Я знаю, что в то время я многое значил для нее. Именно ко мне она приходила, когда хотела поговорить. Я знал о ее планах и мечтах, которые всегда оставались неизменными — убежать и никогда больше сюда не возвращаться. Я не хотел верить, что она уедет отсюда. Мне казалось, наши отношения будут длиться вечно, и со временем она насовсем переберется в Менингарт. Я думал, она просто мечтательница — такая, каким был я сам. Но Дейзи жила в мире, где мечты должны были становиться реальностью. Она выбрала для себя имя Дейзи Рей. На самом деле она была Дейзи Рейнер. Это была ненавистная фамилия ее деда. «А Дейзи Рей, — говорила она, — это как раз то, что нужно для актрисы».Она, бывало, часто размышляла о том, кто был ее отец. Она была уверена, что он был не из простых, а знатный и богатый, как Тримастоны. «Он был очень молод, — говорила она, — и боялся своих родителей.»Она рисовала его в своем воображении. Говорила, что он хотел жениться на ее маме. Он не знал, что у нее будет ребенок. И родители отослали его далеко — за границу, а когда он вернулся, было уже слишком поздно.— И все же, какая несчастная была у нее жизнь, — сказала я.— Нет. Я уже говорил вам, Дейзи не могла быть несчастной. Это просто не было ей свойственно. Она никогда не теряла надежды Я в жизни не встречал такого веселого человека. Она все время танцевала. Я ее прозвал «Танцующей девой». Я уже говорил, что иногда почти верил, что она одна из тех оживших каменных дев. Ее это забавляло. Бывало, она говорила: «А вот и твоя танцующая дева». Мы обсуждали, что я буду дальше делать. Я должен был стать великим музыкантом или скульптором. Я сделал статую с нее. И назвал ее «Танцующая дева». Она довольно удачная. Я вам ее покажу. Это лучшее из того, что я сделал. Я что-то уловил в ней… и в таинственной притягательности этих камней. Мне даже предлагали за нее довольно крупную сумму денег. Но я не мог с ней расстаться. Она так много значила для меня. Особенно, когда я понял, что Дейзи уедет. Мне казалось, что эта статуя — частичка ее самой. В каком-то смысле эта работа была символом. Она могла бы стать началом моей карьеры. Дейзи мне потом сказала, что я дурак. Но я ничего не мог поделать. Такой уж я был. Я не мог расстаться с Танцующей девой.— Я понимаю, — сказала я. — Я теперь многое понимаю.— Благодаря ей я лучше осознал самого себя. Чем дольше я был с ней, тем яснее я понимал, чего мне не хватало. Я не хотел окунаться в этот мир и сражаться за свое место в нем. Мне хотелось простой тихой жизни — такой, какую я вел здесь. Дейзи знала об этом.— Ей было пятнадцать лет, когда она сообщила мне, что почти готова. «Время пришло, — сказала она. — Нельзя больше откладывать». Можете себе представить мое смятение. Несмотря на ее настойчивость, я втайне старался убедить себя, что ее решение — это всего лишь мечты. Я судил о ней по себе, и это было большой ошибкой. За это время мы стали очень близкими друзьями. Она доверяла мне больше, чем кому-либо. Наши встречи много значили для нас обоих. Мысль о том, что я могу ее потерять, была для меня невыносима.Я просил ее выйти за меня замуж. «Как я могу согласиться? — ответила она. — Ведь это означало бы, что я останусь в этой глуши до конца дней. Мы будем жить в бедности здесь, так близко от них! Нет, я буду танцевать. Я стану актрисой». Тогда я подумал, не поехать ли мне вместе с ней. Она покачала головой. Сказала, что хотя наша дружба много для нее значит, но мы слишком разные люди. У меня нет такой веры и убежденности, как у нее. Мы не созданы друг для друга. Я знал, что она права. Но все равно спорил, пытался убедить. Я сказал, неужели она думает, что она одна такая — деревенская девчонка, мечтающая о блестящей карьере актрисы? Она ответила, что, конечно, нет. Отдает ли она себе отчет в том, сколько таких как она кончают тем, что попадают в ужаснейшие ситуации, много хуже тех, от которых они бежали? «Но я добьюсь того, чего хочу!» — сказала она. Она верила в это, и когда я взглянул на нее, тоже поверил.День, когда она уехала, был самым несчастным в моей жизни… Я попрощался с ней. «Обещай, — сказал я ей, — если у тебя не получится, ты вернешься ко мне». Но она даже не могла допустить, что у нее что-то не получится. Она сказала, как это прекрасно, что мы встретились, что она любит меня, но мы разные люди. Она была бы мне только обузой, потому что не способна жить здесь, разводить кур и ездить на двуколке в магазин за продуктами. А я только мешал бы ее карьере там. «Мы должны взглянуть правде в лицо. Мы не подходим друг другу. Но мы навсегда останемся добрыми друзьями».Она назвалась Дейзи Тримастон, по фамилии этих богатых людей, а Дейзи Рей было ее сценическим именем. Потом кто-то посоветовал ей изменить его на Дезире. Дезире, — повторил он. — Она сделала то, что решила сделать. В ней был задор, решительность и талант. И она добилась успеха.Он замолчал, поднеся руку ко лбу. Я понимала, что, рассказывая о ней, он переживает все это заново. Я легко могла все это себе представить. Я понимала эту бурю протеста, которую вызывали в ней пуританские взгляды ее деда и бабки, это презрение к условностям и решимость идти своим путем.Мари-Кристин слушала его рассказ, как завороженная, но я видела, что ей не терпится выяснить главное — отец ли мне этот человек?Мы уже собирались попросить его продолжить рассказ, но я поняла, что ему нужно остановиться, немного переждать, чтобы прийти в себя от избытка чувств, нахлынувших после этих воспоминаний.Я сказала, что пойду на кухню и помогу ему готовить кофе. Мари-Кристин тоже была готова подняться, но я жестом удержала ее.На кухне Эннис Мастерман сказал мне:— Я часто представлял себе, как вы приедете ко мне.— Вы имели в виду — вместе с ней?Он кивнул.— Она никогда не рассказывала мне о вас.— Конечно. Зачем ей было это делать? У нее были другие планы.— Мне хотелось бы узнать одну вещь.— Да, — сказал он. Потом, немного помолчав, добавил: — Она писала мне время от времени. Я знал о ее успехах. Это было замечательно. И я знаю, почему вы приехали сюда. Вы нашли письма, которые она хранила, и они заставили вас предположить, что… я прав?— Да.— Я храню ее письма. Она писала не часто. Каждое письмо было для меня праздником, когда я получал его. Благодаря им я переживал вместе с ней ее успехи, хотя и не был к ним причастен. Я знал, что надежды на ее возвращение нет. Особенно после вашего рождения. Я дам вам письма, которые она писала в то время. Возьмите их с собой в гостиницу и прочтите. Они предназначены только для ваших глаз. И когда прочтете, привезите их мне обратно. Потерять их сейчас было бы для меня невыносимо. Я часто перечитываю их.Я сказала:— Я прочту их и завтра же привезу вам.— Думаю, в них вы найдете то, что хотите узнать.Мы отнесли кофе в гостиную, где с явным нетерпением дожидалась нас Мари-Кристин.Потом мы еще немного поговорили о его жизни здесь. Ему кое-как удавалось зарабатывать себе на жизнь. В Бодмине есть галерея, которая купила несколько его скульптурных работ. Время от времени Эннис продает одну-две скульптуры, большей частью это «Танцуюшие девы». Приезжающие туристы любят покупать сувениры на память об этих местах. Кое-что из овощей он выращивает на своем огороде. У него есть корова и несколько кур.Такую жизнь он выбрал для себя сам. Затем он принес письма и протянул их мне.Я повторила свое обещание вернуть их завтра, после того как прочту.— Тогда мы сможем поговорить более свободно, — сказал Эннис, — если у вас возникнет подобное желание. Возможно, мы почувствуем, что лучше знаем друг друга. Сегодня для меня необыкновенный день. Я часто говорил себе, что этого не может быть. Когда она умерла, я думал, что это конец. Ну, ладно, увидимся завтра.Я торопилась уехать, так как мне хотелось скорее прочитать ее письма.По дороге в гостиницу Мари-Кристин сказала:— Ты только представь, ну как можно вот так жить здесь? Какой странный человек. Он интересно рассказывал о Дезире — Дейзи Рей. Здорово, правда? Ну, а что эти письма? Мне не терпится прочитать их.— Мари-Кристин, он не хотел, чтобы их читал кто-то еще, кроме меня. Это личные письма моей мамы.Ее лицо вытянулось.— Пойми меня, Мари-Кристин, — умоляюще проговорила я. — В них есть что-то секретное. И я обещала.— Но ты мне скажешь, о чем они?— Конечно, скажу.Как только мы вернулись в «Танцующие девы», я поспешила в нашу комнату. Мари-Кристин с достойным восхищения тактом сказала, что пойдет на часок прогуляться. Я оценила этот ее жест, потому что знала, как она сгорает от любопытства.В письмах не были указаны даты, но, как я поняла, лежали они в хронологическом порядке.Вот первое письмо. «Мой дорогой, дорогой Эннис. Как это замечательно! Значит, наконец тебя вытащат из твоего логова. Наконец-то признают твой гениальный талант. Ты пишешь, увидев твою «Танцующую деву», один лондонский торговец предметами искусства заинтересовался твоими работами. Надеюсь, это только начало. Ну как ты этому рад? Конечно же, да. Я тоже. Но ты, наверняка скажешь: «Все это еще не точно, не нужно торопиться подождем — увидим». Я знаю тебя, Эннис. Дорогой мой, ты и так слишком много времени потратил на эти «подождем» и «увидим». Я всегда считала, что фигуры, которые ты делаешь, очень хороши. А та, что ты сделал для себя — просто великолепна, гениальна! Но самое главное — что ты приезжаешь в Лондон. Я позабочусь, чтобы ты остановился в приличном отеле недалеко от меня. И мы сможем видеться, когда ты не будешь занят со своим важным агентом по продаже. У меня пока репетиций нет. Его светлость, Дональд Доллингтон — а для нас просто Долли — готов вот-вот разродится новым спектаклем. В данный момент он страшно нервничает, взывает к Всевышнему, чтобы тот не дал ему соитие ума и прекратил его мучения, потому что все только и делают, что стараются помешать ему. Это игра, в которую он всегда играет в такие моменты, как сейчас. Так что, если ты приедешь на следующей неделе, репетиции еще не начнутся. И мы. сможем с тобой говорить и говорить, не переставая — как в старые времена. Я с огромной радостью жду твоего приезда. Твоя любимая Танцующая дева, Дейзи» Я взяла следующее письмо. «Дорогой мой Эннис. Что за чудесная неделя! Я бесконечно благодарна этому торговцу, хоть он и оказался старым негодяем, и когда узнал, что не получит твою «Танцующую деву», потерял всякий интерес. Конечно, это очень мило и трогательно, что ты решил оставить ее у себя. Но тебе не следовало этого делать. Продай ее, Эннис! Ведь за этим могут последовать заказы и все такое. Ты просто дурак. Было так прекрасно снова быть с тобой, разговаривать, как раньше. Ни с кем я не могу так говорить, как с тобой, было так, как будто я опять в Менингарте, но только не перед началом пути, а уже на середине дороги. Эннис, ты должен понять мое стремление добраться до вершины. Мне было так грустно с тобой расставаться. Но ведь ты приедешь еще, правда? Я знаю, что ты мне на это ответил бы… Но нет, так не получится. И я уверена, ты бы возненавидел такую жизнь. Ты ведь не представляешь, что это такое — подготовка к премьере, когда не можешь думать ни о чем, ни о чем кроме спектакля. Наверное, так и должно быть, но ты бы это возненавидел. Правда, поверь мне. У меня здесь много добрых друзей. Они меня понимают. Такая жизнь меня вполне устраивает. И я не хочу ее менять. Так что пусть все остается так, как есть. Но мы с тобой всегда будем помнить эту необыкновенную чудную неделю. Любящая тебя по-прежнему, Дейзи — твоя Танцующая дева» Следующее письмо пролило больше света на интересующий меня вопрос. «Эннис, дорогой мой! Я должна тебе что-то сказать. Это произошло во время той незабываемой недели. Сначала я не знала, что и думать. Но сейчас я просто таю от восторга. Теперь я знаю, это то, чего мне всегда так хотелось. До этого момента я еще не была уверена. Такое ощущение, как будто частичка тебя теперь всегда будет со мной. Ты понял, что я хочу сказать? Я думаю, у меня будет ребенок. Я надеюсь, что это так. Я напишу тебе еще, как только будет полная уверенность. Любящая тебя, Дейзи — Т.Д.» Четвертое письмо. «Мой самый дорогой Эннис! Нет, об этом не может быть и речи. Как я говорила тебе уже много раз, из этого просто ничего не получится. Это означало бы для меня — бросить все, к чему я стремилась. Я не могу этого сделать. Пожалуйста, не проси у меня невозможного. Я не хочу, чтобы наши взаимоотношения испортились, а это неизбежно произошло бы. Я так счастлива сейчас! Эннис, давай будем довольствоваться тем, что у нас есть. Поверь мне, так лучше для нас обоих. Как всегда, с любовью, Дейзи — Т.Д.» Я взяла следующее письмо. «Эннис, дорогой мой! Я просто таю от счастья! Это правда! У меня будет ребенок. Я невероятно счастлива. Долли в ярости. Он думает о своем новом спектакле. Какой смысл давать мне главную роль, если уже через несколько месяцев я бучу скакать, как слон?Я сказала ему, что слоны не скачут, они вышагивают с гордым видом. Он закричал: «Ты не думаешь о том, как это скажется на твоей карьере? Не сомневаюсь, это Чарли Клеверхем. Или Робер Бушер? Да какое мне до всего этого дело, если я собираюсь выпустить новый спектакль!» За этим последовало обычное обращение к Богу. Этот Долли, над ним просто невозможно не смеяться. Нет, ничто — да-да — ничто не может омрачить моего блаженства. Всегда любящая тебя Д — Т.Д.» Следующее письмо. «Дорогой мой Эннис, все идет хорошо. Да, конечно, я сообщу тебе. Я сделаю все так, как будет лучше для него (или для нее — мне все равно, я просто хочу, чтобы он был.) Чарли Клеверхем рассмешил меня. Он думает, что это его ребенок. Прости меня, Эннис, он всегда был таким моим добрым другом. Он мог бы дать своему ребенку все, абсолютно все. Чарли — очень хороший человек. Один из самых лучших, каких я только знала. Он честный и благородный, и, кроме того, очень богатый. Робер Бушер тоже такой, но он иностранец, и я предпочла бы Чарли. О, я опережаю события. Я просто подумала, а вдруг я внезапно умру. Ведь никогда не знаешь, что будет. Мне раньше никогда это не приходило в голову, но сейчас, когда нужно будет заботиться о ребенке, совсем другое дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49