Разве так нужно готовить себя к столь важной встрече…
– Она что, думает, я получал от этого удовольствие? Забавлял себя? Мне это было не нужно. Видите, я могу не пить, если не хочу. Что ж она думает – я таким образом развлекался?
– Мистер Бродский, мне не хотелось бы вмешиваться. Но, не сомневаюсь, настало время навсегда отогнать от себя подобные мысли. Пора забыть обо всех раздорах и разногласиях. Ваша цель – как можно лучше использовать остаток жизни. Пожалуйста, постарайтесь успокоиться. Не годится встречать мисс Коллинз в таком настроении: вы, безусловно, потом станете локти себе кусать. С вашего позволения, мистер Бродский, вы были совершенно правы, когда собирались в вашей беседе сделать упор на будущее. Идея насчет животного очень, на мой взгляд, недурна. Ей-богу, мне кажется, следовало бы развивать эту идею и другие, ей подобные. Нет ни малейших причин возвращаться к прошлому. И конечно, у вас теперь совсем недурные виды на будущее. Со своей стороны я сделаю все возможное, чтобы горожане вас приняли…
– Да-да, мистер Райдер! – У Бродского, казалось, мгновенно поменялось настроение. – Да-да. Вечером, Да, вечером я собираюсь… я собираюсь показать класс!
– Отлично, мистер Бродский, отлично.
– Сегодня я не пойду на компромисс, ничего подобного. Да, верно, меня затравили, я поддался, бежал сюда. Но в глубине души я никогда не мирился с поражением. Я знал, что мне просто не предоставилоь возможности. И вот сегодня, наконец… Я долго этого ждал и на компромисс не пойду. Этот оркестр – я выжму из них такое, что им и не снилось. Благодарю вас, мистер Райдер. Вы меня вдохновили. До сегодняшнего утра я боялся. Боялся того, что произойдет вечером. Нужно бы поостеречься – вот что я думал. Хоффман и все прочие твердили: не гоните коней. Действуйте шаг за шагом, советовали они. Завоевывайте публику постепенно. Но этим утром мне на глаза попалась ваша фотография. В газете – строение Заттлера. Вот оно – сказал я себе, вот оно! Жми, жми на всю катушку! Не оставляй в запасе ничего! Оркестр просто не поверит! И эти люди, горожане, не поверят тоже. Да, жми вовсю! Пусть она посмотрит. Пусть увидит, каков я, каким я был все это время! Строение Заттлера – вот оно!
Склон кончился, и мы шли уже по поросшей травой центральной аллее кладбища. Я заметил, что сзади кто-то есть, и, обернувшись, увидел одного из участников похорон, который бежал за нами, нетерпеливо делая какие-то знаки. Когда он приблизился, я разглядел, что это темноволосый, плотно сбитый мужчина лет пятидесяти.
– Мистер Райдер, какая большая честь! – выпалил он, запыхавшись, когда я к нему повернулся. – Я брат вдовы. Она будет в восторге, если вы к нам присоединитесь.
Взглянув туда, куда он указывал, я обнаружил, что мы успели совсем близко подойти к толпе скорбящих. В самом деле, ветер даже доносил до нас истошные женские рыдания.
– Сюда, прошу вас! – произнес незнакомец.
– Не знаю, стоит ли в такой момент посторонним…
– Нет-нет, пожалуйста. Моя сестра, все прочие будут польщены. Прошу сюда.
Не слишком охотно я двинулся за ним. Мы лавировали между надгробиями, под ногами становилось все грязнее. Вначале я не мог из ряда темных согнутых спин вычленить вдову, но, подойдя ближе, различил, что она находится на переднем плане, склоняясь над разверстой могилой. Ее горе представлялось настолько безмерным, что я бы не удивился, если бы она бросилась на гроб. Предвидя, вероятно, такую возможность, старый седой джентльмен крепко держал руку и плечо вдовы. Большинство собравшихся, стоя за ней, также всхлипывали, охваченные, как казалось, искренним горем, но ее отчаянные стоны выделялись даже на этом фоне: столь затяжные, томные, но все же полнозвучные крики мог бы издавать человек, подвергаемый продолжительной пытке. От этих криков мне захотелось повернуть обратно, но коренастый сделал мне знак пройти вперед. Я не шевельнулся, и он шепнул с нетерпеливой настойчивостью:
– Мистер Райдер, пожалуйста.
Несколько участников похорон оглянулись и посмотрели на нас.
– Сюда, мистер Райдер.
Коренастый взял меня за руку, и мы начали пробираться сквозь толпу. К нам обратилось множество лиц, и раза два, а то и больше, я слышал шепот: «Это мистер Райдер!» К тому времени, как мы достигли переднего ряда, рыдания утихли, и я чувствовал, что в мою спину уперлось немало взглядов. Я принял позу спокойного уважения, с неловкостью сознавая, что на мне обычная светло-зеленая куртка и нет даже галстука. К тому же я был в рубашке с веселым оранжево-коричневым рисунком. Я поспешно стал застегивать куртку, а коренастый попытался привлечь к себе внимание вдовы.
– Ева, – мягко шепнул он. – Ева.
Седовласый господин обернулся, но вдова словно ничего не слышала. Поглощенная своим горем, она испускала над могилой ритмичные всхлипы. Ее брат посмотрел на меня в очевидном замешательстве.
– Пожалуйста, – промямлил я, отступая назад, – я принесу свои соболезнования немного позднее.
– Нет-нет, мистер Райдер, прошу вас. Всего одну, секунду. – На сей раз коренастый положил сестре руку на плечо и повторил с нескрываемым нетерпением: – Ева, Ева!
Вдова выпрямилась и, приостановив наконец рыдания, обернулась к нам.
– Ева, – произнес брат. – Здесь мистер Райдер.
– Примите, мадам, мое глубочайшее сочувствие. – Я торжественно наклонил голову.
Вдова продолжала смотреть на меня.
– Ева! – прошипел брат.
Вдова встрепенулась, перевела взгляд на брата, потом опять на меня.
– Мистер Райдер, – проговорила она на удивление спокойным голосом, – это огромная честь для меня. Герман, – она указала на могилу, – большой ваш поклонник. – Тут ее внезапно вновь одолели рыдания.
– Ева!
– Мадам, – быстро вставил я, – я пришел только выразить вам мое глубокое соболезнование. Я в самом деле очень вам сочувствую. Но, пожалуйста, мадам, и вы, господа, разрешите мне теперь оставить вас наедине с вашим горем…
– Мистер Райдер, – откликнулась вдова, вновь овладев собой. – Вы оказали нам огромную честь. Уверена, все присутствующие присоединятся ко мне, если я скажу, что мы польщены до глубины души.
Целый хор у меня за спиной забормотал слова согласия.
– Мистер Райдер, – продолжала вдова, – как вам понравилось в нашем городе? Надеюсь, здесь нашлось хоть что-нибудь для вас интересное?
– Понравилось как нельзя более. Все со мной так любезны. Прекрасные люди. Я очень скорблю о… о вашей утрате.
– Вероятно, вам нужно чем-нибудь подкрепить себя. Не хотите ли чаю или кофе?
– Нет-нет, в самом деле, не стоит…
– Дождитесь по крайней мере, пока принесут что-нибудь попить. Боже, неужели никто не захватил чаю или кофе? Ничего? – Вдова озабоченно оглядела толпу.
– Ради Бога, я совсем не собирался прерывать церемонию. Пожалуйста, продолжайте…
– Но вам необходимо подкрепиться. Неужели ни у кого не найдется хотя бы фляжки с кофе?
За моей спиной послышалось разноголосое перешептывание – и, оглянувшись, я увидел, что все роются в сумочках или карманах. Коренастый махал рукой кому-то в задних рядах, и вскоре ему принесли нечто завернутое в целлофан. Пока он изучал пакет, я разглядел, что это какое-то пирожное.
– Неужели это все? – закричал коренастый. – Как это?
Сзади поднялся самый настоящий гвалт. В нем выделялся один голос, который спрашивал сердито: «Отто, где сыр?» Наконец кто-то передал коренастому пакетик с мятными леденцами. Коренастый ответил собравшимся злым взглядом, а потом обернулся, чтобы отдать пирожное и конфеты сестре.
– Вы очень любезны, – пробормотал я, – но я пришел, только чтобы…
– Мистер Райдер, – произнесла вдова взволнованным голосом, – кажется, это все, что мы можем вам предложить. Не знаю, что сказал бы Герман, доведись ему пережить в подобный день этакий конфуз. Но мне остается только принести извинения. Смотрите, это все, что мы можем предложить, – все, к чему сводится наше гостеприимство.
Хор голосов у меня за спиной – притихший, когда начала говорить вдова, – принялся спорить. Я различил чей-то выкрик: «Неправда! Ничего такого я не говорил!»
Седовласый господин, который прежде поддерживал вдову у края могилы, вышел вперед и поклонился мне:
– Мистер Райдер, простите, что мы не сумели должным образом отозваться на столь высокую честь. Вы видите, мы оказались самым прискорбным образом не готовы к этому. Тем не менее заверяю: все мы, до единого человека, бесконечно вам благодарны. Пожалуйста, не взыщите и примите наше угощение.
– Мистер Райдер, пожалуйста, садитесь! – Вдова обмахнула платком гладкую мраморную поверхность соседнего надгробия. – Пожалуйста.
Я видел, что ретироваться не удастся. Со сконфуженным видом, бормоча: «Вы все очень любезны», я шагнул к надгробию, которое вытерла вдова.
Едва я уселся на тусклый мрамор, все, как мне показалось, присутствующие сомкнулись вокруг меня.
– Прошу вас, – снова послышался голос вдовы. Она стояла надо мной, разрывая целлофановую упаковку. Освободив наконец пирог, она подала мне его вместе с упаковкой. Я поблагодарил и начал есть. Это был кекс с цукатами, и я очень старался его не раскрошить. Кроме того, пирожное отличалось изрядной величиной и его невозможно было проглотить в два-три приема. Пока я ел, меня не покидало ощущение, будто скорбящие обступают меня все теснее, хотя, взглянув вокруг, я убеждался, что они стоят неподвижно и их глаза почтительно опущены долу. Некоторое время царила полная тишина, а затем коренастый кашлянул и сказал:
– Сегодня прекрасная погода.
– Да, изумительная, – ответил я с набитым ртом. – Просто на редкость.
Пожилой седовласый господин сделал шаг вперед и произнес:
– За городом есть замечательные места для прогулок, мистер Райдер. В двух шагах от центра – очаровательная сельская местность. Если у вас найдется свободная минута, я буду рад куда-нибудь вас сопроводить.
– Мистер Райдер, не хотите ли конфету?
Вдова поднесла открытый пакетик к самому моему лицу. Я поблагодарил и сунул леденец в рот, хотя в дополнение к пирожному он явно не годился.
– Что же до самого города, – продолжал седой господин, – если вас интересует средневековая архитектура, вы найдете сооружения, в высшей степени достойные внимания, особенно в Старом Городе. Я буду счастлив послужить вам гидом.
– Вы очень любезны, – отозвался я.
Я продолжал есть, стараясь покончить с кексом как можно скорее. Вновь наступило молчание, а потом вдова, вздохнув, заметила:
– Все прошло очень мило.
– Да, – подтвердил я, – с самого моего прибытия погода стоит просто расчудесная.
Со всех сторон послышался шепот одобрения; некоторые даже вежливо усмехнулись, словно я сострил. Я запихнул в рот остаток кекса и смахнул с пальцев крошки:
– Что ж, вы были весьма любезны. А теперь, прошу, продолжайте церемонию.
– Еще конфету, мистер Райдер. Это все, что мы можем предложить. – Вдова снова сунула мне в лицо пакетик.
И тут мне внезапно стало ясно, что вдова сейчас ненавидит меня всеми силами души. Мне пришло в голову, что все собравшиеся, не исключая и коренастого, внешне проявляя вежливость, страшно недовольны тем, что я здесь нахожусь. Примечательно, что в тот самый миг, когда эта мысль пронеслась у меня в голове, чей-то голос сзади произнес негромко, но достаточно отчетливо:
– А чего это ради с ним так носятся? Сегодня главный – Герман.
Послышался беспокойный гул голосов; дважды, если не больше, возмущенно прошипели: «Кто это сказал?» Седой господин кашлянул и проговорил:
– Берега каналов – весьма живописное место для прогулки.
– Чего это ради с ним так носятся? Все похороны насмарку.
– Заткнись, идиот! – шикнул кто-то. – Нашел подходящее время, чтобы всех нас осрамить.
Несколько человек поддержало последнее заявление, но знакомый голос стал что-то агрессивно выкрикивать.
– Мистер Райдер, пожалуйста, берите. – Вдова снова сунула мне под нос конфеты.
– Нет, в самом деле…
– Прошу вас, возьмите еще.
В задних рядах толпы начался ожесточенный спор, в котором участвовало человек пять. Кто-то кричал: «Он нас заведет слишком далеко. Строение Заттлера – это уж чересчур!»
Все больше и больше людей присоединялось к общему крику, и я видел, что вот-вот разразится настоящий скандал.
– Мистер Райдер! – Коренастый брат вдовы склонился надо мной. – Пожалуйста, не обращайте внимания. Они всегда были позором семьи. Всегда. Нам стыдно за них. Да, нам очень стыдно. Прошу, не слушайте, а то мы просто-напросто сгорим со стыда.
– Однако… – Я начал было вставать, но ощутил толчок, от которого вынужден был снова опуститься на место. На плече у меня лежала рука вдовы.
– Прошу вас, расслабьтесь, мистер Райдер, – резко бросила вдова. – Прошу вас, продолжайте закусывать.
Теперь споры кипели там и сям, а в задних рядах началась толкотня. Вдова по-прежнему держала меня за плечо и бросала на толпу взгляды, полные гордого вызова.
– Мне плевать, плевать! – слышался крик. – Как есть сейчас, так нам лучше!
Толкотня возобновилась, и затем какой-то жирный юноша пробил себе путь вперед. На его круглом, как луна, лице было написано возбуждение. Уставившись на меня, он завопил:
– Хорошенькое дело – явиться сюда подобным образом. Стоять перед строением Заттлера! Улыбаться во весь рот! Вы-то потом уедете. А каково тем, кому приходится здесь жить? Строение Заттлера!
Круглолицый молодой человек, похоже, не привык произносить дерзости, и его эмоции казались искренними. Я слегка растерялся и сначала не знал, что ответить. Затем, когда у круглолицего вырвался новый залп обвинений, я почувствовал, как у меня внутри что-то шевельнулось. Мне подумалось, что я, сам того не подозревая, каким-то образом совершил накануне ошибку, когда решил сфотографироваться перед строением Заттлера. Разумеется, в то время мне представлялось, что это наиболее эффектный способ поприветствовать жителей города. Мне, конечно, были очень хорошо известны все «за» и «против»: я помнил, как тем утром за завтраком тщательно их взвешивал, но сейчас я понял, что – не исключено – в ситуации со строением Заттлера имелись и неизвестные мне аспекты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76