За эту операцию капитан Шубиков награжден орден
ом Ленина. На днях он приземлялся в Тагайлах повидаться Любимовым и расс
казал обо всем с подробностями. И про низкую облачность над Дунаем не заб
ыл, и про три сплошные стены заградительного огня, и о том сказал, как кома
ндующий ВВС встречал с этого задания летчиков, благодарил их.

«Атаки яростные те…»

После отхода частей 51-й армии к Пятиозерью, на Перекопском перешейке уста
новилось относительное затишье. Над немецкой 11-й армией нависла угроза о
казаться отрезанной от своих коммуникаций и разгрома ее на перешейке у С
иваша. Кроме 49-го горнострелкового корпуса и лейбштандарта «Гитлер», ком
андующий армией Майнштейн вынужден был снять с Крымского направления с
вои главные силы и бросить их против 9-й армии Южного фронта под командова
нием генерала Черевиченко. Но наших сил у ворот Крыма было далеко не дост
аточно, чтобы воспользоваться этим положением и вернуть хотя бы утрачен
ные за последнюю неделю сентября позиции.
Шестой день в воздухе над Сивашами полностью господствовала черноморс
кая авиация. Изредка попадались небольшие группы истребителей противн
ика, прикрывавшие свои войска от советских бомбардировщиков. В тех случа
ях, когда немецкие летчики не имели количественного преимущества, в возд
ушный бой не вступали. «Юнкерсы» и «хейнкели» появлялись над передним кр
аем обороны лишь в отсутствие прикрытия наших войск с воздуха. Немецкие
аэродромы у Чаплинки и Аскания-Нова блокировались советскими истребит
елями, ежедневно сбрасывали на них бомбы «петляковы», штурмовали «илы».

Утро 9 октября выдалось холодным и росным, а день Ц ясным, теплым. Любимов
дважды водил эскадрилью на задание, потом его вызвал командир полка и мн
е пришлось его заменить. На пятом вылете ведущим пошел лейтенант Филатов
, а моей паре подошла очередь дежурить по прикрытию аэродрома. Прикрытие
стало несколько формальным Ц вот уже дней десять, как над нашим хозяйст
вом не появлялся в воздухе ни один немецкий самолет. И на задания мы летал
и в полной безопасности.
Десятке «яков» Филатова выпала сегодня честь сопровождать чуть ли не вс
ю авиацию Крыма для нанесения массированного удара по переднему краю пр
отивника.
Со всех аэродромов поднялись бомбардировщики, штурмовики истребители
разных конструкций и марок, которые могли только держаться в воздухе. Да
же невозмутимо спокойно «топали» к Сивашам давно снятые с вооружения и ч
удом уцелевшие истребители И-5 без бронированной защиты летчика.
Быстро утихал гул моторов, таяли над горизонтом улетевшие в район сбора
«яки». Механики и мотористы смотрели им вслед и каждый безошибочно угады
вал свою машину. Проще всего было сержанту Кокину Ц его командир держал
ся в строю крайним справа. Моторист мысленно видел Аллахвердова в кабине
истребителя: веселый, наверное, сияет от счастья. Сегодня от жены весточк
а пришла. Перед вылетом многие впервые получили письма. Бурлаков вон уже
присел у деревца, читает. А Аллахвердов поцеловал свое, будто самую Олечк
у, положил в нагрудный карман и сказал: «После вылета читать буду Ц такой
закон авиации». К моей машине подошел Ныч и, заглядывая через плечо спрос
ил:
Ц Далеко твоя забралась? Что пишет?
Ц Отсюда не видать, Иван. Под Вольском. А пишет, что поселилась с женой Кап
итунова в каком-то подвале. Дочка Люся здорова. В дороге досталось, бомбил
и, наголодались, а теперь все позади. На работу устраивается.
Ц Рад за твоих. А от отца с Могилевщины ничего не слыхать?
Ц Какие могут быть оттуда вести, если война под самые окна хаты подкатил
а, а братьев по всем фронтам разбросало… Мать, наверное, каждый день молит
бога, чтобы все пять сыновей целыми и невредимыми вернулись. А твоя Евдок
ия Ануфриевна как?
Ц Моя Евдоха с Маратиком аж в Башкирию заехала. Слыхал такой город Бирск?

Ц День был погожий, в воздухе спокойно, и так хотелось продолжить разгов
ор о домашних… Но в авиации все бывает неожиданно. Не успел я ответить Ныч
у, что никогда в Бирске не был и о городе таком не слышал, как приземлился к
омэск. Не успел Любимов рассказать, зачем вызывал его командир полка, как
позвонил генерал Ермаченков и попросил, не приказал, а именно попросил п
оддержать прикрытие «петляковых» армейской группы нашими «яками».
Ц Так у меня ж все на задании, товарищ генерал. Я только-только из штаба по
лка, да вот еще Авдеев дежурит… Ц ответил комэск. Ц Нам парой?.. Есть, това
рищ генерал.
Спросил Любимов, во сколько и где встреча, положил в ящик трубку полевого
телефона, висевшего на суку возле стоянки его самолета, условились с ним
о действиях в воздухе и-в кабины…
Ц Подежурит один Платонов, Ц сказал он Нычу перед запуском двигателя.

А солнце уже потеряло яркость, увеличилось, покраснело, и тени, бесконечн
о длинные, стали мягче, подрумяненными.
Над девяткой «петляковых» висела четверка сухопутной авиации «яков». М
ы с Любимовым помахали крыльями, заняли место непосредственного прикры
тия. За Турецким валом на высоте наших бомбардировщиков проходила сторо
ной четверка «мессершмиттов». Группа прикрытия навязала ей бой и отстал
а. Любимов подал мне сигнал: идем с ударной группой до цели. А цель Ц аэрод
ром Аскания-Нова. Отбомбились «петляковы», хорошо отбомбились Ц никто
не мешал.
Легли на обратный курс. Солнце лениво садилось за синюю даль на отдых. В не
бе ни облачка, ни самолета вокруг. Только девять армейских Пе-2 и пара наши
х Як-1. На душе покойно, будто с полигона возвращались. Недалеко от перекоп
ского берега пересекли Карканистский залив, проводили «пешек» еще чуть
над крымской степью, пора и вправо отваливать, на Тагайлы.
Любимов подошел ближе к «петляковым», выровнял высоту, поднял над голово
й руки в пожатии. И я помахал крыльями на прощанье бомбардировщикам. Те то
же на радостях, что удачно бомбили, Ц кивали головами, руками махали в от
вет, крыльями. В этот миг Любимов услышал сухой треск у правого борта каби
ны, второй с короткой вспышкойЦ за приборной доской, у мотора. Обожгло но
гу, ударило мелкими осколками стекла в лицо.
Мотор тянул, управление слушалось, глаза видели Ц их спасли большие лет
ные очки. А видели они на фоне вечернего неба выходящих из атаки «мессерш
миттов». В их направлении я уже набирал высоту. И Любимов прибавил газу, за
драл нос машины. От перегрузки закружилась голова Ц раньше такого не сл
учалось. Выровнял самолёт. В правой бурке хлюпало, и он понял Ц кровь. Ног
а немела. Саднило лицо. Он снял перчатку, провел по лицу ладонью, и на ладон
и-кровь. Надо было немедленно перевязать ногу, остановить кровь, но в возд
ухе это невозможно. До дому не дотянуть. И он пошел на снижение. Две вспышк
и, два попадания в самолет командира заметил и я. «Запятые» Ц дымовые штр
ихи трассы Ц подбирались к моей машине. Я выскочил из-под атаки вправо и
круто полез вверх перехватить противника на выходе из пикирования, но не
успел. «Мессершмитты» вышли из атаки раньше, чем удалось развернуться в
их сторону, и ушли с принижением на север.
Они появились снова, когда я кружился над идущим на посадку Любимовым. По
пытались было атаковать его, но я повернул им навстречу, в лобовую, и атаку
сорвал. Немцы еще покружились немного, а когда Любимов приземлился в сте
пи между копенками, улетели. Я видел как комэск выбрался из кабины, отстег
нул парашют и направился, прихрамывая, к рядом стоявшей копне. Бензин в мо
их баках был на пределе и надо было поспешить домой, чтобы быстрее выслат
ь машину за командиром.
В небе было еще светло, а на земле быстро темнело. Потрясенный случившимс
я, я не сразу обратил внимание на несколько то тут, то там догоравших в сте
пи костров. Лишь километрах в десяти от аэродрома отчетливо увидел вдруг
, что издалека мигавший костер, не что иное как разбитый, обгоревший самол
ет. И тогда понял, что те, разбросанные по степи, тоже не просто костры, а сби
тые самолеты. Не «петляковы» ли? Но «петляковы» ушли левей. От страшной до
гадки Ц не свои ли Ц стало в кабине жарко. Я спешил домой на максимальной
скорости, а казалось, что мотор еле тянет. На приборы не смотрел, привык чу
вствовать машину всем телом.
Садился Ц видел землю, а пока дорулил до стоянки, совсем стемнело. Торопл
иво выключил мотор, крикнул:
Ц Машину! Скорей машину. Любимова сбили!
С этой минуты в течение суток эскадрилья, потерявшая командира, не знала
покоя. Машина ушла. Я как заместитель комэска обязан был остаться на КП. Не
покидали командного пункта и все летчики. Доложили о случившемся генера
лу Ермаченкову, звонили в наземные войска района приземления Любимова. С
рассвета уходили на задания, возвращаясь с которых я дважды залетал на м
есто подбитого самолета. Но там уже никого не было.

* * *

Любимов приземлился удачно, с выпущенными шасси. Подрулил ближе к копне,
чтобы удобнее разместиться, перевязать рану. Отошел от самолета и переду
мал Ц чего доброго уснешь там и не найдут. А что за ним приедут, Ц не сомне
вался, знал, как только я долечу, сразу же вышлю кого-нибудь на машине.
Он вернулся к самолету. Чтобы не истечь кровью раньше, чем его найдут, торо
пливо снял с реглана пояс, туго затянул им раненую ногу выше колена и лег п
од плоскостью крыла на спину, положив голову на парашют. Раненую ногу при
поднял на колене левой. Острой боли не чувствовал. Лежал спокойно, разгля
дывал заклепки на обшивке центроплана. Руками механически мял на корню с
ухой ковыль. Прикидывал, через сколько минут вышлют с аэродрома машину, з
а сколько она пройдет двадцать километров по ночной степи. Скоро станет
темнеть…
Послышался гул самолетов. По звуку Любимов определил, что их всего два, дв
а «мессершмитта».
Отдаленный гул вскоре перерос в нарастающий рев моторов, часто застучал
и пулеметы и реже, но сильнейЦ роторные пушки. С визгом забарабанили по с
амолету пули и снаряды. Здоровая нога не удержала раненую, упала. Острая б
оль током пронзила тело. Любимов приподнялся на руках и не увидел на лево
й ноге бурки, и самой ноги чуть ниже коленки не было, хлестала кровь. Но соз
нание оставалось ясным. Он торопливо расстегнул реглан, снял ремешок от
кобуры и также торопливо стал туго наматывать его выше колена, а слух ост
орожно следил за звуком фашистских самолетов: уйдут совсем или вернутся
… Уйдут или вернутся…

* * *

Он опять лег на спину. Чтобы меньше потерять крови, положил культю на подн
ятое колено раненой ноги. От залива потянуло прохладой. Зашевелилось при
бившееся к копне перекати-поле. У колеса зашептал колосьями ковыль…
И снова гул моторов распорол тишину. Сердце застучало гулко, гулко и где-т
о в висках. «Мессершмитты» развернулись. Быстро передвинулся на локтях,
выглянул из-под крыла. Теперь стервятники шли в атаку с его стороны Он схв
атил парашют и метнулся на четвереньках под другую плоскость крыла. Еще
раз выглянул, прикинул прицельную линию и вероятное попадание и, нырнув
в створ мотора, сжался комом за колесом шасси. Только он укрыл голову пара
шютом, как снова застучали по плоскостям, по фюзеляжу пули и снаряды, засв
истели осколки. Надрывно взревели на выходе из пикирования моторы.
…Жив… Любимов руками поднял каждую ногу, пристроил на колесо. Лежа на спи
не, смотрел вслед удаляющимися истребителям. «Стервятники. Неужели еще…
».
Они возвращались еще дважды. Потом на малой высоте скрылись.
На земле совсем стемнело. Любимов устроился насколько мог удобней, стал
вслушиваться в густую темноту Знобило. В октябре ночи в крымских степях
очень холодные. А может, от потери крови и от всего пережитого? Мерзла ступ
ня левой ноги, ступня, которой уже не было. Холод пробирал сильнее. Он плот
но запахнул расстегнутый реглан. Странно Ц самолет не загорелся. Скольк
о по нему стреляли, а он не загорелся. Зажигательных у них не было что ли? Вс
помнил: открыл при посадке противопожарные баллоны.
В черной, непроницаемой степи звенела тишина. Любимов дрожал от холода. Д
робно стучали зубы и не было никакой возможности с ними справиться. Глаз
а слипались. Только бы не уснуть. Что-то долго никто не едет. Наверное блуд
ят в темноте. Он пожалел, что оставил в кабине ракетницу. Теперь до нее не д
обраться. Тогда он вытащил из кобуры пистолет. В обойме восемь патронов. «
Шесть выпущу, два оставлю на всякий случай». И он выстрелил из-под крыла в
звездный лоскут неба. Степь не ответила. Стал считать небесные светила. Т
рясло все тело и зубы не унимались. Переносить это оказалось мучительней
, чем тяжелые раны. Незаметно «забылся»…
Очнулся в ужасе Ц на него снова пикировали «мессершмитты», много мессер
шмиттов: красные, желтые, зеленые… Стреляли по нему свои «яки», а он один б
ежит по степи и негде ему укрыться. И он впервые испытал страх. Страх не пе
ред смертью, а перед беспомощностью.
Где-то фыркнула лошадь. Любимов дал два выстрела. Вскоре услышал шаги, нас
торожился. Хотел громко окликнуть: «Кто идет?». А получилось совсем шепот
ом.
Ц Не стреляйте, дяденька, Ц услышал он мальчишечий голос. Ц Где вы тут?

Ц Ты один? Ц спросил Любимов. Ц Откуда?
Мальчик ответил, предложил свою лошадь, а когда узнал, что летчик без ноги
, побежал в деревню за помощью. Вскоре он вернулся с двумя красноармейцам
и. Те решили уложить летчика животом поперек крупа лошади. Так, мол, быстре
е доберемся в лазарет санбата.
Любимов согласился. Только примостили его, лошадь кинулась задом и он уп
ал, сильно ударился о сухую землю.
Ц Оставьте меня под самолетом, Ц попросил Любимов, Ц и пришлите какую-
нибудь машину.
Его послушались. Но машина не пришла. Тот же мальчишка приехал с санитаро
м и фельдшером на подводе.

* * *

Проснулся Любимов в три часа ночи. В свете керосиновой лампы, висевшей на
столбе посреди землянки, увидел у своей постели комиссара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26