Свет, проходящий через цветные стекла, придавал всей обстановке жутковатую таинственность.И опять я сказала себе, что мне не следовало приезжать. У меня было нелепое, но совершенно отчетливое ощущение, что дом твердит мне об этом. Я была чужой здесь, в этом родовом гнезде с его давними традициями. Мне захотелось выбежать на воздух, добраться до станции и как можно скорее вернуться в Лондон.Тут на верхней площадке каменной лестницы, начинавшейся справа от возвышения перед камином, отворилась дверь.— Ноэль, как я рад тебя видеть! — Родерик спешил ко мне со всех ног.Он взял меня за руки.— Я невероятно обрадовался, когда узнал, что ты уже здесь.Чарли ласково взглянул на нас, и я почувствовала, что отчасти мои страхи рассеиваются.— Вы, кажется, уже знакомы другс другом, — сказал он.— Мы несколько раз случайно встречались на улице, — пояснила я.— Для меня было тяжелым ударом это известие о твоей маме, — сказал Родерик.— Ноэль было необходимо сменить обстановку, — сказал Чарли.— Ты увидишь здесь много интересного, — пообещал Родерик.— Мне кажется, этот дом крайне необычный. Никогда таких не видела.— Да, такие не часто встречаются, это верно, — засмеялся Родерик и взглянул на отца. — По крайней мере, нам хочется в это верить.— Мы гордимся им, — сказал Чарли. — Хотя, боюсь, для нас он уже стал чем-то привычным, само-собой разумеющимся, ведь мы проводим здесь всю свою жизнь. Но нам приятно видеть, как он поражает других, мы никогда не упускаем возможности немного похвастаться, не так ли, Родерик?— Конечно. Сейчас, правда, дом представляет собой гибрид, некое смешение стилей. Так всегда случается с такими древними строениями. С годами их приходится ремонтировать, подправлять, и видишь, как вкусы одной эпохи накладываются на другие.— Но разве от этого он не становится только еще интереснее?Мрачные предчувствия рассеивались, и я почувствовала, что настроение мое улучшилось. Нет, все-таки я правильно поступила, что приехала. Родерик здесь, рядом… и Чарли. Они помогут мне, а если понадобится, то и защитят.Потом Чарли спросил Родерика:— Где мама?— Она в гостиной.Мое недавнее облегчение вмиг улетучилось. Я подумала, что леди Констанс смирилась с моим приездом только потому, что вынуждена была это сделать.— Тогда давайте-ка пойдем наверх, — сказал Чарли.И мы поднялись по лестнице к двери, через которую Родерик вошел в холл.Мы миновали несколько комнат, спускались и поднимались по лестницам, проходили под арками мимо стен, украшенных великолепными гобеленами и картинами. Я едва успевала бросить на них беглый взгляд. Прошло, как мне показалось, довольно много времени прежде чем мы подошли к гостиной.Чарли открыл дверь, и мы вошли. Я почти не заметила тогда обстановку комнаты с тяжелыми портьерами на окнах, до блеска натертым паркетным полом, устланным коврами, гобелены и льняные панели на стенах. В высоком, как трон, кресле сидела женщина, которую я часто пыталась представить себе, но никогда не предполагала увидеть — леди Констанс.Мы приблизились к ней, и Чарли сказал:— Констанс, познакомься, это мисс Ноэль Тримастон. Ноэль, это моя жена.Она не встала, лишь поднесла к глазам лорнет и изучающе посмотрела на меня, что, как я понимаю, должно было напомнить мне о моей ничтожности. Хотя это и возмутило меня, я продолжала стоять с кротким видом. В этой женщине было что-то, вызывавшее почтительный страх.— День добрый, мисс Тримастон, — произнесла она. — Ваша комната уже готова, и кто-нибудь из прислуги проводит вас туда. Вы, конечно, захотите отдохнуть с дороги.— Добрый день, леди Констанс, — ответила я. — Благодарю вас, но наша поездка была не долгой.Она качнула лорнетом в сторону стула, показывая, что я могу сесть.— Полагаю, вы приехали из Лондона? — сказала она.— Да, совершенно верно.— Мне там не нравится. Слишком шумно. Слишком много людей, и среди них встречаются крайне неприятные личности.Родерик сказал:— Очень многие в восторге от Лондона. А неприятные личности, мама, встречаются повсюду.— Возможно, это и так, — парировала она, — но в Лондоне все в большем масштабе, а значит, и их тоже больше. — Она обратилась ко мне: — Я так понимаю, ваша мама имела отношение к театру, — в ее голосе прозвучало определенное неодобрение. — Здесь вам все покажется другим. Мы в провинции живем тихо.— Я нахожу ваш дом очень интересным, — сказала я.— Очень рада за вас, мисс… э-э..?— Для нас она просто Ноэль, — сказал Чарли с жесткими нотками в голосе.— И еще я слышала про эти замечательные находки, обнаруженные на ваших землях, — добавила я.— Ноэль хочет увидеть древнеримские развалины, — сказал Родерик.— M-м, да, — процедила леди Констанс. — Но, думаю, сейчас она прежде захочет увидеть свою комнату. Родерик, пожалуйста, позвони в колокольчик.Родерик так и сделал, и очень скоро явилась горничная.— Проводите мисс Тримастон в ее комнату, Герти, — распорядилась леди Констанс. — И удостоверьтесь, все ли у нее есть.— Да, ваша светлость, — проговорила Герти.Родерик ободряюще улыбался мне, а Чарли — немного опасливо, когда я выходила вслед за Герти из гостиной.Мы опять проходили через множество комнат, поднимались и спускались по лестницам.— Это Красная комната, мисс, — сказала Герти, когда мы наконец дошли. — В ней вы будете жить. Смотрите, все красное: постели, ковры, и даже портьеры на окнах. Есть еще Голубая комната и Белая комната. Но ими пользуются не так часто. Как бы вы здесь по началу не заблудились. Дом старый — одни переходы да тупики. Но со временем привыкнете. Ваши вещи уже принесли, так что можете распаковываться. Вам помочь? Нет? Ладно, если я вам буду нужна, просто позвоните. Вот горячая вода и полотенца. Через полчасика я зайду за вами и проведу вниз. Ее светлость не любит, когда опаздывают.Когда она ушла, я присела на край кровати. Это была кровать с балдахином на четырех столбиках, ей было, наверное, не меньше сотни лет. Я дотронулась до красных занавесок, чувствуя, что смущение мое все возрастает.Леди Констанс встретила меня неприветливо. Этого и следовало ожидать, чему тут удивляться. Я подумала об оживленных лондонских улицах, экипажах, то и дело привозящих людей в театр, о маме, веселой, беззаботной, смеющейся. Не удивительно, что Чарли был так привязан к ней. Она обладала всем, чего была лишена леди Констанс. Сейчас мне ее не хватало, как никогда. Я чувствовала себя потерявшейся в чуждом мне мире. Еще так недавно у меня была уверенность в счастливом будущем, а сейчас все совершенно по-другому.От сознания своей беспомощности мне хотелось расплакаться, хотелось опять ощутить себя окруженной лаской и заботой Дезире, но теперь вместо ее любящей доброты мне придется сталкиваться с ледяной враждебностью леди Констанс.Но здесь Родерик, напомнила я себе. Он и Чарли хотят, чтобы я была счастлива. Я не одинока.Я умылась, переоделась и была готова предстать перед леди Констанс.В первые дни моего пребывания в Леверсон Мейнор случались моменты, когда я говорила себе, что должна уехать. И только настоятельные просьбы Чарли и Родерика, чтобы я осталась, заставили меня решить, что уехать сразу я не могу.Вскоре мне стало совершенно ясно, что леди Констанс терпит мое присутствие только потому, что вынуждена это делать.В Чарли я увидела здесь совсем другого человека. Я привыкла считать его мягким и покладистым, но в Леверсон Мейнор он был хозяином поместья, и каким-то образом он сумел дать это понять грозной леди Констанс. Я также еще яснее поняла, как глубоко он любил маму. Я знала, что ему тоскливо и одиноко без нее. Мы оба испытывали это чувство. Молча, без слов, он умолял меня остаться. Ведь это было ее желание, чтобы мы были вместе, если подобное произойдет. Это случилось, и он хотел взять на себя заботу обо мне. Это давало бы ему хоть каплю утешения.Кроме того, был Родерик. Не могу отрицать, что общение с ним приносило мне облегчение. Как и его отец, он был полон решимости уговорить меня остаться, и какой бы одинокой и оскорбленной я здесь себя не чувствовала, я была в определенной мере благодарна им. Я жила в странном ирреальном мире между ушедшими днями беззаботного счастья, которые, как мне когда-то казалось, будут длиться вечно, и невыносимо горькой жизнью без Дезире, жизнью, с которой рано или поздно мне придется столкнуться.Пройдет еще немного времени, напоминала я себе, и мне нужно будет решать, что делать. Возможно, какая-нибудь работа пошла бы мне на пользу. Наконец это может оказаться просто необходимым. Но пока что я должна была хотя бы научиться жить день за днем, научиться справляться со своим горем. Чарли и Родерик помогали мне в этом.Иногда я чувствовала, что Дезире с нежностью наблюдает за мной и как бы убеждает остаться с Чарли. Она доверяла ему. И всегда с величайшей заботой относилась ко мне. Жизнь без нее превратилась в сплошную скорбь и отчаяние.«Постарайся отвлечься на что-либо, милая, — почти слышала я ее голос. — Возможно, когда-нибудь мы снова будем вместе. Раньше я никогда не задумывалась о таких вещах, но приходит время, и человек должен встретиться с ними лицом к лицу. И если, веря в это, ты получаешь хоть какое-то утешение, это уже благо. Наберись терпения. Тебе нужно продолжать жить. Я доверяю Чарли и хочу, чтобы именно он позаботился о тебе.»Родерик предложил мне научиться ездить верхом.— Здесь, за городом, это необходимо, — сказал он.Уроки верховой езды проходили успешно. Родерик был хорошим, терпеливым учителем, и я начала находить эти занятия увлекательными. Мое состояние настолько улучшилось, что я уже могла несколько часов подряд не вспоминать маму.— Через недельку ты станешь отличной наездницей, Ноэль, — сказал мне Родерик. — Тогда мы сможем уезжать подальше от дома. Здесь есть что посмотреть.Он был в таком восторге, что только ради этого я должна была показать, что тоже довольна. Хотя, нужно признаться, успехи в верховой езде действительно подняли мое настроение, и возможность хотя бы на несколько часов вырваться из черной меланхолии, несомненно, была благом.Первое, что Родерик намеревался сделать, это показать мне древнеримские развалины.Местность вокруг Леверсона была удивительно ровной. Из окна моей спальни я видела поля, простиравшиеся почти до моря. Родерик объяснил мне, что во времена римских завоеваний море начиналось всего лишь в четверти мили от того места, где теперь стоит дом. А сейчас его отделяют почти полторы мили.Когда мы с ним поехали смотреть раскопки, он буквально горел энтузиазмом.— Я всегда хотел показать их тебе, помнишь? — спросил он.Конечно же, я помнила, и это воспоминание грустью отозвалось в моем сердце. Мы говорили тогда о том, что должны встречаться тайно, нам хотелось, чтобы в этом не было необходимости. Теперь наше желание исполнилось, но какой ценой!Родерик сразу понял, что огорчил меня, и тут же раскаялся в этом. Я сказала:— Ничего, все в порядке. Я в самом деле очень хочу посмотреть раскопки. Ты так интересно о них рассказывал.— Это одно из самых потрясающих открытий в стране. Когда-то там было нечто вроде угольных шахт и всем этим, должно быть, руководил какой-то очень знатный человек. Поблизости находилась его усадьба. Видишь этот великолепный мозаичный пол, белое с красным, мел — белые фрагменты, песчаник — красные. Так остроумно, изобретательно и вполне современно. Разрушение Римской империи было трагедией. Если бы этого не произошло, мы бы не скатились во времена мрачного средневековья, — он засмеялся. — Ах, прости меня, я совсем заговорился. Понимаешь, это очень захватывает.— Я понимаю. И мне интересно об этом слушать. А что это там, чей-то домик?— Не совсем. Это владения Фионы. Ее мастерская.— Фионы?— Да, Фионы Вэнс. Я тебя с ней познакомлю. Она, наверное, сейчас там, вся в работе. Сейчас объясню. Ты спросила меня, что это за домик. В каком-то смысле это действительно домик — флигель, во всяком случае, был таковым. Потом его забросили, и никто о нем не вспоминал. Он стоит особняком, на отшибе. Мы вообще собирались его сносить, но тут были найдены эти развалины, и флигель оказался рядом с ними. Начались раскопки, стали находить множество всяких черепков, оружие и тому подобное. Все это надо было как-то обрабатывать, хранить. Вот тогда-то и приехала Фиона.— Что же именно она делает?— Работает непрерывно, такая уж она одержимая. Видишь ли, большей частью попадаются не целые предметы, а обломки, их нужно составлять вместе, как в детской головоломке, когда собираешь картинку из кусочков. Это могут делать только специалисты. Черепки, обломки дерева, металла, — все это обрабатывается особым образом. И если этим займется несведущий человек, многое может быть просто испорчено.— А Фиона, она настоящий специалист?— Да. Интересно, как это все получилось. Онаживет со своей бабушкой, миссис Карлинг. Это не совсем обычная дама. Скорее даже, совсем нербычная. Некоторые суеверные люди утверждают, что она колдунья. Они опасаются задевать ее, боятся ее «дурного глаза» — ты знаешь, как это бывает. Она в Фионе души не чает, воспитывала ее с младенчества после смерти ее родителей. Экипаж, в котором они ехали, перевернулся, и они оба погибли, когда Фионе не было и года. Она совсем не похожа на свою бабушку. Да ты сама сейчас в этом убедишься.— Я нахожу ее очень интересной. И ее бабушку — тоже.— Я уверен, Ноэль, ты найдешь здесь для себя массу интересного.— Ты и твой отец, вы так добры ко мне.Я почувствовала, что голос мой дрогнул, и Родерик быстро произнес:— Мы собираемся показать тебе все, что здесь есть интересного. Мы хотим, чтобы тебе у нас было хорошо. Я знаю, тебе сейчас тяжело, но это пройдет.— Расскажи мне еще о Фионе.— Ну, все началось с того, что она нашла у себя в саду несколько старинных монет. Поднялся большой переполox — ведь это означало, что древности могут находиться прямо у нас под ногами. Сэр Гарри Харкорт — ты слышала о нем? — одно из наших светил археологии. Недавно он был в Египте и сделал там невероятные, фантастические открытия. Не может быть, чтобы ты о нем ничего не слышала.— Да, это имя мне знакомо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49