В небе пестрели белые дымки от взрывов зенитных снарядо
в. Особенно сильная бомбардировка была у Камышлы и у Мекензиевых гор.
В начале июня сотни немецких самолетов обрушились на Севастополь. За шес
ть дней гитлеровцы сбросили на город 50 тысяч фугасных и зажигательных бо
мб. Тысячи и тысячи снарядов рвали камень, бетон, железо. Время от времени
в адский рев, стоящий над Севастополем. вливался мощный, рвущий барабанн
ые перепонки громЦ это вступила в дело гигантская осадная пушка «Дора»
, сделанная когда-то для того, чтобы крушить мощные укрепления линии Мажи
но, а теперь доставленная специально под Севастополь. Ствол ее имел в дли
ну около 30 метров, а лафет достигал высоты трехэтажного дома. «Потребовал
ось около 60 железнодорожных составов, Ц рассказывал впоследствии фон М
анштейн, чтобы по специально проложенным путям доставить это чудовище н
а огневую позицию».
И вот вся эта огненная мощь обрушилась на Севастополь, чтобы раздавить, с
мять его последних защитников.
А город стоял…
«Ильюшины» развернулись к берегу чуть дальше Балаклавы. Теперь им не нуж
но было искать цель. Она открыта. Штурмовики сбросили бомбы на артиллери
йские батареи и начали их обстреливать. Появились десять Me-109. Мы связали и
х боем и не допустили к штурмовикам. Один все же оторвался от общей свалки
, попытался атаковать Ил-2, но его вовремя заметил Алексеев и сбил. Второго
Me-109 сбил я. И еще один горящий гитлеровец упал в горы, а кто поджег его, не зам
етили. Остальные «мессершмитты» вышли из боя.
На обратном маршруте мы снова наблюдали артиллерийскую канонаду и непр
ерывную бомбежку наших позиций, укреплений, портов и города. И никакого п
ереднего края и самого Севастополя не было уже видно. Все скрылось в густ
ой белесо-желтой пыли и в дыму.
Несколько часов вокруг гудело, выло и грохотало. Отразить массированные
, волна за волной налеты авиации на Севастополь не было никакой возможно
стиЦ не хватало ни истребителей, ни зенитных орудий. Потом огонь ослаб, и
немцы двинули в наступление танки и пехоту.
Таких боев еще не видывала история.
Яростно, молча дрались люди за каждый дом, камень, улицу.
И снова Ц «зет». Прикрывая посадку «илов», «якам» пришлось отгонять от Х
ерсонесского маяка «мессеров». «Зет» снова, как и в первый раз, свалился с
большой высоты и сбил И-16 на выравнивании при посадке. После атаки удрал п
од надежной охраной.
Вечером мы говорили, главным образом, о третьем штурме, о тактике летчико
в эскадрильи в воздушных боях с во много раз численно превосходящим прот
ивником, об организации взлета и посадки при усилившейся артиллерийско
й и авиационной бомбардировке аэродрома. Разговор о «зет» шел особый. Ле
тчиков интересовал не сам факт его появления, а его прием.
Ц Говорят, клин клином вышибают, Ц задумчиво протянул Константин Алек
сеев.
Это было как приглашение к разговору. Но его не продолжили Ц все уставил
ись на Костю: начал, мол, так договаривай.
Ц Я его своим старым способом подловлю…
Но подловить «зета» Алексееву не удалось. Во второй день его сбили. В паре
с Катровым он вел затяжной бой с шестеркой «мессершмиттов», пытавшейся п
рорваться к нашим штурмовикам. Тут главное было не сбивать, а сковывать и
нициативу противника. А Катров не выдержал Ц погнался за оказавшимся вп
ереди него «мессером». Немцы этого только и ждали. Пара Me-109 устремилась в а
таку на Костю. Алексеев попытался их отсечь, но его зажали с разных сторон
две других машины и подожгли. Это спасло Катрова, а Костя Алексеев с обожж
енной и раненой ногой лежал теперь в лазарете 35-й батареи и дожидался вме
сте с другими ранеными эвакуации.
Ц Жаль, глупо получилось, Ц горевал Алексеев. Ц В эскадрилье так мало о
сталось летчиков Ц и на тебе.
Ц Глядишь, еще бы нескольких сшибли, Ц сочувственно сказала медсестра.

За год войны вряд ли у какого истребителя был такой счет, как у Алексеева.
Сбил он к тому времени одиннадцать вражеских самолетов лично и шесть в п
аре с другими летчиками. В черноморской авиации он был первым.
Мне проклятый «зет» тоже не давался.
Ермаченков мне сочувствовал:
Ц Сегодня не догнал, завтра догонишь. Заберись еще выше, тысяч на пять. И у
видишь его раньше, чем он тебя. Может это сам фон Рихтгофен балуется. Понял
? А теперь отойдем, потолковать надо.
Ц Что ты скажешь, Авдеев, если я подброшу тебе с Кавказа стреляных ребят?

Ц Скажу, Василий Васильевич, что никакого пополнения присылать не нужн
о. Напрасные жертвы. Целой эскадрильи вместе с командованием хватило все
го на два дня.
Ц Если я тебя правильно понял, ты предлагаешь воевать остатками до посл
еднего самолета.
Ц Не знаю, товарищ генерал, вам виднее.
Ц М-да, Ц Ермаченков потер кулаком свой подбородок. Ц Задачу ты мне зад
ал. Но без истребительной авиации… Нет. Можно б, конечно, по всем частям со
брать самых опытных, тех, кто в Одессе или под Перекопом воевали и выписал
ись после ранений из госпиталей, но это долгая песня. Придется вызвать сю
да эскадрилью капитана Нихамина. Он подлечился, отдохнул. На Херсонесе б
ывал Ц привыкать ему не придется. А то скучает в Анапе.
В три часа ночи меня растолкал дежурный телефонист.
Ц Вас к телефону. Командующий.
У меня оборвалось все внутри. Зачем в такую рань?
Ц Гвардии капитан Авдеев у телефона. Здравствуйте, товарищ генерал.
Ц У тебя коньяк есть? Ц спросил Ермаченков.
Ц Какой коньяк? Ц недоуменно пролепетал я. Сначала даже подумал, что эт
о Губрий разыгрывает.
Ц Коньяк, который пьют! Ц Нет, это голос генерала. Ц Ну пять, три звездоч
ки? А водка? И даже шампанского нет? Какой же ты герой после этого, Ц рассме
ялся Василий Васильевич. Меня бросило в жар. Ц От всей души поздравляю те
бя с высоким званием Героя Советского Союза! Только сейчас сообщили из М
осквы, что час назад подписан Указ… Тебе и Алексееву присвоено звание Ге
роев Советского Союза.
Трубка заглохла и я понял, что командующего на проводе уже нет. А когда под
нял глаза, увидел при свете коптилки выжидающе улыбающегося батьку Ныча
…
Говорят, что если везет, то подряд.
На другой день мне удалось встретиться с «зетом».
Уже наступал вечер.
Идя от Севастополя, я неожиданно увидел над нашим аэродромом ненавистны
й рыжий фюзеляж.
Я молил всех богов, чтобы не отказал мотор и оружие, не упала скорость, нич
его не случилось.
Дело здесь не в личных качествах и свойствах: «зет» стал моим кошмаром, мо
ей навязчивой идеей, символом всего, что я люто ненавидел.
Только бы не упустить, не спугнуть раньше времени! Ц Стремительно набир
аю высоту и также стремительно иду на сближение.
До сих пор я не знаю, что сыграло здесь решающую роль: то ли «зет» сплохова
л, то ли моя атака оказалась действительно мгновенной, только в скрещени
и нитей прицела я, наконец, не без доли злорадства, увидел «своего» «рыжег
о».
Залп. Второй. Третий.
Самолет проносит мимо.
Оглядываюсь: «зет», оставляя за собой шлейф дыма, стремительно уходит к с
воим.
Разворачиваю машину. Но поздно: навстречу мне ринулась стая «мессеров».
Здесь стало уже не до «зета»…
До сих пор я не знаю Ц сбил я его или нет. И был ли это сам генерал фон Рихтг
офен или кто-либо из его приближенных.
Только «зет» больше не появлялся. Напрасно мы искали в небе его грязно-ры
жую машину.

Братство по оружию

Киплинг написал когда-то песню о солдатах, идущих, бесконечной пустыней,
когда «только пыль, пыль, пыль от шагающих сапог, и отдыха нет на войне…»
Любая пустыня показалась бы раем по сравнению с огненным адом Севастопо
ля…
Горючее почти на исходе, я пытаюсь зайти на посадку Ц не могу; смерч огня
бушует над аэродромом. Кажется, те же самые «мессеры» висели здесь и сего
дня утром, и вчера, и позавчера.
И те же столбы дыма и земли, поднимаемые тяжелыми фугасками.
Та же пляска огня и металла.
Интересно, как бы рассказал о таком Киплинг…
Ц Сергей, что ты думаешь делать после войны?
Ц Ты хочешь сказать, что другие будут делать?
Ц А ты что Ц сам себя к смерти приговорил?
Ц Причем тут приговорил… Простая военная арифметика. И немножечко сооб
ражения. Видишь ли, мы с тобой старые «херсонесцы». Сколько таких осталос
ь? Раз, два и обчелся. Бежать отсюда, насколько я соображаю, ни ты, ни я не соб
ираемся. Значит Ц каждый день в бой… А арифметика тут простая, Ц он кивн
ул на небо. Ц Видишь эту карусель…
Над Севастополем крутилась «воздушная карусель»:
три наших «ястребка», словно заговоренные от пуль и снарядов, мотали нер
вы двум десяткам фашистских истребителей.
Ц У них, сволочей, превосходство… И никуда от этого не уйдешь. Сегодня по
везет, завтра повезет… Но не может же везти бесконечно.
Словно в подтверждение его слов от дерущейся группы с грохотом, оставляя
сизый, все более чернеющий след, отвалил «мессер». И, как будто в догонку з
а ним, пошел советский самолет.
Издали казалось, что он преследует гитлеровца. Но вот по фюзеляжу его поб
ежали желтые языки пламени. На секунду-другую он повис, завалив нос, а пот
ом стремительно ушел в последнее свое пике.
Ц Так рано или поздно должно случиться, Ц второй летчик помолчал. Боять
ся этого глупо. Я, например, не боюсь. На войне может сложиться такая необх
одимость, когда нужно сознательно умереть… Только продать свою жизнь, ко
нечно, нужно подороже. Иначе такая гибельЦ преступление и перед своей с
овестью и теми солдатами и матросами, которые дерутся на земле. Ведь кажд
ый сбитый «мессер» или «юнкерс» Ц им облегчение. А у них там Ц ад… Сам ви
дел…
Ц Никто не говорит, что нужно дураком пропадать… Но все же я завидую, Сер
ежа, тем, кто доживет…
Ц А я, думаешь, не завидую… А что делать?! Ладно, расфилософствовались мы т
ут с тобой, Ц Сергей взглянул на часы, Ц а через двадцать минут стартуем
… Да еще после таких похоронных разговоров…
Ц Какие же это похоронные разговоры… Так, поговорили «за жисть»… А там, н
аверху, мы еще посмотрим кто кого… Я, кстати, ни сегодня, ни завтра умирать
не собираюсь…
Ц Да и мне что-то не хочется…
Может быть, тогда, в тот вечер, когда я оказался случайным свидетелем этог
о разговора, я впервые отчетливо представил себе, что и у меня, видимо, тот
же путь, и мне не вечно будет «везти» и, может, случится так, что скоро не при
дется увидеть ни этого в ярких звездах неба, ни тронутой далеким заревом
пожара темной глади Казачьей бухты, ни аквамариновой Голубой бухты, окол
ьцованной белой галечной отмелью.
Что же делать! Ц решилось тогда как-то само собой в глубине души. Ц Не ты
первый, не ты и последний…
Оглядывая сейчас давно минувшее, и вспоминая, какими мы тогда были, я ни в
разговоре тех летчиков, ни в собственных мыслях, даже присматриваясь сам
ым придирчивым образом, не нахожу ни грана внутренней или внешней рисовк
и.
Да, так оно все и было. И трагичней, и проще, и драматичней, и спокойней однов
ременно.
Наверное, человек может привыкнуть ко всему. Иначе как объяснишь, что сев
астопольский ад стал для нас нормальным бытом. И мы не представляли себе
иного существования, и не мыслили себя в иных условиях, и не считали чем-л
ибо из ряда вон выходящим бой с многократно превосходящим тебя противни
ком.
А как можно было поступить иначе? Дать немцам безраздельно господствова
ть в небе? Оставить свои части или корабли без прикрытия? Подвести друзей?
Стать равнодушным к судьбе Севастополя?
Нет, ни один из нас не был способен даже в мыслях на что-либо подобное, а Сев
астополь… Боль, гордость, судьба наша Ц мы были его частью, его дыханием,
его камнями.
Мы могли сгореть, не вернуться с задания, но изменить Севастополю!.. Само п
редположение такое показалось бы тогда даже не то что оскорбительным, а
попросту ненормальным, несусветным, невообразимым.
Наверное, для тех, кто пережил блокаду Ленинграда, таким сокровенно свят
ым был город на Неве, для сталинградцев Ц страшные в развалинах своих во
лжские откосы, для оборонявших Одессу Ц ее судьбы и все, что связано с ней
.
Севастополь был все. И все было в Севастополе.
Во всяком случае так мы чувствовали и так жили.
Нелегко нам было: гитлеровцы имели трехЦ и пятикратное превосходство в
истребителях и подавляющееЦ в бомбардировщиках. К концу обороны это пр
евосходство все время возрастало.
К началу боев за Севастополь в главной базе находилось только 76 исправны
х самолетов.
«Значит, нужно было драться так, чтобы у фашистов двоилось, а еще лучше тро
илось в глазах», Ц шутили летчики.
Много крови стояло за этой шуткой.
Крови, самоотречения, беспрерывно продолжающегося во времени подвижни
чества.
Аэродром Херсонесский маяк был крепостью.
Наиболее надежным укрытием здесь считался «Дворец культуры» авиаполка
-сооружение, имевшее около 12 метров в длину, 6-в ширину, углубленное на 3 метр
а под землею и с большой наземной насыпью-перекрытием, возвышающимся на
д поверхностью юго-западной части аэродрома.
Управление авиачасти с командного пункта 6-го гвардейского авиаполка.
92-й дивизион зенитной артиллерии, взвод пулеметных установок М-Ц и неско
лько приспособленных авиационных пулеметов составляли собственное зе
нитное прикрытие аэродрома-крепости. Минометы, станковые и ручные пулем
еты, связки гранат, бутылки с горючей жидкостью, минные поля, проволочные
препятствия предназначались для отражения морского и воздушного десан
тов. Плавучая батарея в бухте Казачьей также сыграла большую роль в защи
те аэродрома.
Да, он действительно был крепостью. Только осажденной крепостью.
Лишь за 24 июня по Херсонесскому аэродрому было выпущено 1230 артиллерийски
х снарядов и сброшено до 200 крупнокалиберных бомб.
Мощность огневых налетов гитлеровцев выражалась от 400 до 900 снарядов в сут
ки, шквалами по 140Ц 170 снарядов в самые сжатые сроки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26