Ц промолвила
другая, Ц запеть, что ли?
Ц Пошли же вы, Ц отвечала старуха, Ц провеличайте тогда, когда мне скор
о уж запоют вечную память!
Ц Полно, что ты, Христос с тобой, Лукерья Савишна! Разве на свадьбе о похор
онах думают? Ц закричали все девицы, всплеснув руками.
Ц Да к тому уже время подходит, милые мои молодицы! Ц со вздохом произне
сла старуха, задумчиво чертя по полу своим костылем. Ц Только бы привел Б
ог при своих глазах пристроить Настюшу, тогда бы спокойно улеглись мои к
осточки в могилу, Ц добавила она прослезившись.
Ц Да полно же, перестань, так ты на нас тоску наведешь. Повеселимся-ка луч
ше! Ц заговорили девушки.
Ц Нет, это ведь я так к слову молвила, жаль дитятко стало, разлучают нас с н
ей, некому будет мне и глаза закрыть. Фома Ильич, Бог его ведает, как начал о
пять на вече ходить, и не подступишься к нему, такой мрачный стал. Спросишь
что, Ц зыкнет да рыкнет, так поневоле не радость на уме-то, как обо всем по
думаешь. Прежде я и сама не такая была: в посиделках ли на пиру ли, на беседе
ли, на масленой ли в круговом катании, о святках ли в подблюдных песнях Ц
первая я закатывалась. Плясать ли пущусь Ц выступаю плавно, подопрусь р
укой, голову набок, каблучками пристукну, да как пойду, пойду Ц все загляд
ываются…
Не успела Лукерья Савишна договорить свои воспоминания, как в комнату, в
сопровождении сенных девушек, вошла невеста. Настасья Фоминишна была кр
асивая, стройная блондинка, с белоснежным лицом, нежным румянцем на щека
х и темными вдумчивыми глазами, глядевшими из-под темных же соболиных бр
овей. Недаром по красоте своей она считалась «новгородской звездочкой».
Этой красоте достойной рамкой служил ее наряд. Атласная голубая повязка
, блистающая золотыми звездочками, с закинутыми назад концами, облекала
ее головку; спереди и боков из-под нее мелькали жемчужные поднизи, сливая
сь с алмазами длинных серег; верх головы ее был открыт, сзади ниспадал кос
ник с широким бантом из струистых разноцветных лент; тонкая полотняная с
орочка с пуговкой из драгоценного камня и пышными сборчатыми рукавами с
бисерными нарукавниками и зеленый бархатный сарафан с крупными бирюза
ми в два ряда вместо пуговиц облегали ее пышный стан; бусы в несколько нит
ок из самоцветных камней переливались на ее груди игривыми отсветами, а
перстни на руках и красные черевички на ногах с выемками сзади дополняли
этот наряд.
Девушки кинулись к ней навстречу, окружили ее и повели к старушке, припев
ая всем хором:

Шла девица, голубица,
Свет наш, Настенька,
По крылечку, по тесову
Да по коврику.
Она шла, переступала,
Приговаривала:
Как роскошно, как богато
Здесь у батюшки;
Как приглядно, торовато
У родного мне.
Славно птичке поднебесной,
Резвой ласточке,
Порхать по полю чистому,
По зеленому,
Красоваться, любоваться
Светлым ведрышком,
Быстро виться, расстилаться
По поднебесью.
Так и Настеньке талантливой
Быть век девицей
Притаманней и привольней,
Чем молодушкой!
Вдруг откуда ни возьмись
Да навстречу ей
Идет молодец красивый
Словно писанный.
Ясноокий и румяный,
Кудри черные,
Он приветит ее речью
Сладкогласною:
Ты куда, моя девица,
Настя-звездочка?
Воротися, дай мне руку:
Я твой суженый!
Хорошо тебе, раздольно
В отчем тереме;
А с милым другом милее
Жить во бедности.
Мы согласно и советно,
По-любовному,
Не увидим, как промчатся
Годы многие.
Настя дрогнула, смутилась
И потупилась.
Ее щеки жаром пышут,
Разгораются,
Ретивое бьется сильно,
Колыхается;
Словно сладкий мед вливают
Речи молодца,
И разнежася вздыхает
Тяжко, сладостно;
Исподлобья и украдкой
На него глядит
И с стыдливою ухваткой
Говорит ему:
Суженый Ц возьми девицу, Ц
Полюби меня,
И сверкнула на ресницу
Жемчугом слеза.

В то время, когда девушки приветствовали невесту этой песней, она была в о
бъятьях своей матери и, слушая с удовольствием приятные для нее напевы, с
крывала на груди Лукерьи Савишны свое горящее лицо. Затем, как бы очнувши
сь, она начала целовать по одиночке своих подруг.
Ц Что это?.. На дворе уже давно вечер, а жениха нашего все нет как нет. Да и от
ец что-то запропастился на вече. Ну что ему там делать с ранней зари да дос
еле. Ведь всех не перекричать! Ц сказала старушка-мать.
Ц Уж не приключилось ли с ним чего недоброго? Ц заметила дочь, не спуска
я глаз с окошка.
Ц Кому? Ц спросила мать, смеясь, Ц отцу или жениху? Кто для тебя дороже?

Настя смешалась и молчала. Лишь после довольно продолжительной паузы вы
молвил:
Ц Оба они неоцененны для меня, матушка, но батюшка дороже, он родитель, ко
рмилец мой.
Ц Полно пустословить, Настюша! Ц перебила ее мать. Ц Я по себе это знаю:
бывало, сидя наверху, да взаперти в своей девичьей светлице, как хочется н
айти такого человека, который бы вынес тебя оттуда, как заговоренный кла
д, и как он после того становится нам дорог. Вот мы с отцом твоим, так призна
ться сказать, не всегда ладили, норовом-то он крутенек и теперь. Сперва зв
ались мы «голубками», хотя подчас и грызлись как кошка с собакой, а после о
н прозвал меня сорокой-трещоткой, Ц ведь вот какой обидчик. Да, впрочем, я
ему сама не спускала: он меня за косу, я его за бороду Ц отступится понево
ле. Я еще скромна, не все высказываю. Да что же ты, Настенька, призадумалась?
Девицы, гряньте-ка песенку, да погромче какую, только не заунывную, что ду
шу тянет, а так Ц поразгульнее, повеселей… Я и сама подтяну вам.
Старуха запела дребезжащим голосом:

Отставала свет-лебедушка
Прочь от стада лебединого…

Ц Да ты уж, кажись, и плакать собралась?.. О чем это?.. Да, да, мы расстанемся с т
обой, неоцененное мое дитятко! Отдаю я тебя в чужие люди! Осиротеем мы обе!

Ц Полно, родная, мне и без того моченьки нет, что-то так тяжко взгрустнуло
сь, так вещее замерло, и сама не знаю о чем! Ц отвечала, всхлипывая, дочь.
О чем?.. Ну, вестимо, о чем, что долго суженого нет? Вот придет он Ц дам я ему с
ебя знать!
Ц Да придет ли он, матушка?.. Что-то во мне и веры нет! Я сегодня сон видела, з
ловещий такой…
Ц Я сама Ц тоже. Будто отец твой, муж мой, обратился в медведя, еще страшне
е стал, да и…
Ц Вот кто-то подъехал… Чу, уже и голос раздается в сенях. Должно быть, это
они! Ц закричали девушки, и мать с дочерью, несмотря на то, что последней в
менялось в преступление самой показываться жениху, бросилась встречат
ь долгожданных гостей.
Девушки между тем запели:

Вылетал сокол ясный на долин
у,
Он искал соколицу, девицу,
Он сыскал себе…

Ц Анютка! Палашка! Ц кричала старуха своим девкам. Ц Ступайте, бегите с
корей принимать кульки с гостинцами от жениха! Накрывайте столы. Пойте, п
ойте, девицы!
Девушки заливались.
Вошел Фома с несколькими незнакомцами.
Ц Что это? Ц Угрюмо проговорил он. Ц Чего вопите? Гасите светцы и замолк
ните, теперь не до вас!..
Ц Как! Да что это ты затеял? Ц подхватила Лукерья Савишна, пятясь от него
и раскинув удивленно руки. Ц Зачем гасить светцы да замолкать песням? Чт
о ты ворожить или заклинать кого хочешь в потемках? Так ступай в свою поло
вину, а в наши дела, жениха принимать, не вмешивайся.
Ц Жених сегодня не будет! Ц грубо буркнул Фома и стал усаживать своих г
остей, из которых один пристально и жадно глядел на бледную томную Настю.

Ц Чтобы тебе самому принудилось, старому лешему! Ц проворчала про себя
старуха. Ц Почему же? Что же ему сделалось? Не хворает ли он и помнит ли сло
во клятвенное? Ц пристала она к мужу с вопросами уже вслух.
Ц Нечистый его знает и с тобой-то, отвяжись от меня! Ц закричал на нее Фо
ма.
Ц И ты от меня со своей челядью сгинь с глаз долой! Ц не осталась в долгу
Лукерья Савишна.
Ц Баба! Ц крикнул еще громче Фома. Ц Я вижу, у тебя волос длинен, да и язык
не короток, замолчи, а не то я его совсем вытяну или укорочу.
Ц Да что ты взаправду рассерчал и озлобился на меня без причины, уж нельз
я и слова вымолвить! Мы ждали жениха, а не тебя с этими, сразу понизила она т
он.
Ц Чурчила более не жених моей дочери! Слышишь ли? Теперь о нем более ни сл
ова. Скажи это Насте, чтобы и она не смела более помышлять о нем.
Старуха всплеснула руками, а Настя, сама услыхав свой приговор, дико взгл
янула на отца изумленными, помутившимися глазами и бледная, как подкошен
ная лилия, без чувств упала на пол.
Ц Что ты, варвар старый, что ни слово, то обух у тебя! Батюшки светы! Сразил,
как ножом зарезал, дитя свое… Разве она тебе не люба? Ц кричала и металас
ь во все стороны Лукерья Савишна, как помешанная, между тем, как девушка вс
прыскивала лицо Насти богоявленской водой, а отец, подавляя в себе чувст
во жалости к дочери, смотрел на все происходившее, как истукан.
Ц Что же теперь добрые люди скажут? Вот сердечный твой сынок старший, Пав
луша нелюдимый, знать более тебе по нраву пришелся! Тебе нужды нет, что он
день-деньской шатается, да с нечистыми знается. Нет же ему моего материнс
кого благословения! От рук он отбился, уж и церковь Божию ни во что ставит!
Или его совесть заела, что он туда ногу не показывает? Или его нечистые зак
олдовали? Или сила небесная не пускает недостойного в обитель свою? Наме
дни он, Ц вопила старуха.
Ц Что ты отходную, что ли, читаешь дочери? Ц мрачно сквозь зубы прервал е
е Фома, сурово сдвинув брови.
Ц Ах ты, мои родные! Сгубил тебя варвар, мою крошечку!.. Заплатит ему Бог, Ц
стала было причитать Лукерья Савишна, но силы ее оставили и она, в последн
ий раз всплеснула руками, как сноп упала возле дочери.

XIII. В Чертовом ущелье

Почти на краю Новгорода, далеко за Московскими воротами, был обширный пу
стырь, заросший крапивой и репейником. Вокруг него торчали огромные рога
тые сосны, любимое пристанище для грачей, ворон и хищных зверей, в середин
е находилось ущелье, прозванное «Чертовым», Ц в нем под грудами хворост
а и валежника водились всякие гады: змеи и ужи.
Недалеко от него стояла маленькая избушка с соломенной крышей и с двумя
прорезями маленьких окон. Покосившаяся от времени дверь, сколоченная из
трех досок, поминутно билась и скрипела на крючьях, то отворяясь то затво
ряясь.
Предание об этой избушке было недоброе.
Старожилы уверяли, что они и не помнят, кто построил ее. Место это обегали
испокон века, и только запоздалый путник решался идти мимо него, да и то в
некотором отдалении, осеняя себя крестным знамением.
Рассказывали, будто дверь избушки, бьющая, как подстреленная птица крыло
м, была движима нечистой силой, которая нарочно заманивала любопытных вн
утрь избушки, откуда уже они никогда не возвращались.
Молва шла далее и утверждала, что в ней жил чернокнижник, злой кудесник, со
бой маленький старикашка, а борода с лопату и длинная, волочащаяся по зем
ле; будто вместо рук мотались у него железные крючья с когтями, а ходил он
на костылях, но так быстро, что догонял ланей, водившихся в окружности. Дне
м он не показывался, заклятый еще святителем Ионой Новгородским, а по ноч
ам прогуливался, если не на костылях, то верхом на огненном козле, и с таки
м пронзительным свистом, раздававшимся по всему лесу, что распугивал все
х хищных птиц, притаившихся в гнездах. Птицы выли, стонали и били крыльями
страшную тревогу по всему лесу.
Солнце глянуло своими лучами сквозь серые облака на мрачные ели и сосны
и зарумянило «Красный холм», находившийся перед самой избушкой «Чертов
а ущелья». «Красным» он был назван потому, что под ним злой кудесник погре
бал свои жертвы, и в известные дни холм этот горел так ярко, что отбрасывал
далеко от себя красное зарево.
На этом холме сидели двое.
Один из них Ц человек мрачного вида, в нательном тулупе и в нахлобученно
й на глаза шапке из черных овчин, волосы его, черные как душа закоренелого
убийцы, были нечесаны и взъерошены и высовывались клочьями из-под шерша
вой шапки, так что трудно было догадаться, где кончается овчина и где начи
наются волосы. Кудрявая борода, смуглое лицо, кушак, кованный из чугунных
колец, на котором висели заржавленные ножны, Ц ножом же он шаркал по брус
ку, Ц лежавшая подле него рогатина Ц все это показывало в нем, если не хо
зяина сего места, то достойного его жильца, обыкновенно называемого «при
дорожным удальцом».
Вид его белокурого товарища был менее свиреп, но все-таки у постороннего
зрителя могло сразу сложиться убеждение, что они: два сапога Ц пара.
Ц Прощай же, Семен! Ц говорил задумчиво черный.
Ц Видно, ты далеко на добычу хочешь отправиться! Куда это? Что-то давно я в
ижу тебя таким сумрачным и что-то обдумывающим, Ц спросил его белокурый.

Ц Куда мне надобно! Ц уклончиво ответил тот.
Ц Слушай, Павел Фомич, Ц начал Семен, Ц грех тебе таиться от товарища, к
оторый мыкается с тобой одной жизнью, готов наткнуться за тебя на нож и ко
пье.
Помолчав немного, Павел отвечал:
Ц Так и быть, поведаю тебе, что ни на есть мое задушевное. Мне скучно на род
ине, тесно в большом городе, люди не ласково смотрят на меня, да и сам я не лю
блю никого из них, словно рожден быть не человеком… Ты знаешь, как я ненави
жу Чурчилу, и вот за что: до него я слыл на кулачном бою первым бойцом и удал
ьцом, но он раз меня сшиб так крепко, что я пролежал замертво целые сутки, а
ты знаешь мой норов: или ему, или мне могила, без того жить не хочу. Ты знаешь
и то, что случилось в нашем семействе. Если бы он не повздорил с отцом моим
и свадьба их с сестрой состоялась бы, я уж готовил ему подарок в заздравно
й чаре… Но говорить теперь некогда. Он далеко ищет смерти, а я из стремени
ноги не вытащу до тех пор, пока не найду его и не помогу ему в этом, то есть н
е всажу ему нож в горло. Он думал видеть во мне брата и обходился со мной вс
егда очень любезно, тем легче будет мне втереться к нему в доверие. Давно б
ы выслал я его с белого света, да за него здесь заступников много, а там, где
он теперь скитается, верней и лучше найдется рука на его шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31