– По ногам руби, чтобы не вихлялся.
На раненого казака насели трое бандитов, одного он подловил на ответном выпаде, второму рассек лицо до подбородка, но силы были неравными. Разбойник со шрамом выхватил кинжал и достал им терца, тот упал на землю с рассеченным горлом. Софи попыталась проткнуть чеченца шпагой, но он полоснул саблей по ее клинку, и оружие отлетело на обочину. Лицо бандита исказилось страшным оскалом, кровь разбудила в нем звериные инстинкты, он готов был порвать зубами эту женщину. Она подняла коня на дыбы, бросила его на противника.
– Месье д'Арга-ан, – крикнула Софи и тут же повторила: – Д'Арга-ан…
Казак сразу понял, в какое положение попала его возлюбленная, выдернув из притороченного к седлу оружия еще одну саблю, он завертел перед собой бешеную мельницу обоими клинками. Кабардинец оленем прыгнул по направлению к окружившим девушку чеченцам, едва не столкнув всадника лбом с одним из них. Лезвия будто сами обрушились на джигита, разрубив его тело на несколько частей еще в седле. Его товарищ попятился назад, но было поздно, стальная мельница острыми как бритва крыльями снесла ему папаху вместе с макушкой, а потом и голову самого разбойника, тяжело чиркнувшую по боку отпрянувшей лошади. Дарган бросил саблю жене и снова ринулся в бой, ему нужно было добраться до примеченного абрека, взять его целым и невредимым, чтобы узнать, откуда же навалилась такая опасность.
Двое терцев из последних сил отбивались от оставшихся в живых бандитов, они крутились на небольшом пятачке как белки в колесе. Дарган вихрем ворвался в трепетавший страстями клубок и походя отрубил руку ближайшему разбойнику. Завизжав искалеченной собакой, тот помчался по ущелью, не разбирая дороги.
Несколько клинков скрестились в воздухе, сыпанув снопами искр, лошади дико заржали, стараясь укусить или ударить друг друга копытами. Картина была не нова, испуга она не вызывала, за два года войны Дарган насмотрелся на такое досыта.
Отвлекая на себя внимание самого резвого бандита, он показал, что заносит шашку над своей головой и моментально пустил ее плашмя, подрезая седока по талии. Когда тот согнулся от боли, казак в коротком замахе раскроил ему затылок.
Тут раздался выстрел, заставивший замереть людей, убивающих друг друга. В следующее мгновение чеченцы не выдержали, они вонзили каблуки под бока коней и бросились врассыпную. За спинами беглецов вздулись полы черкесок и концы башлыков, гнаться за ними не имело смысла. Лишь один абрек остался на месте, неторопливо приникая к лошадиной холке.
Дарган перевел дыхание, огляделся вокруг. Софи поодаль забивала в пистолет очередной заряд. Казак уставился на нее, не зная, что сказать, он решил, что жена, выстрелив, невольно помешала захватить примеченного им абрека, который теперь ускакал от него. Но, присмотревшись к сползшему на землю бандиту, он соскочил с седла. Это был тот самый чеченец, на которого казак охотился.
Тут новый выстрел хлестнул по нервам концом нагайки, в этот раз упасть на холку лошади пришла очередь казаку из охраны. Дарган подбежал к спутнице, рывком сдернул ее с седла. Стрелял разбойник, засевший на другом склоне горы, о котором забыли с начала боя.
Второй казак принудил лошадь завалиться на бок, прячась за ней, загнал пулю в ствол ружья. Сделав знак Софи, чтобы она поступила так же, Дарган зигзагами рванулся к лесу, он был уверен в том, что бандит никуда не денется, с дороги за ним наблюдала пара отменных стрелков.
А грохот от выстрелов продолжал прокатываться по ущелью через равные промежутки времени, разбойник не жалел зарядов, теперь от страха за свою шкуру. Когда до дерева, за которым он прятался, осталось с десяток сажен, Дарган с силой метнул камень, целясь позади него. Абрек клюнул на приманку, наверное, он подумал, что нырнувший в лес противник решил подобраться к нему сзади, и немного приподнялся, чтобы оглядеться. Его суматошных действий хватило на то, чтобы казак, прячущийся за лошадью на дороге, заметил врага и нажал на спусковой крючок. Раскинув руки, чеченец покатился по склону, обрывая полы черкески о ветви кустов.
Дарган вложил кинжал в ножны и заторопился на тракт. Нужно было проверить, жив ли абрек, подстреленный Софи, слишком уж много вопросов надо было ему задать. Когда он подошел, казак из патруля укрывал своего товарища буркой, а жена стояла на коленях, пытаясь нащупать пульс у разбойника. Она тоже узнала его.
– Кажется, бандит живой, – подняла она глаза на мужа.
– Тогда мы с ним поговорим, – Дарган оглянулся назад. – А что с братом казаком?
– Сквозная рана в грудь, его перевязал товарищ.
– Сам ехать сможет, или придется делать спарку из двух лошадей?
– Зачем спарку? Рана не опасна.
В это время абрек приподнял веки, в узких щелях глазниц сверкнули серые зрачки. Промычав что-то сквозь стиснутые зубы, он хотел отвернуться, но Дарган концом нагайки повернул его подбородок, заставив обратить внимание на себя.
– Что тебе надо, гяур? – прошипел разбойник.
– Зачем ты следил за нами? – наклонился к нему казак.
– Тебе все равно не жить, ты наш кровник, – бандит откашлялся и вновь вперился жгучим взором в своего врага. – Мы тебя узнали, ты Дарган, правнук Дарганова из уважаемого ночхойского тейпа. Твой прадед изменил вере и женился на казачке из станицы Стодеревской.
– Кто вам это рассказал?
– На базаре в Пятигорской тебя узнал один из наших, он часто бывал в твоей станице на левом берегу Терека.
– Я ехал своей дорогой, – скрипнул зубами Дарган. – А вы хотели меня ограбить.
– Ты убил своего родственника, это самый тяжкий грех.
– Я защищал свою жизнь и жизнь моей жены. Ваш главарь сказал, что отдаст ее джигитам на растерзание, когда расправится со мной, – налился нездоровой краской казак и положил руку на рукоятку кинжала. – Ты считаешь, он поступил бы как мужчина?
– Это его право. Неверные обязаны исполнять волю правоверных, – вновь закашлялся абрек и, вытолкнув через губы сгусток крови, с хрипом сказал. – Ахмет-Дарган был твоим родственником.
Дарган отшатнулся, всмотрелся в тонкие черты лица умирающего, мысленно перекрестился, что не он первый нанес смертельную рану вожаку бандитов. Господь отвел его от схватки и с молодым чеченцем, жадно глотающим сейчас последние капли жизни. Затем хорунжий негромко спросил:
– Тогда кто ты?
– Три года назад дочь Ахмет-Даргана стала моей женой, я тоже твой кровник.
– Я терской казак, кровного родства с чеченцами не признаю, – взорвался Дарган. – Я православный и не желаю знать, какую веру исповедовал мой прадед.
– Неисповедимы пути Аллаха, – тихо прошептал умирающий. – Аллах акбар…
– Я не собирался вас трогать, вы первые напали на нас, – крикнул казак.
Но это восклицание оказалось ненужным, голова абрека дернулась и завалилась набок, горбатым носом уткнувшись в пыль. Посидев на коленях перед абреком, Дарган перекрестился и поднялся на ноги. Он не допускал признания за собой какой-либо вины, но в душе шевелился червячок сомнения. Может быть, то, о чем перед смертью поведал разбойник, было правдой, тогда его дальнейшей судьбе не позавидовал бы и враг, а может, чеченцы решили привязать его фамилию к убитому главарю, чтобы через какое-то время сорвать солидный куш. На Кавказе, как в близкой азиатчине, бывало по-всякому.
Софи прислонилась к избраннику плечом, она почти ничего не поняла из этого разговора, но интуитивно почувствовала, что произошло что-то из ряда вон выходящее.
– Наш табун прирастает, – обняв ее за плечи, усмехнулся Дарган. – Пока доберемся до станицы, станем самыми богатыми. Не нужно будет уезжать, чтобы открыть, как ты говоришь, собственное дело.
– Лошади в станице стоят дорого? – немедля вскинула она подбородок.
– От пятидесяти до ста пятидесяти монетов, если при выправке, а наши все кони строевые.
– Монетов?
– Серебряных рублей, – пояснил он. – Можно ассигнациями, они тоже обеспечены золотом.
– Хорошо, – улыбнулась Софи и заглянула в глаза возлюбленному снизу. – Скажи, это был серьезный разговор?
– О чем ты?
– Тот абрек.
– В какой раз поясняю, здесь не Париж, – посерьезнел казак и вдруг подмигнул жене. – Пока от Пятигорской мы отъехали недалеко, имеешь право повернуть назад и вместе со столичными господами отправляться хоть в Санкт-Петербург.
– Месье д'Арган, ты меня прогоняешь? – засмеялась она. – До столица России я доеду с господами, а дальше что?
– А там окно в Европу, прорубленное императором Петром. Езжай куда хочешь, хоть до самой Франции.
– Я еще в твой станице Стодеревской не была. Не понравится мне там жить, тогда заберу детей и уеду.
– О-о, тебе и детей подавай! А вообще, Софьюшка, я сказал правду.
– Я вижу, – спутница наложила на себя католический крест. – Дева Мария, помоги нам…
Дарган вместе с уцелевшим казаком подобрал оружие, они отловили разбежавшихся по ущелью лошадей и разделили их между членами отряда в соответствии с числом врагов, убитых каждым. Лошади на Кавказе считались едва ли не главным достоянием любого мужчины. Затем они помогли раненому станичнику взобраться на коня, положили поперек седла мертвого казака, чтобы отдать тело родственникам, и отряд тронулся дальше.

Горные склоны становились сумрачнее, ущелье сузилось, корявый лес перешел в стройный буково-грабовый с кизиловыми и ореховыми кустами понизу, за которыми можно было спрятать целый эскадрон. Но скоро каменные и лесные массивы расступились, и впереди снова раскинулась равнина с сочной травой и редкими перелесками. До самого Моздока больше никто не отважился попробовать удачи, схлестнувшись в схватке за поклажу и табун с тремя уверенными в себе путниками.
Отряд втянулся на окраину населенного пункта и попал в объятия станичников, которых здесь оказалось немало. Теперь до Стодеревской оставалось чуть больше полдня езды по левому берегу Терека.
Но именно эта часть пути от французского города Парижа до Кавказской линии была самой опасной. Ни Европа, ни Россия не знали столь дерзких разбойников, готовых отбирать последнее и рвать жертвы зубами. Еще не начались боевые действия на Кавказе, а банды абреков переплывали естественную границу – реку Терек, прятались в зарослях камышей, промышляя извечными для нищих горцев промыслами – разбоем на караванных дорогах, угоном скота и разорением населенных пунктов иноверцев. Оружие здесь всегда находилось в боевой готовности.
Поэтому, как только отряд достиг постоялого двора, Дарган со спутницей отправились в оружейный магазин. Накупив пороха и пуль, они пополнили запасы продовольствия и овса, а потом заскочили в палатки с одеждой. Дома возвращения Даргана из похода дожидались несколько женщин – бабушка, мать, две сестры, племянницы и снохи. Софи опять закопалась в нарядах для местных красавиц, наверное, они привлекали ее доступностью и неприхотливостью.
Когда оба вернулись к постоялому двору, там их уже ждала кучка людей, как казаков, так и иногородних, оказавшихся в Моздоке по разным делам. Дарган остановил навьюченных покупками лошадей, присмотрелся к собравшимся.
– Что пришли, братья казаки? – громко спросил он. – Опять какая оказия приключилась?
– Никакой оказии, Даргашка, – откликнулись из толпы. – Мы пришли торговать твоих коней.
Казак усмехнулся, с видом превосходства глянул на спутницу, мол, ты бы с животными не возилась, отпустила бы их на волю, а я могу и продать за хорошую цену. Софи улыбнулась, понимая, что каждому свое.
– Они не продаются, – объявил Дарган. – Приходите через пару-тройку годков, я решил заняться разведением породистых скакунов.
– Прогадаешь, Дарган, для такого табуна пастбищ будет маловато, – попытался урезонить кто-то. – Загородку вокруг загона надо мастерить, конюшни со стойлами, стайки для жеребят.
– А сена с зерном сколько нужно, один разве управишься? – поддержал говорившего другой человек. – Придется работников нанимать, жалованье им начислять.
– Мы тебе по восемьдесят монетов за строевых отвалим, а если какой из породистых, то на все сто потянет. Вон тот, арабчак, и на сто пятьдесят монетов скакнет, вишь как шею выгнул, чистый лебедь…
– Не нашенское это дело, – поставил точку в споре старый казак. – Мы от силы имеем пяток лошадей, тем и обходимся, а у тебя табун не сосчитанный.
– Управлюсь, не один в хате живу, – набычился Дарган. – Когда-то надо и хозяйством обрастать, а то у казаков оно до сих пор в торбе умещается.
– Вон как заговорил, когда в европах-то побывал, – засмеялись вокруг казаки, вроде как даже стали в чем-то оправдываться. – Такой мы народ. Царь с вельможами на одном месте сидит, а мы им земли приращиваем. Бывай, Даргашка, если надумаешь, то кликнешь.
Станичники начали расходиться, а на Даргана напали сомнения. Если рассудить по правде, то превращение в коннозаводчика означало непреходящую заботу о содержании лошадей, кормах, приплодах, обо всем том, что перечислили казаки. А рядом чеченцы с ногаями, норовящие отхватить кусок пожирнее. От них одно спасение – надежное ружье и острый клинок, других доводов они не признавали. Если прибавить свалившихся с неба кровников, то жизнь превращалась в вечный бой просто за выживание, а не за счастливую судьбу и хороший достаток. Дарган погладил подбородок, заросший бородой.
– Месье д'Арган, ты поступил правильно, – положила ему руку на плечо жена, которая все поняла. – У нас все будет хорошо.
– Я не сомневался, – встряхнулся он от невеселых дум. – Пойдем-ка, Софьюшка, отдохнем, на завтра у нас много работы.
Но отдыха не получилось, в комнату наведались станичники из Стодеревской, прознавшие про возвращение Даргана с войны. Они принесли бурдюк чихиря, желтоватые куски каймака, подкопченные окорока и свежие фрукты с овощами. Расположившись на кроватях, казаки зашумели громко и хватко, выкрикивая здравицу герою-земляку. Все они или закончили войну по ранению, или не подошли по возрасту, или не прекращали нести службу на кордонах по берегу Терека. Под конец Дарган устал поднимать восьмистаканную чапуру, хотя вино было легким, в голове покруживалось, ноги наливались немотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47