И игриво добавила:
– Надеюсь, его самое католическое величество не будет чувствовать себя задетым, если и я найму некоторых из его слуг, находящихся при моем дворе.
Фериа написал своему господину, что не станет делать никаких дальнейших шагов в отношении подкупа, хотя надеялся склонить Сесила, Бэкона, Роберта Дадли и Парри работать на Испанию. Однако Сесил обладал большим состоянием и не интересовался деньгами. Бэкон был его близким другом и зятем Сесила, поскольку они оба были женаты на дочерях сэра Энтони Кука – двух весьма ученых женщинах, скучных синих чулках, так что в этом направлении тоже не было никаких надежд. Томаса Парри, который долгое время был парикмахером Елизаветы, а теперь стал рыцарем, можно было бы уговорить. Его настоящее имя было Воган, но, так как отца его звали Гарри и происходил он из Уэльса, его называли, как это там принято, Томас ап Гарри, что позже превратилось в Парри. Этот человек был сплетником, но он настолько был привязан к королеве, что Фериа не осмелился подступиться к нему с предложением денег. Что касается молодого красавца лорда Роберта Дадли, то было похоже, что королева увлечена им, и действительно, ее поведение давало поводы для таких слухов… Словом, испанский посол никого не нашел, кто бы мог работать на Испанию.
Но тут королева внезапно положила конец подобным мыслям, заявив, что все выплаты «испанских пенсий» должны быть прекращены.
Теперь она была готова рассмотреть предложения соискателей ее руки. И надо сказать, это занятие доставило ей немало удовольствия.
Первым и самым важным из них был ее зять, Филипп, король Испании собственной персоной.
Елизавета откровенно развлекалась, делаясь то веселой, то серьезной, когда мучила торжественного Фериа. Она то отказывалась видеть посла, то заставляла сидеть рядом с собой, безжалостно его высмеивая. Вряд ли такой брак будет удачным, заявляла королева, вновь и вновь вспоминая, сколько выстрадал ее отец, когда женился на вдове своего брата.
Фериа заверял ее, что папа даст свое благословение. Она возражала: папа уже доказал, что он ей вовсе не друг. Папу, холодно утверждал Фериа, сможет убедить его господин, а если свадьба состоится, у Елизаветы больше не будет оснований опасаться враждебности папы. Это верно, признавала королева, но поскольку она и так не боится папы, то мало что приобретет в этом отношении.
Были и другие претенденты. Например, Эрик Шведский и эрцгерцог Карл, сын императора Фердинанда. Елизавете доставляло огромное удовольствие рассматривать и обсуждать каждого из них по очереди, кидая их то в жар, то в холод, то выдвигая возражения, то притворяясь настроенной положительно. Состоялось множество встреч и празднеств в честь послов от претендентов на ее руку; но ни один не добился успеха в переговорах.
Елизавета говорила послам, что не может забыть, насколько непопулярен в народе был брак ее сестры. Англичане, уверяла она, хотели бы видеть свою королеву замужем за англичанином.
Такие заявления вселяли безумные надежды в сердца некоторых знатных вельмож. Среди них был герцог Арундел, предлагавший Елизавете руку еще до того, как она стала королевой. Елизавета притворилась, будто рассматривает его предложение. Не только потому, что приходила в восторг от любого мужчины, который объявлял о своем желании жениться на ней, но в основном потому, что на этом этапе царствования жаждала заручиться поддержкой всех влиятельных людей.
Другим был сэр Уильям Пикеринг. Этот сорокатрехлетний мужчина был хорош собой, и все говорили, что живет он весело. Королева выказывала особую милость таким, как Пикеринг, и, поскольку все помнили, что он с юности пользовался большим успехом у женщин, брачный союз между ним и королевой, хотя и маловероятный, все же не казался невозможным.
Между Пикерингом и Арунделом постоянно возникали ссоры, и двор развлекался, заключая пари по поводу их шансов на успех.
Сесил воспринимал все эти фривольности с большой терпимостью. Он был против браков с Испанией, Австрией и Швецией, отстаивая союз с герцогом Арранским, которого выбрали для Елизаветы еще в годы ее детства. Такой союз, заявлял Сесил, объединил бы Англию и Шотландию и тем самым устранил бы многие осложнения, существовавшие между двумя странами.
Елизавета выслушивала своих министров, изучила портреты возможных женихов и смотрела тоскующими глазами на своего главного конюшего.
Сесил спорил с ней. Он не был человеком, тщательно выбирающим выражения, и часто вызывал ее гнев. Умная Елизавета его ценила и всегда была готова улыбнуться ему после размолвки, но, что еще более важно, неизменно прислушивалась к его советам.
Она уделяла своему женскому тщеславию почти столько же внимания, сколько государственным делам, и все же последние от этого вовсе не страдали.
Когда королева размышляла над ответом Филиппу Испанскому, госпожа Монтегю, ее шелковница, принесла ей новогодний подарок – пару вязаных шелковых чулок; и казалось, эти чулки восхитили ее гораздо больше, чем мог бы порадовать блестящий брак с его самым католическим величеством.
Она приподняла юбки, чтобы показать их дамам. Госпожа Монтегю гордо заявила, что, видя, как хорошо выглядит ее величество в этих чулках, она безотлагательно начнет делать новые.
– В самом деле, они мне нравятся! – воскликнула королева. – Я больше не стану носить простые чулки – только шелковые.
В результате, когда Сесил пришел побеседовать с ней о государственных делах, королева была занята со своей шелковницей.
И пока королева развлекалась своими женихами, роскошной одеждой и высоким положением, она держала подле себя одного мужчину. Ее восхищение им не угасало; более того, так возросло, что стало очевидным для всех.
Сама Елизавета, такая быстрая в других вопросах, осознала это не слишком скоро. Новость обрушил на нее прямой и бесстрашный Сесил по случаю мезальянса герцогини Суффолк, вступившей в связь со своим конюшим.
Королева громко расхохоталась, услышав рассказ:
– Значит, она вышла замуж за своего конюха, эта гордая мадам?
Сесил ответил:
– Да, мадам, это правда, герцогиня вышла замуж за конюха, но она могла бы сказать, что ваше величество хотели бы сделать то же самое!
Королева уставилась на своего министра. Так она поняла, что выдала свою страсть к Роберту.
Возможностей видеться с ним наедине практически не было. Елизавету это не сильно беспокоило – ей казалось достаточным, что он часто бывает в ее обществе, она может бросать на него нежные взоры и получать в ответ его страстные и отчаянные взгляды. Однако Роберта такое положение не могло удовлетворить, и он выказывал это, то проявляя холодное безразличие, то оказывая внимание другим. Время от времени переставал появляться в ее апартаментах, а поскольку при этом продолжал тщательно исполнять свои обязанности, она не могла делать ему замечания. Елизавете нравилась его независимость – она не терпела податливости в мужчинах, и все же в данном случае поведение Роберта ее огорчало.
Тогда королева попросила Кэт привести Роберта к ней с возможно меньшими церемониями.
– Вы хотите, чтобы я привела его сюда одного… в ваши апартаменты!
– А почему нет? Почему нет?
– Дражайшее величество, это будет невозможно сохранить в тайне.
– Хочешь сказать, что ты не сможешь сохранить это в тайне?
– Нет! Я скорее умру, чем расскажу об этом.
– Если это станет известно, я буду винить тебя, Кэт.
– Сладчайшее величество, будьте осторожны. Он смелый мужчина.
– Я это знаю, – ответила Елизавета улыбаясь. – Не забывай, я не только королева, но еще и женщина, которая знает, как о себе позаботиться.
– Это необычный человек.
– А разве я обычная женщина?
– Нет! Именно этого я и боюсь. Вы оба возвышаетесь над остальными.
– Иди и приведи его ко мне, Кэт.
– Дражайшая, разумно ли это?
– Иди, я сказала, и не вмешивайся, женщина.
И Кэт привела его к ней, оставила их наедине. Кэт была права, напомнив, что он смелый человек. Королева протянула ему руку для поцелуя, но ему это было не нужно. Он хотел дать ей понять, что такие церемонии терпел только из-за других. Роберт не стал целовать ей руку, ОН поцеловал ее в губы.
– Роберт, – запротестовала она задыхаясь, – вы забываетесь…
– Я ждал этого слишком долго.
– Я не для этого за вами посылала.
Но ее притворное сопротивление было неубедительно, а Роберт слишком опытен и к тому же слишком обворожителен. Он был, в сущности, неотразим и прекрасно это знал.
Роберт поднял ее на руки и шагнул к государственному креслу – креслу, в котором только она могла сидеть. И сел в него, все еще держа ее в объятиях. «Забудь о том, что ты королева, – хотел он сказать. – Сейчас ты женщина. Ты слишком долго меня дразнила. Этому пришел конец».
Елизавета вспыхнула – это роняло ее королевское достоинство; и все же все происходило так, как ей хотелось бы, ей нравилась его смелость. Сама она ослабела от любви, но думала, как перед ним устоять, потому что должна это сделать. Он хотел соблазнить королеву, чтобы стать ее господином; она хотела, чтобы он по-прежнему жаждал ее соблазнить, чтобы она оставалась хозяйкой положения. Это была битва, и Елизавета знала, как ее вести; ведь, сражаясь с Сеймуром, выиграла, хотя тогда была еще совсем девочкой. Но теперь знала, что эта битва будет более жестокой.
Она рассмеялась, лежа в его объятиях:
– Вы не забыли, сэр, что держите в своих руках королеву? Разве у вас нет почтения к короне?
– У меня нет ничего… ничего, кроме моей любви к Елизавете. Мне все равно, королева она или нищенка. Она моя, и я не стану больше ждать.
– Как вы смеете! – воскликнула Елизавета. В ее голосе звучало возбуждение, потому что его слова доставили ей удовольствия больше, чем любые заверения в преданности.
– А как вы смеете меня так мучить? – был его ответ.
– Я?
Они начали дарить и возвращать друг другу поцелуи, слова стали невозможны. Наконец он сказал:
– Удивительно, как я не сделал этого на глазах у всех.
– Арундел обнажил бы против вас свой меч. Я не желала бы, чтобы это произошло.
– Арундел! Пикеринг! Вы унижаете себя!
– Да, я унижаю себя… потому что вы единственный достойны быть моей парой. По крайней мере, именно так вы думаете.
– А вы?
– Как я могу думать об этом, когда у вас есть жена и в отношении меня не может быть никаких намерений, кроме бесчестных?
– Есть одна вещь, которую я должен знать, – проговорил он серьезно.
– Вы должны знать? Вы очень смелы, лорд Роберт.
– И намерен стать еще смелее.
Она вскрикнула с притворным огорчением. Его губы были у ее горла, и он сказал между поцелуями:
– Вы вышли бы за меня замуж… если бы я был свободен, чтобы жениться на вас?
– Вышла ли бы я за вас замуж? – Она задохнулась. – Вы… вы… сын изменника! Вы… Дадли! Вы думаете, королева могла бы выйти за такого замуж?
– Да. Разве я дурак? Разве я слепой? Елизавета… нет, я не стану называть вас «ваше величество». Для меня вы Елизавета, единственная женщина в мире, которая мне нужна и рядом с которой все остальные для меня ничего не значат, потому что они меня утомляют. Мне хочется убежать от них в мечту, увы, лишь в мечту – о вас, хотя вы мучаете меня, отрекаясь на словах от любви, светящейся в ваших глазах. Вы вышли бы за меня замуж, разве не так… разве не так?
Она неуверенно ответила:
– Я… я не знаю.
– Значит, потому, что вы не знаете, вы не даете ответа всем этим вашим женихам?
– Может быть.
– Потому что вы влюблены в мужчину, который не может жениться на вас из-за того, что у него уже есть жена? Я хочу услышать правду. Я требую правды.
Елизавета взглянула в его сверкающие глаза:
– Я никогда не прощу вам этого. Со мной никто никогда так не обращался…
– Вас никогда не любили так, как люблю вас я.
– Неужели я так непривлекательна, раз вы думаете, что никто ко мне так не относился?
– Никто никогда не любил вас так, как люблю вас я. Вы бы вышли за меня, не так ли, будь я свободен?
Глядя в его лицо, восхищаясь его красотой, Елизавета сказала ему правду:
– Думаю, сделать это было бы великим искушением.
И тут же увидела на его лице выражение триумфа, что ее слегка отрезвило. Но она все еще находилась под чарами его обаяния, поэтому обняла его за шею и погладила его мягкие кудрявые волосы, что ей так часто хотелось сделать.
– Быть может, однажды мы поженимся, – сказал Роберт. – О, это будет счастливый день. А пока мы ждем…
Елизавета подняла бровь, поощряя его продолжить. Она еще не знала, насколько он может быть смел.
– Мы можем быть любовниками, – договорил Роберт, – кем, разумеется, мы и должны были быть.
Тут Елизавета почувствовала опасность, и королева в ней немедленно взяла верх. Ее голос внезапно похолодел:
– Вы дурак, лорд Роберт.
Он был обескуражен и мгновенно превратился в ее подданного.
Она быстро продолжила:
– Если бы была хоть какая-то надежда на наш брак…
Роберт перебил ее:
– Надежда есть.
Елизавета не смогла скрыть неожиданную радость – она засияла в ее глазах. Королева снова стала женщиной.
– Каким образом?
– Моя жена больна. Она долго не проживет.
– Вы… говорите правду, Роберт?
– У нее опухоль в груди. Кажется, смертельная…
– Роберт… как долго?
– Возможно, год. Вы будете ждать, моя любовь, моя дражайшая королева? Один год… а потом… вместе до конца наших дней.
– Почему вы не говорили мне об этом раньше? – резко спросила Елизавета.
– Я не смел надеяться.
– Вы… и не смели! Вы посмеете сделать все, что угодно.
Она не позволила продолжать объятия. Он был слишком настойчив, слишком умен, слишком опытен. Роберт совершенно точно знал, как играть на ее чувствах. Королева должна приказать женщине перестать вести себя как деревенская девчонка – или, возможно, как любая нормальная женщина в руках лорда Роберта.
– Это правда? – вновь спросила она.
– Клянусь, она долго не проживет.
– Народ…
– Народ будет в восторге, если вы выйдете замуж за англичанина.
– Да… если он из знатной семьи.
– Вы забываете. Мой отец был лордом-протектором Англии, когда вас называли незаконнорожденной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43