— Так вот, он лично посетил сад миссис Карлинг, и, я полагаю, Фиона произвела на него весьма благоприятное впечатление. Ей тогда было уже около шестнадцати лет, и он предложил ей работу в одной из своих фирм. Старая миссис Карлинг не хотела отпускать ее от себя, но сердце Фионы уже было отдано археологии. И, разумеется, для нее это была прекрасная возможность. Фиона была страстно увлечена раскопками и умела работать. Поэтому, когда все это обнаружилось здесь, ее послали сюда, присматривать за всеми этими обломками и осколками, которые потекли рекой, как только начались раскопки. Старая миссис Карлинг радовалась, что в результате ее внучка опять рядом с ней, Фиона тоже была довольна. У нее доброе сердце, и ей было неприятно огорчать бабушку. Таким образом, теперь Фиона смогла заниматься любимым делом и не чувствовать при этом угрызений совести. А ее мастерская почти в двух шагах от дома миссис Карлинг.— Мне не терпится познакомиться с Фионой.— Я как раз собираюсь показать тебе наши важнейшие находки, а потом мы заглянем к Фионе. Вот, взгляни. Это остатки древней усадьбы. Осторожнее, смотри, куда ступаешь. Здесь сплошные ямы. Лучше держись за мою руку.Я так и сделала, и он крепко сжал мою ладонь.— Ступай осторожно, следи за каждым своим шагом. Это часть усадьбы. Мозаичная мостовая — одна из наиболее хорошо сохранившихся во всей римской Британии. А теперь я покажу тебе то, что считаю самым важным. Это доказывает, насколько высока была римская цивилизация. Осторожнее! Фиона вообще считает, что лучше было бы огородить этот участок.— Сюда, наверное, многие приезжают посмотреть на раскопки?— То и дело. Особенно, когда есть какая-нибудь новая находка и о ней упоминается в прессе. Но я хотел показать тебе бани! В те времена, когда большинство народов, населявших землю, не слишком заботилось о чистоте своего тела, римляне уделяли этому огромное внимание. Бани сохранились в отличном состоянии. Здесь три бассейна: тепидариум — то-есть теплый, калидариум — горячий и фригидариум — холодный, в который, вероятно, они и бросались в самом конце. Спартанские привычки. Смотри, вот здесь видна глубина бассейнов. Только не подходи слишком близко. Если упадешь, это будет неприятно. Сэра Гарри очень взволновала эта находка. Постоянно приезжают новые экспедиции, чтобы продолжать раскопки. Можно сказать, жизнь в Леверсоне стала другой. Мы приобрели некоторую известность в мире археологии. Так что уж извини, если мой энтузиазм перехлестывает порой через край.— Все это так увлекательно, мне очень нравятся твои рассказы.— Могу тебя заверить, ты еще многое услышишь. Смотри-ка! Вот и Фиона. Наверное, она услышала, что мы здесь.Из флигеля вынырнула девушка. На ней был зеленый рабочий халат, красиво оттенявший ее русые волосы. Я заметила, что глаза у нее тоже зеленые, и цвет их кажется еще ярче от зелени халата. При виде Родерика ее лицо расплылось в радостной улыбке. Затем она с плохо скрываемым любопытством посмотрела на меня.— Привет, Фиона, — сказал Родерик. — А я как раз говорил сейчас о тебе.— Ах, Боже мой! — произнесла она, изображая притворное смущение.— Восхваляя твои добродетели, разумеется. Это мисс Ноэль Тримастон. Она живет у нас.— Добрый день, — сказала Фиона. — Я слышала с вашем приезде. Новости у нас разлетаются быстро.Родерик засмеялся.— Мисс Тримастон — Ноэль — уже знает, кто ты такая мисс Фиона Вэнс, знаток археологии.— Он мне льстит, — сказала Фиона. — Я всего лишь дилетант.— Нет уж, перестань, Фиона, не скромничай. Ты бы видела, какую работу она проделала с одной из находок. Теперь благодаря Фионе, ее кропотливому труду, мы можем представить, какую посуду тогда употребляли, каким орнаментом украшали. Фиона, а ты не собираешься пригласить нас войти?— Я надеялась, вы сами выскажете такое пожелание.— Тогда пошли, — сказал Родерик. — Мисс Тримастон хочет посмотреть, какие ты творишь чудеса.Она улыбнулась мне.— Я только сложила вместе то, что было, — сказала Фиона. — А сейчас я как раз собиралась выпить чашку кофе. Не хотите ли присоединиться?— С удовольствием, — ответил Родерик за нас обеих, и я немедленно с ним согласилась.Действительно, было видно, что флигель был превращен в мастерскую. Из двух комнат сделали одну. Вдоль стен установили стеллажи, и сейчас они были завалены разными странными предметами и инструментами. О некоторых из них я не имела ни малейшего представления, пока Фиона не объяснила мне, что к чему. Оказывается, это были мехи, чтобы сдувать лишнюю землю, грубые металлические сита, черпаки, стальные стержни, которыми прощупывают землю, они так и называются — щупы, и различного вида и размера кисти. Кроме того, там было множество ящичков и коробочек, склянок с клеем и различными растворителями, а в центре комнаты возвышалась плита с кастрюлей горячей воды.Из этой комнаты можно было попасть в небольшой закуток за загородкой, служивший кухней. Там были глубокая раковина и водопроводный кран, старая кухонная плита и буфет, из которого Фиона достала чашки и кофейник.В комнате было четыре стула с плетеными спинками, на которые она и предложила нам присесть, а сама пошла за загородку варить кофе.Родерик рассказал мне, что флигель не пришлось значительно перестраивать. Лестница около кухни вела в две небольшие комнатки наверху, они служили спальнями и их оставили без всякого изменения.— Там Фиона отдыхает, когда устает.— Вот и неправда! — запальчиво возразила Фиона из-за загородки. — Я никогда не устаю во время работы. И обычно обхожусь захваченным из дома бутербродом и чашкой кофе. Иногда, правда, я поднимаюсь наверх, чтобы перекусить там, но это только для того, чтобы сбежать от всего этого беспорядка и запахов некоторых веществ, которые я использую.Она внесла на подносе чашечки с кофе.— Вы долго пробудете в Леверсоне? — спросила она.Я не знала, что ответить, и Родерик сказал:— Мы пытаемся уговорить ее.— Полагаю, вы приехали из Лондона?— Да.— Боюсь, вам здесь покажется скучновато.— Фиона, стыдись! — воскликнул Родерик. — Как можно такое говорить при всем этом богатстве, что у тебя под ногами! Я только что показывал ей бани.Ее глаза засияли:— Разве они не великолепны?— Я еще никогда такого не видела, — заверила я ее.— Да, это большая редкость… и чтобы в таком отличном состоянии. Правда же, Родерик?— Видишь, как мы расхвастались? И ты, Фиона, еще больше, чем я.Они обменялись взглядами, и я подумала, какого рода отношения могут их связывать. Было совершенно очевидно, что она ему нравится, а он ей? Может быть, еще рано было делать какие-то выводы, но мне представлялось, что и он ей — тоже.Фиона продолжала рассказывать о вазе, которую она складывала из осколков.— Это совершенно необычная вещь, — говорила она. — К сожалению, пока что не хватает слишком многих фрагментов. И это очень жаль.— На ней такой оригинальный рисунок.— Да, вот поэтому-то особенно обидно, — она пожала плечами и улыбнулась мне. — Ладно, все это в нашем деле в порядке вещей. Часто находишь что-то стоящее, из чего можно было бы сделать отличную вещь, но не хватает основных деталей.— Кофе замечательный, — сказала я.— Спасибо. Надеюсь, вы будете заглядывать ко мне, если окажетесь поблизости.— А я не помешаю вашей работе?— Вовсе нет, что вы.— Фиона обожает рассказывать об этих находках. Верно, Фиона?— Не стану опровергать. Кстати, я сделала набросок того сосуда для питья — так, как я представляю его себе целым. Конечно, пока в наших руках только одни фрагменты. Набросок у меня там, дома. Заходи взглянуть, когда пойдешь мимо.— Обязательно, — сказал Родерик.Мне вдруг пришла в голову мысль, что так же, как я интересуюсь ею, возможно, она интересуется мной. И, может быть, тоже задает себе вопрос, в каких я отношениях с Родериком.Она внимательно наблюдала за мной. Нельзя сказать, чтобы в ее взгляде читалась какая-либо враждебность. Наоборот, она была со мной чрезвычайно приветлива и гостеприимна.Я вдруг подумала, что она, должно быть, влюблена в него. Всю обратную дорогу к дому, пока мы шли, обсуждая увиденное этим утром, я размышляла о моих собственных чувствах к Родерику.Несмотря на неопределенность моего положения, жизнь в Леверсон Мейнор затягивала меня все больше и больше. Мною владели не просто смешанные чувства, но иногда меня бросало из крайности в крайность. Дом начинал все больше интересовать меня. Временами мне казалось, что он благосклонен ко мне, временами — что отвергает.Однажды я заблудилась. В первые дни после приезда заблудиться было нетрудно. При таком множестве дверей очень легко было потерять ту, что искал, и в результате оказаться в неисследованной части дома. Так и случилось со мной в один из первых дней. Я вышла из своей комнаты и свернула в коридор, который, по моим расчетам, должен был привести меня к лестнице. Поняв, что ошиблась, я попыталась проделать обратный путь. Я была уверена, что шла правильно и должна была бы непременно попасть в зал.Однако я оказалась в совершенно незнакомой мне части дома. Я вошла в комнату с несколькими окнами и рядами портретов на противоположной стене. В комнате было достаточно светло — все происходило утром, и я как раз направлялась на завтрак, к тому же окна комнаты выходили на восток. Было очень тихо. Это действовало на меня угнетающе. В одном углу комнаты располагался стол, а рядом — натянутый на раму незаконченный гобелен, в другом — стояло кресло-качалка.Я огляделась. Мне показалось, я попала в одну из стариннейших частей дома. Я попыталась избавиться от постоянно возникавшего у меня здесь смущения, что за мной следят. Крайне неприятное, жуткое чувство.Мне следовало попытаться немедленно вернуться назад, но в этой комнате было нечто такое, что не позволило мне сразу уйти.Я пробежала взглядом по висевшим на стене картинам, их было около шести. На них были изображены люди в одеждах разных исторических эпох. Я рассмотрела их внимательнее — Леверсоны и Клеверхемы, догадалась я. Глаза некоторых персонажей, казалось, смотрели прямо на меня, их взгляды повергали меня в смущение. Выражение лиц постепенно менялось, они разглядывали меня сначала с насмешкой, потом с недоверием и неприязнью.С тех пор, как я приехала сюда, у меня слишком разыгралась фантазия. Вероятно, потому, что, несмотря на гостеприимство Чарли и Родерика, в душе я чувствовала, что не должна здесь находиться. Я подумала, какой бы стала моя мама, если бы вышла замуж за Чарли и приехала жить сюда. Дом бы тогда стал другим. Она бы сумела рассеять этот дух холодной официальности. И не стала бы так цепляться за прошлое.Я подошла к натянутому на раму незаконченному гобелену и сразу узнала, что было на нем изображено. Это был сам дом, во всем его великолепии. Я узнала гербы, вытканные синим, красным и золотым.Сзади послышался шорох, я виновато вздрогнула. Леди Констанс, неслышно войдя в комнату, наблюдала за мной.— Интересуетесь моим рукоделием, мисс Тримастон?— О, да… Это великолепно.— Вы когда-нибудь занимались изготовлением гобеленов?— Нет, никогда не пробовала.— Вот это, как видите, сам дом. Дом для меня очень важен.— Я понимаю. Это восхитительное место.Она подошла ближе, в упор глядя на меня.— Со дня моего приезда сюда я делаю все возможное, чтобы сохранить устои, заложенные нашими предками.— Я уверена, что вам это удается.— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы они не были нарушены.— Да, — сказала я. — Было бы очень жаль, если бы что-то подобное произошло.— Вы здесь что-то искали?— О, нет, нет. Я просто заблудилась.— Человеку новому и непривычному так легко заблудиться здесь, — голос ее прервался.Я чувствовала, что у меня начинается мелкая дрожь. Возникло непреодолимое желание повернуться и броситься вон из этого дома.— Я хотела спуститься к завтраку, — произнесла я еле слышно.— Да-да. Вам нужно вернуться тем же путем назад. В конце коридора вы увидите лестницу. Она ведет вниз, в холл, комната для завтрака направо.— Теперь я понимаю, как мне нужно было идти. Благодарю вас.С облегчением я вышла из комнаты. Она дала мне понять, что я здесь чужая. Это было в каждом ее жесте, в интонациях ее голоса. Я должна уехать, не откладывая.Но в тот же день позднее, упражняясь в верховой езде, я почувствовала, как счастлив Родерик, что я здесь, и мне захотелось остаться.Неуверенность вскоре вновь вернулась ко мне. Я могла бы поехать в Лондон. Робер с самого начала убеждал меня, что я могу жить в доме сколько угодно и когда только захочу. Он постоянно настаивал на том, чтобы я по-прежнему считала этот дом своим. Этого хотела бы моя мама. В то же время и Чарли теперь, когда ее не стало, мог находить утешение только в том, что выполняет ее волю. Мне необходимо было выждать. За это время я должна была подготовить себя к тому, чтобы спокойно принять свою судьбу, какой бы она ни была. Теперь боль утраты уже не чувствовалась так остро, а ведь совсем недавно, занимаясь верховой ездой с Родериком или восхищаясь вместе с ним древнеримскими развалинами, возбуждавшими во мне не меньший интерес, я не могла даже представить себе, что эта возможно. Я подружилась с Фионой и иногда, если Родерик был занят, одна ходила во флигель. Фиона показала мне, как мягкой щеткой счищать землю с найденных черепков. Занимаясь этим, я любила представлять себе людей, когда-то пользовавшихся этой посудой в своей обычной повседневной жизни. Я открыла для себя, каким увлекательным может быть изучение истории и попытки воссоздать прошлое. Это было прекраснейшим способом укрыться от настоящего. Я старалась не вспоминать о леди Констанс, да, честно говоря, и видела ее не часто. Она, как правило, спускалась к обеду, но завтракать и ужинать предпочитала в своей комнате. За столом я обычно сидела рядом с Чарли, и он оживленно беседовал со мной, защищая тем самым от слабо завуалированных выпадов леди Констанс. Нет, она не часто обращала на меня внимание. Ее стратегия была иной — обращаться со мной с холодным безразличием, как с гостем, который, она надеется, не пробудет здесь долго. По-видимому, никто другой не замечал этого, но для меня скрытый смысл ее действий был очевиден.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49