Бомбастус Зануссус подозвал Тирзу, которая дала ему нужную для прокалывания иглу. Доктор встал напротив старика, держа иглу в правой руке, но понял, что ее надо переложить в левую, потому что прооперировать предстояло правый глаз. Он не произносил ни слова, сосредоточившись. Потом большим и указательным пальцами правой руки раздвинул веки, а левой сделал прокол. Внешне его движения казались плохо скоординированными. Но вот он решительным движением сделал укол иглой в белок глаза со стороны виска. Старик застонал и попытался откинуть голову дальше назад, но руки сына не дали ему этого сделать. Вот игла проникла в зрачок. Доктор на несколько секунд позволил себе передохнуть и глубоко вдохнул. Старик замер, как суслик на солнце.
– Сейчас все кончится, отец, – успокаивал сын, державший его за руки.
Бомбастус Зануссус погружал иглу все глубже, вдавливая вниз помутневший хрусталик, пока он не скрылся. Как только это произошло, лекарь вытащил иглу и с облегчением распрямился.
– Вот и все! Вот и все! – воскликнул он. – Как, больной, видите вы меня?
Старик часто-часто заморгал, из глаза обильно сочилась жидкость.
– Да, правда – вижу! – воскликнул он некоторое время спустя. – Я правда вижу только контуры, но теперь гораздо четче, чем раньше.
– Вот и славно! – доктор был очень доволен. – Я сейчас сделаю вам примочку с моей муравьиной жидкостью, перевяжу оба глаза, чтобы вы ничего не видели и чтобы вам не хотелось поводить глазами. Восемь дней вы должны лежать в постели и набираться сил.
– Благодарю вас, господин доктор, – пробормотал старик, с трудом вставая на ноги с помощью сыновей. Он еще не отошел от операции.
– Что ты на это скажешь, Витус? – спросил Магистр. – Ты должен признать, что все, что он сделал, выглядело убедительно и произведено было безошибочно.
– Хирург просто обязан с равным мастерством действовать обеими руками, поскольку при операции на правом глазу он должен держать иглу в левой руке, а при операции на левом – в правой, – ответил ему Витус. – Я заметил, что левой наш доктор владеет неважно. Скорее всего, он ярко выраженный правша...
– Ладно, не придирайся! – Магистр шутя толкнул Витуса локтем в бок. – Тебе известно, что доктор не числится моим другом, но эту операцию он провел мастерски.
– Хм...
– Я понимаю, вы, врачи, склонны видеть в коллегах соперников, но факт остается фактом...
– Доктор, доктор! Прошу вас! Не изволите ли вы взглянуть на это? – к нему пробилась худая женщина, остроносая и тонкогубая, держа перед собой прикрытый крышкой ночной горшок.
– Почему бы и нет? – громко прозвучал голос доктора. – Вообще-то это дело сеньоры Тирзы, но я не могу отказать вам в просьбе. Это ваша моча, добрая женщина?
– Нет, она, это... э-э... моча моей сестры, – по ее покрасневшему от досады лицу было видно, что она обманывает. – У нее давно появился какой-то узел в груди, и она очень боится, как бы ее не сожрал рак...
– А вот и проверим, справедливы ли ее подозрения! – доктор взял горшок, приподнял крышку, поморщился и перелил мочу в матулу. – Этот сосуд, похожий на колбу, дорогие горожане, – проговорил он, опять повысив голос, – дает мне возможность досконально исследовать мочу. Уроскопия – так называется наука, которая определяет заболевания по составу мочи, – всегда первейшее средство при постановке диагноза.
Он разглядывал матулу на свету и продолжал назидательно общаться с толпой:
– Мы, ученые, различаем в целом двадцать три различных оттенка цвета мочи, от чистой, как вода из источника, до молочно-белой, клубнично-красной, темно-зеленой, как ель, голубино-серой и даже черной! – он встряхнул сосуд и внимательно присмотрелся к содержимому. Толпа словно замерла. Слышны были только сильные порывы ветра да кваканье лягушек.
– Мы различаем мочу низшей, средней и высшей плотности, – продолжал доктор, – и как бы разделяем столб мочи в матуле на три зоны: верхнюю, промежуточную и нижнюю! Судя по тому, где находятся определенные субстанции – такие, как пузырьки, капельки, хлопья и так далее – мы и определяем то или иное заболевание.
Он снова встряхнул матулой, опустил в жидкость палец и лизнул его, не поморщившись. Понимающе кивнул. И опять посмотрел на сосуд, держа его против солнца.
– В моче вашей сестры в верхней зоне всплыли маленькие пенные образования, которые мы называем тучками, или nubes. Они показатель того, что у вашей сестры что-то не в порядке в верхней части тела.
– Господин доктор, моя сестра не хочет никакой опера...
– Извините, я еще не закончил. Теперь перейдем к уромантии, то есть определению болезни по виду мочи, которая помогает мне увидеть, каков темперамент вашей сестры. И, так как моча имеет красноватый оттенок, но особой плотностью не обладает, мне представляется, что она очень стройная, чтобы не сказать худощавая женщина, остролицая, что она человек вспыльчивый и легко возбудимый...
Худощавая женщина даже рот открыла от удивления.
– ... однако человек она благородный! – неожиданно закончил свою характеристику доктор.
Он видел, как углубились складки у ее рта.
– Да, и еще: у нее бывают проблемы с желудком.
Бомбастус Зануссус с удовлетворением заметил, что женщина едва заметно кивнула.
– Что ж, добрая женщина, путь сюда вы проделали не напрасно: вашей сестре помочь можно, причем даже без операции. Возьмите для нее мой Balsamum vitalis – три бутылки. – Пусть принимает утром, днем и вечером по большой ложке, и вскоре она сделается спокойнее, а узел рассосется сам собой!
– Спасибо вам, доктор! Да благословит Господь ваши руки!
– Не меня благодарите, благодарите науку, которой я всецело предан! – он жестом подозвал Тирзу, которая принесла три бутылки с бальзамом.
– Что ты обо всем этом думаешь, Витус? – снова поинтересовался маленький ученый. – Мне было весьма полезно узнать, что он рассказывал об анализах мочи.
– Я не слишком высокого мнения об этом, – покачал головой мрачный Витус. – А о его прогнозах по цвету мочи вообще говорить не хочу. И дурак понял бы, что эта худая женщина принесла ему собственную мочу, делая вид, будто это моча ее сестры, потому что бедняжке было стыдно перед людьми. Так что для Бомбастуса Зануссуса было проще простого якобы благодаря уромантии разглагольствовать о ее качествах и внешнем виде – ведь она стояла прямо перед ним.
– А что ты вообще думаешь об определении болезни по моче?
– Отец Томас относился к этому весьма скептически, и я его мнение разделяю. При такой оценке возможность допустить ошибку в прогнозе весьма велика. Возьмем, к примеру, очень желтую мочу: многие уроскописты на одном этом основании сказали бы, что у пациента больная печень, а возможно, даже желтуха. При этом объяснение может оказаться вполне безобидным: к примеру, моча принадлежала пациенту, который перед этим чрезмерно налегал на морковь.
– Понимаю, – кивнул Магистр. – А как насчет «камня глупости»? Ты ведь тоже не веришь, что он и впрямь достал его из черепной коробки?
– «Камень глупости» был для меня последним доказательством того, что наш доктор – шарлатан, – поморщился Витус. – Это подлейшее издевательство над пациентом и обман. Не забывай, что за этот подлог он еще потребовал денег!
– Однако в ловкости рук ему не откажешь...
– Если бы я не опасался, что из этого выйдут большие неприятности для нас всех, я выбил бы скальпель из рук этого псевдохирурга! – глаза Витуса загорелись.
– Мы должны что-нибудь придумать, чтобы поставить его на место, – решительно рубанул воздух маленький ученый. – Ты только посмотри, как он за бешеные деньги продает свой Balsamum vitalis, а люди еще стоят за ним в очереди! Весь мир только и мечтает, чтобы его обманули!
– Слава Богу, представление подходит к концу, – сказал Витус несколько спокойнее. – Сегодня наше дутое светило особых бед не натворит. Но вечером наши друзья-артисты дают представление, и, я думаю, народа соберется не меньше.
– По крайней мере тут наш ярмарочный зазывала циркачам помог: слух об их приезде дойдет до каждого горожанина.

Через несколько часов Витус с Магистром смешались с толпой зрителей, чтобы наблюдать за выступлением своих друзей, так сказать, со стороны. Мужчины, женщины и дети расселись на траве, смеялись, шутили, болтали о том о сем, размахивая руками. Все с нетерпением ждали начала представления.

Почтеннейшая публика! Я с превеликим удовольствием выполняю почетную для меня обязанность – представляю вам программу всемирно известной труппы Artistas unicos!

Неожиданно для большинства зрителей из-за одной из повозок появился Артуро. На нем был его великолепный шитый золотыми нитями костюм. Кончики огромных накладных усов подрагивали при каждом слове.

Вас ждет приятнейшая встреча с единственным человеком, которому удалось победить силу тяжести, – встречайте великого Балансеро!

В несколько пружинящих прыжков он исчез за повозками, чтобы несколько секунд спустя появиться в своем жонглерском трико...
Программа шла своим чередом, и, хотя все ее номера были друзьям знакомы, вскоре они, подобно остальным зрителям, смотрели на помост, затаив дыхание.
– Ты обратил внимание на фокусника сегодня днем? У него был такой таинственный вид, и он неоднократно говорил о чем-то с близнецами.
– Нет, я ничего не заметил, – с отсутствующим видом ответил Магистр. Он наблюдал за тем, как Церутти вытаскивал из уха черный платок, чтобы в конце концов набросить его на «гроб» Майи.
– Я не очень удивлюсь, если мы увидим новый фокус Церутти, в котором будут заняты близнецы. У меня такое предчувствие...
– Потрясающе! – Магистр вскочил на ноги и захлопал в ладоши, потому что как раз в этот момент из гроба выпрыгнула Майя, живая и невредимая.
– Как у него это получается?
Витус тоже встал и зааплодировал.
– Не знаю. Но одно я знаю точно: Церутти нам своего секрета не откроет.
– Смотри, Витус, – воскликнул Магистр, не обращая внимания на замечание друга. – Вон тот клоун, который только что появился, – по-моему, это Артуро.

Артуро вышел на публику в шафраново-желтом трико с крупными зелеными пуговицами. Под трико он затолкал толстые подушки, отчего его фигура выглядела смешно и нелепо. На голове у него был синий парик с волосами до плеч. Нос длиной в полфута, темно-красный, с большой бородавкой, довершал его облик. Он опирался рукой о бочку, которая была ему по грудь.
– Привет, детвора! – обратился он к маленьким зрителям. – Все на месте?
– Да-а-а-а! – восторженно откликнулись малыши. Наконец-то появился человек, который обращался только к ним.
– Вы все хорошо вели себя?
– Да-а... да-а... да-а...
– Ну и... отли-и-ично-о-о! – он словно не заметил, что кое-кто из ребят замялся. – Меня зовут Беппино-о-о... и я тоже умею показывать фокусы! Показать вам?
– Никаких фокусов ты показывать не умеешь! – совершенно неожиданно рядом с ним появился худой, как жердь, человек в ночной рубашке. Это был Анаконда, но никто из детей его в новом наряде не узнал.
– А вот и умею!
– Не умеешь!
– Еще как! И все дети мне верят. Правда, дети?
– Да-а-а! Покажи нам фокусы! И докажи ему! Давай, Беп-пино! Не медли! Ну же!
– Хо-ро-шооо! Смотри, ты, человек в ночной рубашке! Я сделаю сейчас так, что исчезну у всех на глазах! Зайди на секунду за повозки, а когда вернешься, меня здесь не будет! Исчезну!
– Ну да, ну да! – человек в ночной рубашке помахал кулаком под носом у Беппино. – Не смей убегать!
– И не подумаю-ю-ю!
– Тогда ладно, – человек в ночной рубашке скрылся за повозками.
– Т-с-с-с, дети! – прошептал Беппино. – Никто из вас меня не выдаст?
– Нет! Ни за что, Беппино!..
Беппино схватил черный платок, оставленный Церутти, и неловко, отдуваясь, полез в большую бочку. Когда он исчез, он изнутри покрыл бочку черным платком.
– Да, но где же Беппино? – человек в ночной рубашке вернулся и в недоумении оглядывался по сторонам. Дети притихли, как мышки. – Не ветром же его унесло? Не провалился же он сквозь землю? Дети, никто из вас не видел, куда он подевался?
– Не-ет!
– Понятия не имеем!
– Откуда нам знать!
– В бочке!
– Не-ет!
Магистр прошептал на ухо Витусу:
– Один доносчик всегда найдется. Даже дети не исключение.
К счастью для детворы, человек в ночной рубашке предательской подсказки не расслышал, потому что принялся искать по всему помосту. Под конец, как бы устав, облокотился о бочку.
– По-моему, Беппино все-таки с колдовством знаком, а? – А потом уставился на бочку, оглядел ее снизу доверху и кивнул, словно все понял. – М-да, если он все-таки исчез, уйду и я. – Он сделал три шага, нарочито громко ступая, чтобы все подумали, что он действительно уходит, а потом вдруг остановился и взял с помоста большой молоток и огромный гвоздь. Сейчас он, не отрываясь, смотрел на бочку. Несколько секунд спустя под черным платком обозначилась макушка головы Беппино.
– Осторожнее, Беппино, берегись! – закричали дети, однако клоун в бочке их, похоже, не услышал. Когда он высунул из бочки всю голову, к нему подскочил человек в ночной рубашке и быстрым ударом молотка вогнал ему в голову гвоздь.
– Что ты наделал, человек в ночной рубашке! Что ты натворил! – дети были вне себя. Голова покачалась немного и снова совсем исчезла в бочке. – Ты убил Беппино! Ты злодей!
– Как это может быть? Ведь Беппино исчез! Это никак не мог быть Беппино!
– Нет, это был он! А теперь ты его убил!
– О Боже! Что я натворил! – человек в ночной рубашке отпрянул от бочки с сокрушенным видом. – Я этого не хотел! – он заломил руки. – Неужели я убил человека? Иисус, Мария и Иосиф, будьте моими свидетелями, – я не хотел этого...
Он продолжал говорить, но дети, еще несколько секунд назад совершенно потрясенные «смертью» клоуна, закричали во все горло:
– Беппино-о-о!
– Да, но в чем дело? – человек в ночной рубашке оглянулся и глазам своим не поверил.
Клоун стоял в бочке во весь рост и держал в руках зеленый кочан капусты, из которого с сосредоточенным видом вытаскивал гвоздь.
– Это мне понравилось, Витус! – стараясь перекричать ликующую детвору, воскликнул Магистр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83