученным и о чем-то оживленно переговаривался с Артуро.
– А знаешь, между прочим, – как раз говорил он, – что мы нашему медведю коренных зубов не выломали? – Он указал в сторону сосны, в тени которой спал Царно. Животному дали много орехов, и в честь такой встречи намазали предназначенные для него пшеничные лепешки медом.
– Нас часто обвиняют в том, что мы мучаем медведя. Хотя мы любим Царно, а он по-своему любит нас. Отпусти мы его сегодня на волю, он бы подох с голоду.
– Скорее всего, ты прав. Я как-то не смотрел на вещи с этой стороны, – согласился Артуро.
– У нас, цыган Испании, много общего с медведями. Медведей тоже недолюбливают и преследуют. У нас нет истории народа, записанной в книге, – вот почему все вокруг считают, будто у нас нет прошлого и будущего тоже нет. Нет земли, которая принадлежала бы нам издревле, нет своего вождя или пророка... Единственная наша твердыня – это семья. В ней мы и черпаем силы.
Витус, шевеливший суковатой палкой тлеющие поленья, посмотрел на Романа и подумал, что ему самому приходится не лучше, а может быть, даже хуже: у него и семьи-то нет. И снова ему пришел на ум Сантандер – исходная точка его будущих поисков. Поедет ли Тирза вместе с ним в Англию? И хочет ли он сам этого?
– Вон идет Тирза! – Магистр поправил дужку на переносице. – Я первым ее увидел! А за ней – Пресьоза.
Обе женщины появились из-за зарослей кустарника и быстрыми шагами приближались к лагерю. Вот Пресьоза положила Тирзе руку на плечо и что-то сказала ей. Потом кивнула и пошла к своей повозке.
По какой-то причине – Витус он сам не знал, по какой – сердце его забилось учащенно. Какое решительное выражение появилось у нее на лице! Что произошло?
– Витус, пожалуйста, подойди ко мне, – сказала Тирза, не обращая внимания на остальных. – Мне нужно с тобой поговорить.
– Иду, – он поднялся и подошел к ней.
Вместе они отошли достаточно далеко, чтобы никто не мог их слышать, и Тирза, остановившись у куста дрока, посмотрела ему прямо в глаза.
– Витус, – прошептала она, – Витус, я...
– Да?.. – его грудь словно металлическим обручем сжало.
– Завтра я уеду вместе с семьей Дуканьяс, – сказав это, Тирза почувствовала облегчение. – Они возвращаются на юг, туда, где всегда тепло, где почти всегда светит солнце, на родину...
– Но к-как же... как... – Он даже не заметил, что начал заикаться. – Я ведь собирался вместе с т-тобой... в Сантадер... ну, то есть... в Англию...
– Ты действительно этого хотел?
– Да, я этого хотел, – ответил он, сгорая от стыда и досады. Никчемный человек, он неспособен сказать правду. – Ну... то есть... я... Мы... должны быть вместе и...
– Нет, Витус, – грустно улыбнулась она. – La patria del gitano es la propria sangre, как говорим мы, цыгане. Родина цыгана – его кровь. Я отправляюсь вместе с семьей Дуканьяс, это теперь и моя семья. Пресьоза берет меня к себе.
– Но ведь ты ее совсем не знаешь!
– Я не знаю ее. Но она меня знает. Она рассказала мне, что часто видела меня на руках у матери, когда я была совсем маленькой. Она сказала, что я могу остаться у них навсегда. Или вернуться к своей семье... тому, что от нее осталось...
– А Роман что говорит об этом?
– Роман будет только рад новой дочери.
– Что ж, если так... Не знаю даже, что и сказать, – он беспомощно пожал плечами.
– Тогда не говори ничего.
Он видел, как на ее глаза навернулись слезы, когда она обняла его на прощанье.
– Будь счастлив, мой чудесный врач!

ТРАКТИРЩИК ПАНЧО

Не кричи так. Здесь и у стен есть уши.

Тучный мужчина прыгнул неловко, но приземлился на мол. Слегка покачнувшись, он удержался на ногах, чуть было не ударившись о пустые бочки для пресной воды.
– Ждите здесь, – буркнул он, обращаясь к семерым матросам, которые сидели на веслах в шлюпке. – Никому из лодки на берег не сходить!
– Да, боцман!
– И держите ваши чертовы языки за зубами! – взгляд боцмана скользнул по воде, напоминавшей сейчас, ближе к вечеру, расплавленную руду.
Было почти безветренно, но воду рябило. Здесь собралось несколько каботажных судов – легких, одномачтовых с косыми парусами, которые почтительно огибали могучий галеон.
Мощное судно бросило якорь на рейде примерно в полумиле от причала, на глубоководье. Всего несколько дней назад «Каргада де Эсперанса» была на стапеле корабельной верфи, где ее ремонтировали после шторма.
А сейчас галеон вновь обрел свой гордый вид – четырехмачтовый красавец с девятью прямыми и несколькими косыми парусами, с двадцатью четырьмя стационарными и четырьмя вращающимися бронзовыми пушками для ближнего боя.
Взгляд боцмана обратился в сторону портовых построек, кранов, складов с товарами, швартовых колец. В этот безветренный воскресный вечер воздух был на удивление чист. Никто не обращал внимания на их шлюпку. Через несколько минут зайдет солнце.
Боцман взглянул на своих матросов:
– Если вас спросят, с какого вы корабля, ни в коем случае не признавайтесь, что вы с «Каргада де Эсперанса», пусть Торкиль ответит что-нибудь по-норвежски: этого никто не поймет. Ведите себя, как последние болваны, вам это будет нетрудно. Повторяю, если кто из вас смоется на берег, познакомится поближе с моей девятихвостой плеткой!
– Так точно, – сидевший у руля лодки матрос отдал ему честь.
Удовлетворенный этим ответом тучный боцман быстро пошел по молу к набережной, где вскоре исчез в тени портовых строений. Он не хотел, чтобы кто-нибудь его увидел, шел в сумерках, соблюдая осторожность. Пахло жирным илом, кошачьими и собачьими испражнениями, гнилой рыбой и дегтем. Прямо из-под ног боцмана метнулась в сторону здоровенная крыса, – он чуть не вскрикнул с испугу. Несмотря на дородство и должность, смельчаком его не назвал бы никто.
Оказавшись в Старом городе, он свернул на узенькую улочку, в конце которой стоял двухэтажный покосившийся дом. Этому деревянному строению было больше ста лет, и когда-то оно знавало лучшие времена. Лет тридцать назад дом купил какой-то англичанин и открыл в нем постоялый двор с трактиром. С той поры этот дом назвали «Эль Инглес» – «Англичанин». Название не изменилось и после смерти прежнего владельца. Нынешний называл себя Панчо. Это не было его настоящим именем, но кому до этого дело?
Боцман обошел здание и поднялся по скрипучей деревянной лестнице с заднего двора на второй этаж. Тяжело дыша, остановился перед дверью:
– Панчо?
– Тс-с-с! – ставня в окне приоткрылась. – Я здесь. – В окно высунулась крупная голова с бритым подбородком. – Залезай в окно, Батиста. – Иссиня-черные гладко выбритые щеки трактирщика тряслись при каждом слове.
Тучный боцман протиснулся в узенькое оконце.
– Мог бы подыскать для приятной встречи комнату поудобней, – проворчал он.
– Не вышло. Полно гостей. – Панчо наполнил вином два бокала венецианского стекла. – Пей.
– Что это такое?
– Исарра – хороший баскский ликер. От него веселее на душе, он прогревает желудок, да и для мужских дел полезен, – Панчо захлебнулся смехом.
– Очень смешно, – боцман явно не был расположен шутить.
– Здравы будем! – Панчо поднял свой бокал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83