- Почтенный отец наш! Не огорчайся. Мы условились проводить вас до этого места и предложить наш совет. Твои уважаемые ученики расправились со злым духом-оборотнем и избавили наше селение от беды и пагубы. В благодарность за это мы готовы проложить вам другой, хороший путь и проводить вас через эту гору!
Сунь У-кун улыбнулся:
- Нет, почтенный старец, ты сказал не подумав. Ты сам говорил, что эта гора в поперечнике тянется на восемьсот ли, как же вы сможете проложить дорогу через нее в короткий срок, раз не являетесь священными воинами великого Юя? Чтобы провести нашего наставника через эту гору, опять нужно будет нам потрудиться, а вы этого не сумеете.
Танский монах слез с коня и спросил:
- Сунь У-кун, что же ты думаешь делать?
Не переставая улыбаться, Сунь У-кун ответил:
- Перейти через гору, конечно, трудно, но еще труднее ждать, когда проложат новую дорогу. Надо все же попытаться пройти через старый проход, боюсь только, что некому будет доставлять нам пищу.
- Что ты, что ты! - вмешался старец Ли. - Зачем так говорить? Сколько надо будет, столько и будем вас кормить и поить. Зачем же говорить, что некому будет доставлять пищу?
- Ну, в таком случае, - бодро сказал Сунь У-кун, - отправляйтесь обратно и наготовьте нам два даня сухой провизии да напеките разных пампушек и блинов. Мы накормим досыта вот этого монаха с длинным рылом, он превратится в большую свинью, проложит нам дорогу через старый проход, наставник наш сядет верхом на коня, мы будем его поддерживать и уж как-нибудь проберемся!
Чжу Ба-цзе услышал и сказал:
- Ишь ты, какой умный! Вы все хотите остаться чистенькими, а на меня одного взвалить уборку всей этой зловонной грязи?!
- Чжу У-нэн! - ласково сказал Танский монах. - Если тебе под силу это дело и ты сможешь проложить путь через проход и провести меня через эту гору, то не сомневайся - это зачтется тебе, как самый большой подвиг!
- Ладно! - рассмеялся Чжу Ба-цзе. - Будь, наставник, судьей над нами, вот в присутствии всех наших благодетелейкормильцев скажу без смеха. Я, Чжу Ба-цзе, владею способом тридцати шести различных превращений. Но если вы захотите, чтобы я превратился во что-либо легкое, грациозное, нежное и красивое, скажу напрямик, что не смогу. А вот в гору, дерево, камень, кочку, в тапира, в борова, в буйвола, в верблюда - я, честное слово, могу превратиться без труда. Только предупреждаю, что если я превращусь в существо большее по размерам, то и брюхо у меня станет больше. Я должен наесться до отвала, вот тогда смогу поработать как следует!
- Еда найдется! Еда найдется! - закричали все. - Каждый из нас взял с собой сухари, разные плоды, блины жареные и прочую снедь. Мы ведь думали, что нам придется прокладывать для вас новую дорогу. А теперь бери все и ешь на здоровье. Когда же ты увеличишься и возьмешься за работу, мы еще пошлем людей за провизией.
Чжу Ба-цзе очень обрадовался. Он снял с себя черный халат, отложил в сторону грабли с девятью зубьями и, обращаясь ко всем присутствующим, сказал:
- Только уж вы надо мной не смейтесь, когда увидите, как я примусь за эту грязную работу.
О, добрый Чжу Ба-цзе! Посмотрели бы вы, читатель, как он прочел заклинание, встряхнулся и тут же превратился в огромную свинью. Вот уж, право:
Сала в ней больше, чем наполовину,
Пятачок круглый на рыле предлинном,
Уши огромные, как листья банана,
Спина ершится острой щетиной,
Толстая морда чернее ночи,
Луны светлее круглые очи,
Голос ее пронзительный звонок -
Громко визжит, когда есть захочет.
Еще поросенком в селеньях горных
Питалась всходами трав благотворных,
Теперь же любую пищу людскую,
Сопя и чавкая, съест проворно.
Немало нужно ей, чтоб быть сытой,
Такой громадной, так плотно сбитой!
Груз выдерживают небывалый
Ее четыре белых копыта.
Себя совершенствовала недаром:
Крепкий хребет не боится ударов,
Шкуру железную не проколешь,
Не осмолишь, не обваришь варом.
Свиней упитанных встретить просто -
Следит хозяин за их дородством,
Но ей подобных средь них не сыщешь:
Далеко им до такого роста!
В тысячу чи она вышиною,
Не меньше ста чжан, пожалуй, длиною,
Своим долголетием небу подобна,
И всех людей удивляет собою.
Танский монах с нее глаз не сводит,
Любуется ею толпа народа,
Глядя, как путь пролагает усердно
Бывший великой звезды полководец.
Сунь У-кун, увидев, что Чжу Ба-цзе завершил свое превращение, тотчас же велел провожающим сложить в кучу всю провизию, которая была у них с собой, чтобы Чжу Ба-цзе смог подкрепиться. Дурень, не разбираясь, что вареное, что сырое, стал поглощать всю еду, а затем принялся расчищать рылом дорогу. Сунь У-кун велел Ша-сэну разуться, чтобы было легче нести поклажу, а наставника попросил крепче держаться в седле. Сам он тоже разулся, а провожающих отправил в селение.
- Если вы действительно благодарны нам, - сказал он, - то отправляйтесь сейчас же за провизией для моего собрата, чтобы поддержать в нем силы.
Больше половины провожающих, а их набралось, как уже говорилось, около восьмисот человек, были на мулах и лошадях. Они немедленно отправились в селение и занялись приготовлением пищи. Остальные провожающие, человек триста, которые шли пешком, остановились под горой и смотрели вслед удалявшимся путникам. Селение отстояло от горы на тридцать с лишним ли. Пока посланцы ходили в селение, а затем возвратились с едой, проделав таким образом путь почти в сто ли, наставник со своими учениками успел уже далеко уйти, но провожающих это не остановило: они погнали своих мулов и лошадей вдогонку, всю ночь ехали горным проходом, и только на следующий день им удалось догнать монахов.
- Благочестивые отцы наши! - стали кричать они еще издали. - Искатели священных книг! Подождите нас! Не спешите! Мы вам еду принесли!
Танский монах услышал их и сказал:
- Вот уж поистине добрые, верующие люди!
Затем он велел Чжу Ба-цзе остановиться и поесть, чтобы набраться сил.
Дурень, поработавший рылом два дня, уже начал испытывать голод. Жители навезли больше семи даней еды. Чжу Ба-цзе опять, не разбираясь, что перед ним: вареный ли рис, или лапша, - все подряд заглатывал, сбивая в кучу. Наевшись досыта, он снова принялся прокладывать дорогу. Тут Танский монах с Сунь У-куном и Ша-сэном еще раз поблагодарили гостеприимных жителей и распростились с ними.
Вот уж, право:
Все провожавшие идут домой;
Им Чжу Ба-цзе дорогу пролагает;
Спокойны все: повержен дьявол злой,
И путникам никто не помешает.
Сам Сюань-цзан и прост и чист душой,
Его благие духи защищают,
Пред Сунь У-куном никнет враг любой, -
Такой он дивной силой обладает.
Отныне может всяк пройти горой,
Ход вновь открытый взоры привлекает…
Плодов гнилых завал стовековой
Его уж боле не загромождает.
Презрев мирских желаний праздный рой,
Опять друзья путь продолжают свой,
И всяк из них по-прежнему стремится
Перед престолом Будды преклониться.
Много ли осталось путникам пройти и какие еще злые духи встретились им, обо всем этом вы узнаете, читатель, из следующих глав.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ,

в которой рассказывается о том, как в Пурпурном царстве Танский монах изложил историю прежних китайских династий, а также о том, как Сунь У-кун проявил себя искусным врачевателем

Коль справедлив ты и добро творишь,
И с суетой мирскою порываешь,
То славу праведника обретаешь
И в человеческих сердцах царишь
Коль беспристрастный твой рассудок чист,
То счастье ты великое постигнешь!
На легком облаке, под ветра вой и свист,
Ты берега блаженного достигнешь,
Где бесконечна жизнь во всей ее красе,
Где праведника дружбы удостоят
Там обитающие Будды все
И в честь его чудесный пир устроят.
На яшмовый престол воссев по их веленью,
Освободясь от бренности мирской,
От суетных забот, подобных сновиденью
О мотыльке, - ты обретешь покой.
Себя очистив от земного праха,
Ты будешь жить без горя и без страха.
Вы уже знаете о том, что Танский монах и его ученики прочистили загрязненный проход через гору. Выйдя на дорогу, они отправились вперед радостные и довольные. Время шло очень быстро, и снова наступили знойные дни лета.
На гибких ветвях наливались,
Словно пламенем жарким объяты,
В ризах пурпурных гранаты.
Листья лотоса вширь раздавались,
Закруглялись, как яркие блюда
Цвета дивного изумруда,
В тополях придорожных скрывались
И там щебетали пугливо
Птенцы ласточки легкокрылой.
Пешеходы от зноя спасались
Легким веяньем опахала,
По дороге шагая устало.
Продвигаясь вперед, наши монахи вдруг увидели какой-то город, к которому они приближались. Танский монах остановил коня и спросил:
- Братья! Взгляните, что за город перед нами?
- Да ты, оказывается, неграмотный, - отвечал Сунь У-кун. - Как же тебе посчастливилось получить повеление Танского императора отправиться на Запад?
- Я с малых лет учился, чтоб стать монахом, выучил наизусть тысячи сутр и десятки тысяч песнопений. Как же ты можешь говорить, что я неграмотный! - возмутился Танский монах.
- Если ты грамотный, - продолжал Сунь У-кун, - то почему не можешь прочесть три четко написанных крупных иероглифа на флаге абрикосового цвета, который развевается над городской стеной, и спрашиваешь нас, что это за город?
- Несносная обезьяна! - рассердился Танский монах. - Чего ты чепуху болтаешь? Разве не видишь, что от ветра флаг колышется и на нем ничего нельзя разглядеть, а иероглифы и подавно.
- Почему же я их вижу? - не унимался Сунь У-кун.
Тут вмешались Чжу Ба-цзе и Ша-сэн.
- Наставник! Не слушай ты его грубостей! До города еще так далеко, что даже стен не видно. Как же можно на таком расстоянии разглядеть иероглифы на флаге?
- А я все-таки прочел! - злорадно сказал Сунь У-кун. - Разве не видите вы три иероглифа «Чжу», «Цзы» и «Го»?
- Чжуцзыго! - повторил Танский монах. - Так это значит, Пурпурное царство, расположенное на Западе. Здесь нам надо будет предъявить проходное свидетельство и получить пропуск.
- Нечего объяснять! И так понятно, - пробурчал Сунь У-кун.
Прошло немного времени, и монахи достигли городских ворот. Наставник слез с коня и вместе с учениками, пройдя через мост и через трое ворот, вошел в город. Их поразил величественный вид, открывшийся перед ними.
Вот уж, право:
Тысячеоки стены городские -
Глядят на мир во все свои бойницы;
Вкруг них вода проточная струится
И отражает камни вековые,
И горы голубые отражает,
Что город тот чудесный окружают.
Коль ты пройдешь через его ворота,
Увенчанные башнями витыми,
Расстелется пред взорами твоими
Картиною прелестной и приглядной
Весь город в пестроте своей нарядной,
Пленяя очи дивными дворцами,
Тенистыми прохладными садами,
Раздольем площадей своих базарных,
Своих мощеных улиц широтою,
Раскраской яркой пагод светозарных
И зданий величавой простотою.
До поздней ночи здесь открыты лавки,
В них продают заморские новинки;
Под разной снедью ломятся прилавки
На переполненном народом рынке.
Засовами надежными заставы
От беспорядков город замыкают;
Оберегая честь его и славу,
Покой гостей и граждан охраняют.
Краса империи - ее столица,
Недаром всяк в ней побывать стремится!
Путники шли по главной улице города и поражались замечательному виду не только зданий, но и прохожих, великолепно одетых, говоривших изысканным языком, право, ничуть не хуже, чем в столице великого Танского государства. Но как только продавцы и покупатели, толпившиеся по обеим сторонам улицы, увидели безобразнейшего Чжу Ба-цзе, высоченного Ша-сэна с черным лицом и Сунь У-куна с волосатой мордой и низким лбом, так сейчас же прекратили торговлю и стали глазеть на них. Танский монах, обращаясь к своим ученикам, все приговаривал:
- Только бы не случилось беды! Идите, опустив голову!
Выполняя распоряжение наставника, Чжу Ба-цзе уткнул рыло за пазуху; Ша-сэн не осмеливался поднять головы, и только один Сунь У-кун смотрел по сторонам, держась совсем близко от Танского монаха. Но жители города оказались воспитанными и спокойно расходились, наглядевшись на диковинных прохожих. Однако нашлись праздные зеваки, любители разных происшествий, а также уличные мальчишки, которые с улюлюканьем и смехом сопровождали путников, забегали вперед и кидали в них осколками кирпичей и черепицы, потешаясь больше всего над Чжу Ба-цзе. От волнения Танского монаха бросало в пот, и он непрестанно твердил:
- Не заводите ссоры!
Дурень Чжу Ба-цзе послушно прятал голову, не смея поднять ее.
Прошло еще немного времени, и путники завернули за угол. Там они увидели высокий забор и ворота, над которыми была надпись: «Казенное подворье для иноземцев».
- Ученики мои! - молвил Танский монах. - Зайдемте сюда!
- Зачем? - спросил Сунь У-кун.
- Подворье для иноземцев является таким местом, где оказывают услуги приезжим из разных стран, - пояснил Танский монах. - Мы тоже вправе потревожить служителей этого учреждения. Пока что войдем туда и передохнем. Потом я явлюсь к властям, получу пропуск по подорожной, и мы тотчас же отправимся в дальнейший путь!
Услышав эти слова, Чжу Ба-цзе высунул свое рыло, при виде которого несколько десятков зевак от страха попадали на землю.
- Учитель, ты совершенно прав, - сказал он, подойдя к Танскому монаху. - Давайте пока спрячемся здесь, чтобы избавиться от этих горлопанов-зевак.
Они вошли в подворье, и толпа любопытных постепенно рассеялась.
В подворье оказалось два смотрителя: один - главный, другой - его помощник. Они находились в зале на возвышении и производили перекличку низших служащих, назначая их для услуг к тому или иному начальнику. Увидев Танского монаха, неожиданно подошедшего к ним, оба встревожились и стали спрашивать его:
- Кто ты? Что за человек? Куда направляешься?
Сложив руки ладонями вместе, Танский монах ответил им:
- Я - бедный монах из восточных земель великого Тан - ского государства, посланный за священными книгами на Запад. Ныне, прибыв по пути в вашу страну, я не осмелился самовольно пройти через нее. У меня есть проходное свидетельство, которое хочу дать на проверку и получить пропуск на выезд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79