- Раз она знает человеческий язык, то пусть расскажет нам поскорей про грабеж в пагоде все, что ей известно, от начала до конца.
- Я ничего не знаю о похищении пепла Будды, - промолвила пленница. - Все это дело рук моего покойного мужа и повелителя, царя драконов, и его зятя - Девятиголовой гидры. Им стало известно, что твоя пагода излучает дивное сияние оттого, что в ней хранится пепел Будды. Три года назад они напустили на нее кровавый дождь и, воспользовавшись им, ограбили пагоду…
- А как было украдено дивное растение Линчжи? - спросил правитель.
- Моя дочь, по прозванию Всемудрая царевна, проникла в высшее небо и украла это растение у входа во дворец Чудотворного неба, где пребывает небесная царица, мать небесного царя. Благодаря этому дивному растению пепел Будды остается неизменным на протяжении тысячелетий, а сияние от него будет излучаться десятки тысяч лет. Можно даже закопать это сокровище в землю, но стоит после этого только обмести его дивным растением, как от него появится сияние, состоящее из десятков тысяч лучей, подобных утренней или вечерней заре. Сейчас эти сокровища отобраны вами, я лишилась мужа и сына, зять исчез бесследно, дочь погибла, так пощадите хоть меня, старуху.
- Вот тебя-то и не следует щадить! - вскричал Чжу Ба-цзе.
Но Сунь У-кун вступился за нее:
- Не бывает так, чтобы вся семья состояла из одних преступников, - сказал он твердым голосом. - Я, так и быть, пощажу тебя, но при условии, что ты будешь вечно находиться при пагоде и охранять ее.
- Плохая жизнь лучше хорошей смерти, - отвечала жена царя драконов, - и если ты не убьешь меня, я выполню все, что ты пожелаешь.
Вместо ответа Сунь У-кун велел принести железную проволоку, продел ее через ключицу жены царя драконов, а затем приказал Ша-сэну:
- Приглашай правителя государства пожаловать в пагоду и посмотреть, как мы водворим там пепел Будды.
Правителю государства был подан царский выезд, и он, держа за руку Танского монаха, сопровождаемый пышной свитой гражданских и военных чинов, покинул дворец.
Пепел Будды был водворен на тринадцатом ярусе пагоды в драгоценной вазе. К центральному столбу этого яруса привязали жену царя драконов. Затем Сунь У-кун прочитал заклинания и вызвал духа земли государства Цзисай, духа - защитника города и духов - хранителей монастыря, которым поручил каждые три дня доставлять сюда еду и питье для вдовы царя драконов. При этом он пригрозил, что, если кто-либо ослушается или допустит малейшую оплошность, будет тотчас обезглавлен. Все духи изъявили полное послушание. Потом Сунь У-кун обмел дивным растением Линчжи все тринадцать ярусов пагоды, а затем поместил его в вазу с сокровищем Будды. Наконец пагода стала такой, как и прежде, и над ней воссиял яркий свет из десятка тысяч лучей и вознеслись в небо тысячи эфирных струй. Вновь увидели ее лучезарное сияние жители дальних стран и соседних государств.
Когда Сунь У-кун вышел из пагоды, правитель государства выразил ему свою благодарность в следующих словах:
- Если бы ваш наставник и три его ученика не явились сюда, нам никогда не удалось бы раскрыть тайну всего случившегося.
- Ваше величество! - обратился Сунь У-кун к правителю царства Цзисай. - Название пагоды Золотое сияние не совсем удачное. Предметы, которые входят в это название, представляют собой вещества недолговечные: золото - вещество плавкое, а сияние - это светящийся эфир. Я постарался ради тебя восстановить благолепие этой пагоды и предлагаю переименовать этот монастырь в монастырь Ниспровергающий драконов, чтобы он существовал во веки веков.
Правитель тотчас приказал заменить вывеску над воротами монастыря, и вскоре появилась новая, на которой блестели иероглифы, означающие: «Учрежденный по указу государя монастырь Охраняющий государство и ниспровергающий драконов». Пока происходило пиршество, художники нарисовали портреты с монахов в красках. Монахи получились как живые, а в тереме Пяти фениксов к этим портретам написали пышные прозвания. Правителю государства подали выезд с колокольцами, и он лично проводил Танского монаха и его спутников в дальнейший путь. Он хотел одарить их слитками золота и драгоценными яшмами, но наши путники наотрез отказались принять дары.
Конец пришел тем оборотням злобным,
Покой и мир водворены опять,
Сияет пагода, и светом бесподобным
Навеки будет землю озарять.
О том, что произошло в дальнейшем с нашими путниками, вы узнаете, читатель, из следующей главы.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ,

из которой вы узнаете о том, какую пользу принесла путникам исполинская сила Чжу Ба-цзе на Тернистой горе и как Танский монах вел беседу о стихах с обитателями скита лесных праведников
Итак, правитель государства Цзисай был от всего сердца благодарен Танскому монаху и его спутникам за то, что они изловили оборотней-разбойников и вернули похищенную из пагоды драгоценность. Он хотел щедро наградить монахов золотом и яшмой за огромное благодеяние, совершенное ими, но те наотрез отказались принять драгоценные дары. Тогда правитель распорядился, чтобы монахам сшили по две смены одежды, точно такой же, какую они носили, по две пары матерчатых; чулок и кожаных башмаков, а также по два пояса. Кроме того, им насушили на дорогу разных сухарей и печений.
Когда подорожная была засвидетельствована, монахам устроили пышные проводы. Сам правитель в роскошной колеснице выехал провожать их в сопровождении гражданских и военных чинов и всех жителей города.
Монахи из монастыря, получившего новое название Ниспровергающий драконов, тоже вышли провожать своих спасителей. Воздух сотрясался от громких звуков духовых и ударных инструментов.
Торжественная процессия покинула город, вышла за ворота, и лишь когда они прошли около двадцати ли, правитель стал прощаться. А жители города прошли еще двадцать ли. Монахи же и не думали возвращаться: они шли за путниками и прошли, пожалуй, пятьдесят или даже шестьдесят ли. Некоторые изъявляли желание сопровождать путников на Запад. Находились и такие, которые просили принять их в услужение и обещали за это добиваться нравственного самоусовершенствования.
Сунь У-кун, видя, что монахи не отстают от них и не хотят возвращаться обратно, решил прибегнуть к волшебному средству. Он вырвал у себя небольшой клок шерсти из тридцати или сорока волосков, дунул на него и произнес одно лишь слово: «Изменитесь!» И все волоски сразу же сделались пятнистыми тиграми, свирепо преградившими монахам дальнейший путь. Тигры страшно рычали и метались, готовые броситься на людей. Монахи испугались и не осмелились двигаться дальше.
Великий Мудрец Сунь У-кун тем временем повел за собой белого коня, а Танский монах стал подстегивать его кнутом. Вскоре путники были уже довольно далеко от монахов, но до их слуха долго еще доносились вопли и громкие причитания.
- Милостивые и справедливые отцы! - кричали монахи. - Очевидно, такая уж у нас судьба, что вы не желаете навсегда спасти нас!
Мы не будем рассказывать здесь о том, как горевали монахи, а вернемся к Сюань-цзану и его спутникам. Вскоре они вышли на большую дорогу, и здесь Сунь У-кун водворил на место выдернутый клок шерсти. После этого путники двинулись дальше прямо на Запад. Время летело незаметно: зима была на исходе и приближалась весна. Погода стояла не жаркая, и идти было легко. Неожиданно перед путниками выросла длинная цепь гор, и дорога теперь шла по самым вершинам хребта. Танский монах остановил коня и стал осматриваться. Горы поросли густым, колючим терновником, перевитым цепкими лианами. И хотя дорогу можно было различить, продвигаться в этих зарослях было очень трудно; колючки вонзались в тело, словно иголки.
- Братья мои! - воскликнул Танский монах. - Как же мы пройдем здесь?
- Как пройдем? - удивился Сунь У-кун.
- Братья! - продолжал Танский монах. - Дорога хоть и видна, но все кругом поросло колючками. Здесь можно двигаться лишь ползком, как змеи. Вам и то трудно идти, согнувшись в три погибели, а каково мне ехать верхом?
- Пустяки! - воскликнул Чжу Ба-цзе. - Глядите, как я сейчас расчищу дорогу граблями: можно будет проехать не только верхом, но даже в паланкине!
- Ты, конечно, силен, что и говорить, - молвил в ответ Танский монах, - но надолго тебя не хватит. Ты ведь не знаешь, на каком протяжении дорога заросла терновником. К чему же зря тратить силы?
- Что попусту разговаривать, - сказал тут Сунь У-кун, - я сейчас сам все узнаю.
С этими словами он поднатужился, совершил прыжок в воздух и, очутившись на облаке, стал всматриваться, но заросли терновника, казалось, не имели границ.
Необозримые, бескрайние просторы
Оделись легкой дымкою тумана,
Набросили покров зеленый горы,
Переплелись упругие лианы.
На тонких ветках распустились почки.
И тысячи проснувшихся растений,
Их первые, блестящие листочки
Отбрасывают трепетные тени.
Конца не видно дали изумрудной,
Пространства эти не окинешь взором:
Раскинулись зеленою запрудой
И радуют сияющим убором
Деревьев кущи, свежие дубравы,
Ковры лугов в узорах пестротканных,
Кустарники, лекарственные травы
В наряде из цветов благоуханных.
Лучей своих живую позолоту
Деревьям солнце расточает щедро,
Баюкают их легкую дремоту
Порывы освежающего ветра.
Причудливые сосны, кипарисы,
Едва лишь холода зимы изведав,
Украсили немеркнущие ризы
Узором ослепительных побегов;
Стеной сплошною высятся бамбуки,
О чем-то шепчутся с ручьями ивы,
И ветви поднимают, словно руки,
Седые вязы, молодые сливы.
Ползут лианы по стволам дуплистым,
Их переплеты с плотной тканью схожи:
То виснут над землей шатром тенистым,
То стелются гостеприимным ложем.
Но где б то ни было, найдешь едва ли
Такие заросли кустов колючих,
Чтобы все пути дороги закрывали
Изгибами ветвей своих и сучьев.
Куда ни глянь, везде являет взгляду
Терновник небывалую преграду.
Долго вглядывался Сунь У-кун в бесконечные заросли терновника и, наконец, прижав ниже к земле край облака, на котором он находился, крикнул:
- Наставник! По этой дороге нужно идти еще очень долго.
- Как долго? - спросил Танский монах.
- Конца пока не видно. Видимо, заросли тянутся на расстоянии тысячи ли!
- Что же нам делать? - испугался Сюань-цзан.
- Не печальтесь, учитель, - принялся утешать его Ша-сэн. - Когда-то я выучился пускать палы и сжигать сорняки. Сейчас я подпалю кустарник: он выгорит, и мы сможем пройти.
- Не мели чепуху, - остановил его Чжу Ба-цзе. - Палы пускают обычно осенью, в десятом месяце года, когда травы засыхают и кусты оголяются. Вот тогда огонь их быстро охватывает. А сейчас наступила пора, когда растения начинают пышно распускаться. Как же тебе удастся спалить кустарник?
- Да если и удастся, - вмешался Сунь У-кун, - боюсь, нам за это крепко достанется.
- Как же нам пробраться? - спросил Танский монах.
- На сей раз без меня вам никак не обойтись, - рассмеялся Чжу Ба-цзе.
И вот наш герой, прищелкнув пальцами, прочел какое-то заклинание, сделал несколько телодвижений, а затем крикнул: «Расти!» Неожиданно на глазах у всех Чжу Ба-цзе стал увеличиваться и превратился в великана ростом в двадцать чжан. Помахав граблями, он скомандовал: «Изменитесь!» И грабли сразу же удлинились на тридцать чжан. И вот наш новоявленный великан зашагал по кустарнику, словно по траве, разбрасывая граблями поломанные сучья.
- Наставник! - крикнул он на ходу. - Можешь спокойно следовать за мной!
Танский монах очень обрадовался и стал подстегивать коня, неотступно следуя за Чжу Ба-цзе. Ша-сэн шел за ним и нес поклажу на коромысле, а Сунь У-кун помогал Чжу Ба-цзе, сбивая железным посохом колючие ветви кустарника. В этот день оба они работали, как говорится, не покладая рук, и путникам удалось пройти более ста ли. К вечеру они подошли к довольно большой прогалине, а у самой дороги заметили каменный столб, на котором было высечено три больших иероглифа: «Тернистая гора».
Когда они подошли ближе, то разглядели под этими знаками еще четырнадцать маленьких иероглифов, расположенной двумя вертикальными строчками. Вот, что они обозначали:
Заросли протянулись на восемьсот ли;
Проложена здесь дорога - немногие ею шли.
Прочтя эту надпись, Чжу Ба-цзе громко рассмеялся:
- Я бы прибавил еще две строки, - сказал он, и с нарочитой важностью произнес:
Однако сумел расчистить лучшую из дорог
Лишь Чжу Ба-цзе почтенный - больше никто не смог.
Танский монах, очень довольный, слез с коня и обратился к своим ученикам.
- Ну и замучил я вас сегодня, братья мои! - сказал он. - Давайте переночуем здесь, на этой лужайке, а завтра с первыми же лучами солнца отправимся дальше!
- Наставник, не надо здесь останавливаться! - запротестовал Чжу Ба-цзе. - Пока еще светло и мы в силах, надо идти дальше! Я готов всю ночь напролет ломать этот кустарник, будь он проклят!
Наставнику не оставалось ничего иного, как согласиться, и путники отправились дальше.
Чжу Ба-цзе шел впереди, старательно прокладывая дорогу. Остальные следовали за ним. Они шли, не останавливаясь, еще целые сутки. Однако перед ними была все та же густая чаща кустарника. Тоскливо завывал ветер, шумя соснами. Наконец они вышли на просторную лужайку и тут увидели древний монастырь. За воротами стояли изумрудные сосны и кипарисы. Персики и сливы, казалось, оспаривали друг у друга красоту. Танский монах слез с коня и вместе со своими учениками стал разглядывать монастырь.
Вот что представилось их глазам:
Обитель одиноко над водой
Стояла, и в тревожный час заката
Окутывал ее туман седой.
А в роще одичавшей и глухой
Гнездились аисты, как в древности когда-то.
Ступени храма мох покрыл густой,
Разрушена узорная ограда,
И обвивают плети винограда
Углы и выступы стены крутой.
Не весел окружающий покой,
Печаль вселяют в сердце, не ограду,
И крики птиц из дремлющего сада,
И шепот листьев в рощице сырой…
Здесь нет ни кур, ни псов сторожевых,
Почти не видно и следов людских.
При виде такого запустения Сунь У-кун предостерегающе сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79