кой где только торчали верхи, да столбы, да стены обгорелые. Видно, по
надобилось ему золото новгородское Ц подступил. Мы не прочь, выбирай лю
бое: деньги али битву. Взял первое, да и пошел отстраиваться, а к нам-то тата
ры никогда и ноги не заносили неприязненно. Соберем дань, пошлем в Москву,
и разделывайся ей московский князь с ордой, как рассудит. Нынешний-то лих
что-то, а то, бывало, указывали мы путь обратный и московской в литовской д
ружинам; вольница-то новгородская не очень робела и тех и других. Как посл
ышим: поднимается на нас враг Ц и в ус не дуем; каждый новгородец накинет
шапку молодецки на одно ухо, подопрется и ходит козырем; по нем хоть трава
не расти, готов и на хана и на пана! Вам грозят, а на вече голосят: не спугнеш
ь ножами, когда ножа не боимся. Впервые, что ли, нам слушать угрозы московс
кие? Кассы наши полны, закрома тоже, да и железное снадобье отпущено. Что н
ам? Мы своих боярей имеем, нам свои грамоты оставлены Ярославом Великим, с
сылаемся на них, да на крепкие головы земляков своих Ц и с нами Бог, умрем
за святую Софию.
Ц И вестимо! Ц подхватили слушатели. Ц Московский князь нас не поит, не
кормит, а нас же обирает: что ж нам менять головы на шапки. Званых гостей пр
имем, а незваных проводим. Умрем за святую Софию!

VI. Чурчила

Гулко раскатились эти крики по площади и послужили как бы призывом для р
ослого и плечистого молодца. Он не вбежал, а скорее влетел в толпу.
Невысокая бархатная голубая шапка с золотым позументом по швам, с соболь
им околышем и серебряной кисточкой на тулье, была заломлена ухарски набо
к; короткий суконный кафтан с перетяжками, стянутый алым кушаком, и лосин
ая исподница виднелись на нем через широкий охабень, накинутый на богаты
рские плечи; белые голицы с выпушкой и кисой с костяной ручкой мотались у
него на стальной цепочке с левого бока; черные быстрые глаза, несколько с
муглое, но приятное открытое лицо, чуть оттененное нежным пухом бороды, с
тройный стан, легкая и смелая походка и приподнятая несколько кверху гол
ова придавали ему мужественный и красивый вид.
Ц Чурчила! Чурчила! Отколе тебя Бог принес? Легок на помине!.. Ну, что, как жи
вешь-можешь? Ц раздавались радостные приветствия в толпе.
Ц Да живется, братцы, как живется, а можется, как можется! Ц отвечал душа
новгородских охотников
Охотниками прозывали молодцов, промышлявших набегами на с
оседние земли.
, снимая шапку и раскланиваясь на все стороны.
Ц Где побывал, добрый молодец, что последним поспел на совет наш? Ц спро
сил его старик рассказчик.
Ц Земляки знают меня, Ц отвечал Чурчила, Ц на схватке я бываю не послед
ним, а думу раздумывать, сознаюсь прямо, не моего ума дело, да и о чем?
Ц Знаю тебя, отъемная голова! Ц заметил старик. Ц В кого ты уродился, Ц
дедовский в тебе норов. Таков был и Абакунов при Дмитрии Иоанновиче, пред
водитель вольной шайки новгородской; он тоже всегда молчал, зато красно
и убедительно говорил его меч-кладенец.
Ц Таперича надо и раздумать, Ц вставил один видный парень из толпы. Ц С
кажи, Чурчила, на какую сторону более склоняется твое ретивое?
Ц Вестимо, к родине лежит, Ц твердо ответил он, Ц и за нее куда придется,
в огонь или в воду, в гору или в пропасть, за кем бежать и кого встречать, Ц
я всюду готов.
Ц А мы за тобой! Ц воскликнули окружающие. Ц Хватайся, ребята, за палку,
кинем жребий, кому достанется быть его подручным…
Ц Постойте, не спешите, ваша речь впереди, Ц остановил их старик и, обрат
ившись к Чурчиле, расправил свою бороду и сказал с ударением. Ц Ты, права
я рука новгородской дружины, смекни-ка, сколько соберется на твой клич, мо
жно ли рискнуть так, что была не была? Понимаешь ты меня Ц к добру ли будет?

Чурчила молчал.
Старик пристально посмотрел на него и добавил:
Ц Ведомо ли тебе, что весть залетела недобрая в нашу сторону? Московская
гроза, вишь, хочет разразиться над нами мечами и стрелами, достанется и на
наш пай.
Ц Так вы об этом призадумались, об этом разболтали языком вечевого коло
кола? Ц вместо ответа, с презрительным равнодушием спросил Чурчила. Ц Я
ходил в Чертову лощину, ломался там с медведем, захотелось к зиме новую шу
бу на плечи, али полость к пошевням, так мне недосужно было разбирать да пр
ислушиваться: о чем перекоряются между собой степенные посадники.
Ц Подай, вишь, Москве на огнеметы
Пушки.
перелить наш колокол, да на сожженные законные грамоты наши, а посл
е…
Ц Широко шагают, Ц вспыхнул Чурчила, прервав старика, Ц не видали мы их
брата-супостата. Что нам вече Ц тинистое болото, в котором квакают лягуш
ки, что им вздумается. За пригоршню золота да за десяток ядер отступятся о
т прав своих. Так что же вы, братцы, не рассудите до сих пор, Ц окинул он все
х быстрым огневым ответным взглядом. Ц Мы-то что-ж? Пусть их звонят, и кол
околом и языками… Нам то любо. Слышь, трезвонят. Вот так, качай во всю и прип
ляснуть можно!.. Что уж давно звонили?.. А свыклись мы с этим раздольным голо
сом: так и подступает к сердцу смертная охота рвануться на целую ватагу,
Ц а то ведь и мертвым стало не в чем позавидовать живым. Облежались мы до
пролежней без всякого дела… Давайте же руки, братцы, жмите крепче, до слез
. Пусть бояре хитроумничают, а мы затеем свое дело… Кто за мной?
Ц Мы все за тобой, удалой молодец! Ц закричал народ, Ц пойдем мечи остри
ть!
Толпа с воинственным криком кинулась вслед за Чурчилой, почти бежавшим п
о площади.
Ц Прямой сокол, Ц заметил, глядя ему вслед старик, Ц ретивое у него добр
ое, горячо предан родине… Кабы в стадо его не мешались бы козлы да овцы пар
шивые, да кабы не щипала его молодецкое сердце зазнобушка, Ц он бы и сата
ну добыл, он бы и ему перехватил горло могучей рукой так же легко, как сдер
нул бы с нее широкую варежку.

VII. Вече

На вече, между тем, в обширной четырехугольной храмине, за невысоким, но дл
инным столом, покрытым парчовой скатертью с золотыми кистями и бахромой
, сидели: князь Гребенка-Шуйский, тысяцкий, посадники и бояре, а за другим
Ц гости, житые и прожитые люди.
На столах были накиданы развернутые столбцы законов, договорных и разны
х крестоцеловальных грамот. Не всех желающих видеть это собрание, слышат
ь совещание допускали внутрь веча, так как там уже и без того было тесно.
Два копейщика с секирами в руках охраняли двери, около которых на дворе и
на площади, как мы уже видели, толпилось громадное количество народа.
Князи Василий Шуйский-Гребенка с тысяцким Есиповым, в бархатных кожухах
с серебряными застежками, сидели на почетном месте в середине стола, воз
ле них по обе стороны помещались посадники Фома, Кирилл и другие.
Марфа, важно раскинувшись на скамье с задком, в дорогом кокошнике, горяще
м алмазами и другими драгоценными камнями, в штофном струистом сарафане
, в богатых запястьях и в длинных жемчужных серьгах, с головой полуприкры
той шелковым с золотой оторочкой покрывалом, сидела по правую сторону ме
жду бояр; рядом с ней помещалась Настасья Ивановна, в парчовом повойнике,
тоже украшенном самоцветными камнями, в покрывале, шитом золотом по черв
ачному атласу, и в сарафане, опушенном голубой камкой. Сзади них стоял Бол
еслав Зверженовский, в темно-гвоздичном полукафтане, обложенном серебр
яной нитью.
Вокруг них толпился народ, успевший проникнуть в храмину. Подьячий Родьк
а Косой, как кликали его бояре, чинно стоял в углу первого стола и по мере н
адобности раскапывал столбцы и, сыскав нужное, прочитывал вслух всему со
бранию написанное. Давно уже шел спор о «черной, или народной, дани». Миром
положено было собрать двойную и умилостивить ею великого князя. Такого
мнения было большинство голосов.
Возражать встала Марфа Борецкая.
Ц Честные бояре и посадники! Ц сказала она. Ц Думаете ли вы этим или чем
другим, даже кровью наших граждан, залить ярость ненасытного? Ему хочетс
я самосуда, а этой беды руками не разведешь, особенно не вооруженными.
Ц Этого мы и в уме не хотим держать! Ц прервал ее Василий Шуйский, ее личн
ый враг, но и верный сын своей родины. Ц Разве его меч не налегал уже на наш
и стены и тела? Я подаю свой голос против этого, так как служу отечеству.
Ц Он не служит, а подслуживает! Ц шепнул Марфе Зверженовский.
Последнюю обдало, как варом, несогласие сие с ней Шуйского.
Ц Князь, Ц воскликнула та, сверкнув глазами. Ц К чему же и на что употре
бляешь ты свое мужество и ум? Враг не за плечами, а за горами, а ты уже помышл
яешь о подданстве.
Князь Василий в свою очередь распалился гневом, заметя ее сношение с Зве
рженовским.
Ц Мы верили тебе, боярыня, да проверились, Ц заговорил он. Ц И тогда лит
вины сидели на вече чурбанами и делали один раздор! Я сам готов отрубить с
ебе руку, если она довременно подпишет мир с Иоанном и в чем-либо уронит ч
есть Новгорода, но теперь нам грозит явная гибель… Коли хочешь, натыкайс
я на меч сама и со своими клевретами.
Ц Но и самосуда мы не потерпим! Сколько веков славится Новгород могущес
твом своим и каким же ярким пятном позора заклеймим мы его и себя, когда бе
з битвы уступим чужестранным пришельцам те места, где почивают тела новг
ородских защитников и где положены головы праотцев наших! Ц важно сказ
ал Есипов.
Ц Боже сохрани и слышать об этом! Ц воскликнул Шуйский. Ц Первая рука, к
оторая протянется за нашей хранительной грамотой, оставит на ней пальцы
. Но зачем же самим заводить ссору?
Ц Да исчезнет враг! Ц раздались возгласы посадников и народа.
Ц Родька, Ц сказал тысяцкий, обращаясь к подьячему, Ц прочти-ка еще пом
едленнее запись великого князя.
Все снова ужаснулись и даже самые мирные граждане, расположенные к велик
ому князю, повесили головы.
Ц Ишь, требует веча! Самого двора Ярославлева. Мы и так терпели его самов
ластие, а то отдать ему эти святилища прав наших. Это значит торжественно
отречься от них! Новгород судится своим судом. Наш Ярослав Великий завещ
ал хранить его!.. Месть Божья над нами, если мы этого не исполним! Московски
е тиуны будут кичиться на наших местах и решать дела и властвовать над на
ми! Вот мы предвидели это; все слуги Ц рабы московского князя Ц недруги н
ам. Кто за него, мы на того!
Ц Проклятие, проклятие двоедушным косноязычникам Назарию и Захарию. И
когда мы общались через них с московским князем? Это голья лишь! Анафемы! С
ам владыко произнес это.
Ц Да что владыко? Он за князя подает голос, стало быть, против нас!
Такие были разнообразные возгласы народа, подстрекаемого Марфой и ее со
общниками.
Лишь немногие члены веча задумчиво молчали.
Начавшийся нестройный шум голосов вызвал владыку Феофила, который, проб
равшись сквозь почтительно расступившуюся перед ним толпу, воскликнул:

Ц Необузданные мятежники! Зачем же вызвали вы меня из моей смиренной ке
льи на позорище мятежа? Нет вам моего благословения; делайте, что хотите. Г
оре вам, непослушные! на начинающих Ц Бог!
Голос его был заглушен дикими криками, и он быстро удалился, всплеснув ру
ками.
Ц Суетливая земля! Ц был его заключительный возглас.
Тогда воспрянула Марфа. Шуйского она не так опасалась, как Феофила, но, зам
етив и к последнему холодность народа и победу горластых сообщников, она
громко и оживленно заговорила:
Ц Настало время управиться с Иоанном! Он не государь, а лиходей наш. Вели
кий Новгород сам себе властелин, а не его вотчина. Казимир польский возьм
ет нашу сторону и не даст нас в обиду, митрополит же киевский, а не московс
кий, даст архиепископа святой Софии, верного за нас богомольца.
Эти слова вызвали у толпы восторженные крики одобрения, начало которым д
али, конечно, клевреты Марфы Посадницы.

VIII. Бунт

Между людьми, не принимавшими сторону бунтовщиков, находились: знатный м
уж Василий Никифоров, боярин Захарий Овин, брат его Кузьма Овин и несколь
ко других, лично доброжелательно относившихся к Иоанну и ценивших его за
ум и энергию. Они держали его сторону, и Василий Никифоров обратился к нар
оду:
Ц Братья, одумайтесь, что вы замышляете? Изменить Руси и православию, под
даться иноплеменному королю, просить себе от еретика латышского святит
еля и этим накликать на себя и гнев Божий и государева правосудия меч? Всп
омните, предки наши, славяне, вызвали из земли вражеской Рюрика, он княжил
мудро и славно, что видно из преданий, а кровные потомки его более шести ве
ков законно властвовали над Великим Новгородом. Истинной же и православ
ной верой обязаны мы святому Владимиру, а от него прямо происходит и Иоан
н, латыши же всегда были нам неверны и ненавистны. Рассудите: к кому же бол
ее должны мы обращаться сердобольно и молить о милостях?
Увидя, что эти слова Василия Никифорова, шедшие прямо из сердца, и крупные
слезы, катившиеся на его седую бороду, начали трогать слушателей. Марфа, п
оддерживаемая своими, воскликнула:
Ц Ты, злой кудесник, давно связался с Ивашкой на погибель своих соотечес
твенников и хитро ведешь свои сладостные речи, чтобы заманить и нас в сво
и сети. Исчезни, коварный старик! Да обратится на тебя все зло, которое ты г
отовишь нам.
Ц Да оглушит тебя гром Божий, жена дьявола! Ц громко заговорил было Вас
илий Никифоров, но сам был оглушен восклицаниями:
Ц Не хотим Иоанна, да здравствует Каземир! Да исчезнет Москва!
Небольшая кучка защитников Иоанна отвечала криками:
Ц Не хотим Каземира! Да здравствует Иоанн!
Марфа, выйдя с клевретами из храма на Ярославов двор, распорядилась расс
ыпать народу несколько четвериков пуль
Новгородское тесто того времени.
, раздать по оловяннику
Оловянная кружка.
меда на брата и подала знак, по которому туча камней полетела на ее
ослушников. Иные, сраженные, падали, другие разбежались, а крики толпы ста
новились все громче.
Ц Хотим за короля, меч на Иоанна!
Ц Хотим к Москве православной, к Иоанну и отцу его Герантию!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31