Митрополит московски
й, бывший после Св. Филиппа.
Ц прокричал на Софийской площади Василий Никифоров, насилу выбра
вшийся на нее, расчистив себе путь мечом, но голос его остался без отголос
ка.
Явилась щедрая Марфа со своей челядью и обратилась к народу:
Ц Если вы, мужья, к великому позору Великого Новгорода, откажетесь битьс
я с московитянами, то ступайте сторожить и прятать имущество свое от раз
бойничьей роты Иоанновой; а мы, жены, пойдем на бойницы и будем защищать ва
с, робких мужей!
Народ или, вернее сказать, толпа бунтовщиков, возбужденная хмелем, стыдо
м, жаждой мщения, остервенилась.
Ц Повели, боярыня, на кого нам? Что начать?.. Вольные новгородцы не посрамя
т себя!..
Ц Казнь изменникам! Они соглядатаи и предатели отечества! Ц воскликну
ла Марфа, указывая на Василия Никифорова.
В миг неистовая толпа ринулась на него, вцепилась в него десятками рук и п
отащила снова на вече, нанося чем попало ему удары.
Ц За что и куда потащите вы меня так позорно, как татя? Ц слабым голосом г
оворил мученик.
Ц Ты соглядатай, ты предатель, ты изменник, ты Иуда! Ц кричала толпа.
Ц Нет, видит Бог, я прав; кровь моя останется на вас и когда-нибудь сожжет
ваши души, совесть загложет вас, богопротивники, и тебя, гнусная жена-змея
!.. Я клялся Иоанну в доброжелательности, но без измены моему истинному гос
ударю, Великому Новгороду, без измены вам, моим брат…
Он не успел окончить. Убийственный топор звякнул, и голова его отскочила
от туловища, и покатилась по песку, чертя по нему кровавые следы. Некоторы
е дрогнули, другие же, остервенясь еще более, продолжали волочить по площ
ади обезглавленное тело, схватили Захария Овина, брата его Кузьму и убил
и их обухом топора.
Оба умерли почти не вскрикнув.
Началась дикая расправа над их телами: толпа тешилась, рубя их на куски, и
любовалась зрелищем, как эти окровавленные куски прыгали под саблями и т
опорами.
Бросились расхищать балаганы и лавки на Славковой улице. На дворе архиеп
ископском тоже грабили и сажали в застенок
Тюрьма.
подозрительных людей, которых тут же без допроса и суда убивали.
Усталые от кровавой работы подходили эти люди-звери к выставленным для
них догадливой Марфой чанам с брагой, медом и вином: кто успевал Ц черпал
из них розданными ковшами, а у кого последние были вышиблены в общей сумя
тице, те черпали окровавленными пригоршнями и пили это адское питье, сос
тоявшее из польской браги и русской крови.
Шум, ропот, визг, вопли убиваемых, заздравные окрики, гик, смех и стон умира
ющих Ц все слилось вместе в одну страшную какофонию. Ничком и навзничь л
ежавшие тела убитых, поднятые булавы и секиры на новые жертвы, толпа обез
умевших палачей, мчавшихся: кто без шапки, кто нараспашку с засученными р
укавами, обрызганными кровью руками, которая капала с них, Ц все это пред
ставляло поразительную картину.
Ц Ты что же, сокол, стоишь без дела и не бьешь изменников? Или и тебе крылья
перешибли? Ц спросил знакомый уже нам старик-балагур, столкнувшись неч
аянно с Чурчилой, томно и задумчиво смотревшим на ужасную картину побоищ
а.
Ц Я люблю биться, а не бить! Ц ответил ему мрачно тот и, отвернувшись, быс
тро пошел в другую сторону.
Ц Постой, я понимаю тебя, молодец! Подумаем-ка вместе. Мы не этого ждали,
Ц сказал старик, догоняя его.
Побоище продолжалось. Иной дрался поневоле. Быть безучастным зрителем б
ыло небезопасно, могли как раз принять за изменника. Не скоро руки палаче
й устали наносить удары, наступивший вечер не разогнал их. Кто-то догадал
ся посвятить им: зажгли дома убитых, и страшное пламя, откидывая на небо ба
гровое зарево и наводя грозные тени на двигавшихся во мраке убийц, прида
вало этой картине вид еще ужаснее, еще поразительнее.
Ц Вот так в случае и весь город запалим! Пусть московитяне поживятся гол
овнями нашими вместо золота! Ц раздавались со всех сторон возгласы.
Марфа Борецкая со своей шайкой была на площади до позднего вечера, тайно
прислушиваясь к все еще продолжавшимся крикам и стонам, результатам ее а
дской работы.
Все они то и дело натыкались на мертвые тела.
Болеслав Зверженовский, шедший рядом с Марфой, чуть было не упал, споткну
вшись обо что-то круглое.
Он нагнулся и поднял за волосы голову.
Блеснувшее зарево осветило ее Ц это голова Василия Никифорова.
Ц Вот он, враг-то наш, у нас теперь не осклабляется, Ц со смехом произнес
он, поднося ее Борецкой.
Она взглянула. В закатившихся, полуоткрытых глазах мертвой головы она, п
очудилось ей, прочитала страшный упрек. Дрожь пробежала по всему ее телу.
На лбу выступил холодный пот.
Ц Пора, давно уже ночь, Ц робко промолвила она, как бы пораженная нависш
им над ней мраком, и быстро пошла по направлению к своему дому.
Взгляд мертвых глаз, казалось, преследовал и подгонял ее.

IX. В келье Феофила

Неистовства толпы еще продолжались несколько дней.
Вольный народ, то есть, чернь новгородская, перед которой трепетали бояр
е и посадские, бесчинствовала, пила мертвую, звонила в колокола и рыскала
по улицам, отыскивая мнимых слуг и советников Иоанновых и расхищая у сла
бых последнее достояние. Дрались на смерть между собой из-за добычи.
Новгородские сановники, принимавшие вначале сами участие в бунте, опомн
ились первые, хотя и у них в головах не прошло еще страшное похмелье ими же
устроенного кровавого пира. Их озарила роковая мысль, что если теперь их
застанут врасплох какие бы то ни было враги, то, не обнажая меча, перевяжут
всех упившихся и овладеют городом, как своею собственностью, несмотря н
а то, что новгородская пословица гласит: «Новгородец хотя и пьян, а все на
ногах держится».
Многие держались уже только на руках.
Задумались люди сановитые, стали собираться каждый день на вече, почесыв
али затылки, теребили свои бороды и, наконец, решили Ц бить челом владыке
Феофилу, чтобы он благословил принять на себя труд голосом духовного сло
ва не только успокоить неистовую толпу, но и запретить народу, под страхо
м проклятия, отлучения от церкви, гнева Божия и наказания, буйствовать и р
азбойничать.
Жребий вести речь владыке выпал на степенного посадника Фому, прочие же
бояре и посадники решили сопровождать его. Не теряя времени отправились
они пешком в смиренную келью архиепископа. Не доходя еще до двери его, они
обнажили головы, а войдя в нее Фома отделился от них, пошел вперед и обрати
лся с просьбой к привратнику, чтобы он сказал келейнику, что бояре и посад
ники и все сановитые и именитые люди новгородские просят его доложить вл
адыке, не дозволит ли он предстать им перед лицо свое и молить его скорбно
и слезно об отпущении многочисленных грехов их перед ним.
Через некоторое время архиепископ Феофил вышел сам на крыльцо и строго о
братился к ним:
Ц Да рассыплются племена нечестивые, ищущие брани, и будут поражены мол
нией небесной и, как псы голодные, лижут землю своими языками! Чего еще хот
ите вы от меня?
Ц Благодушный пастырь наш! Ц отвечал за всех Фома, преклоняя колено. Ц
Человек рожден со страстями. Молим тебя, праведный, обрати гнев на милост
ь, спаси Великий Новгород Ц он гибнет.
Слезы брызнули из его глаз, и он, окончив свою речь, низко опустил свою гол
ову.
Ц Безумные, вы сами просили этого… Спасение града нашего в руке Божьей. П
окайтесь! Я могу только умилостивить Его, соединяя свои молитвы с вашими,
Ц заметил тронутый Феофил.
Ц Этого и жаждем мы, владыко святой. Воззри на раскаивающихся, благослов
и начинание наше и помоги нам, Ц молящим тоном произнес Фома.
Ц Дети мои, Ц заговорил архиепископ тихим ласковым голосом, после неко
торой паузы, обведя всех стоявших перед ним проницательным взглядом, Ц
знаю, что дух и плоть Ц враги между собой. Тесно добродетели уживаться в э
том мире срочном, мире испытания, зато просторно будет в будущем, безгран
ичном. Не ропщите же, смиритесь: претерпевший до конца спасен будет Ц гов
орит Господь. Но вы сами возмущаете, богопротивники, братьев своих и надо
лго ли раскаиваетесь?
Пристыженные сановники молчали.
Он продолжал:
Ц Думаете ли вы, что я не сочувствую вам в общей горести и гибели отечест
ва? Разве забыли вы мои услуги ради его? Не я ли выпросил у московского кня
зя гибнущие права наши и настоял: быть Новгороду Великим? Вы сами положил
и начало той язвы, которой теперь страдаете. Сколько раз я внушал вам благ
ие мысли: смиритесь Ц и все дастся вам, и успехом увенчаются дела ваши, а в
ы как исполняли слова мои, как угождали святой Софии? Разве так подобает з
ащищать его Ц распрями и убийствами? Я сделал все, что возлагает на меня с
ан мой, рвение и любовь к отчизне. И мое сердце кипит любовью к ней под черн
ой рясой, но я сомневаюсь в вас, в вашем послушании.
Ц Будем послушны вовеки, Ц воскликнули в один голос присутствующие и п
реклонили свои головы.
Архиепископ осенил их крестным знамением и пригласил к себе для совещан
ия.
Вечевой колокол все еще заливался, кровь лилась на площадях.
В одном месте черпали вино из полуразбитых бочек шапками, в другом рвали
куски парчи, дорогих тканей, штофов, сукна и прочих награбленных товаров,
как вдруг с архиепископского двора показался крестный ход, шедший прямо
навстречу бунтовщикам; клир певчих шел впереди и пел трогательно и умиле
нно: «Спаси, Господи, людей Твоих». Владыко Феофил, посреди их, окруженный
сонмом бояр и посадников, шел тихо, величественно, под развевающимися хо
ругвями, обратив горе свои молящие взоры и воздев руки к небу.
Пораженные как громом, бунтовщики окаменели и остались неподвижно в тех
позах, в которых застало их это чудное видение.
Руки, державшие добычу, замерли на минуту, затем поднялись для молитвы, ша
пки покатились с голов, но толпа не смела поднять глаз и, ошеломленная сты
дом, отшатнулась и пала на колени, как один человек.
Архиепископ, молча, не взглянув на народ, не удостоив его благословения и
не допустив приложиться к Животворящему Кресту, прошел к соборному храм
у св. Софии, помолился у золотых ворот его. Так называются медные, вызолоче
нные ворота, по народному преданию, вывезенные из Корсуни или Херсонеса,
Ц они находятся на западной стороне церкви, Ц знаменитая древняя редк
ость, сохранившаяся до последних дней.
После краткой молитвы у этих ворот процессия тронулась к городским стен
ам.

X. Ответ великому князю

Прошло еще несколько дней.
Софийская площадь очистилась. Мертвые тела положили на носилки и похоро
нили по христианскому обряду за городским валом, колокола замолкли, и ве
че перестало представлять собой простую мирскую сходку.
На первом месте в храме заседал архиепископ, возле него тысяцкий Есипов,
князь Василий Шуйский, посадники Фома, Кирилл и другие. Марфа же с Настась
ей Ивановной уехала посетить свои села, находившиеся вблизи Соловецкой
обители.
Великокняжеского посла, боярина Федора Давыдовича, жившего на Городище
с многочисленной дружиной, чествовали, как подобает, ни чем не обижали, то
лько не допускали на вече и решились отпустить к великому князю с записк
ой от имени веча Новгородского.
Ц Люди новгородские! Ц сказал Феофил, Ц я написал ответную грамоту в М
оскву, останетесь ли вы довольны ею?
Подьячий Родька Косой начал громко читать ее, поглаживая свою бороду:
Ц «От Веча Великого Новгорода к Великому Князю Московскому и проч. отве
тная грамота:
«Кланяемся тебе, Господину нашему, Князю Великому, а государем не зовем. С
уд твоим наместникам оставляем на стороне, на Городище, и по прежним изве
стным тебе условиям; дозволяем им править делами нашими, вместе с нашими
посадниками и боярами, но твоего суда полного и тиунов твоих не допускае
м и дворища Ярославлева тебе не даем; хотим же жить с тобою, Господином, хл
ебосольно, согласно, любезно, по договору, утвержденному с обоих сторон п
о Коростыне, в недавнем времени».
«Кто же тебе предлагает быть государем нашим, Великого Новгорода, тех са
мих ведаешь, и то, как подобает наказывать за криводушие. Мы здесь также уп
равились со своими предателями, и ты не взыскивай с нас за самосуд, данный
нам предком твоим, Ярославом Великим, каковым мы нынче и воспользовались
, сиречь, в силу оного дозволения, не преступая нашей к тебе чтимости и пок
орности».
«Молим и взываем к тебе, Господин, всеусердно и всеуниженно: держи нас по с
тарине, по крестному целованию; и мы всегда будем верными слугами тебе, и о
тчизне твоей Великому Новгороду».
Руки приложили: владыка Великого Новгорода, архиепископ Феофил, тысяцки
й Ксенофонт Есипов, новоизбранник дьяк Тит, по реклу Остапов и проч.
Ц А если Иоанну не понравится наше послание? Ц заметил князь Шуйский,
Ц чего должны ожидать тогда?
Ц Битвы, Ц почти в один голос отвечали Есипов, Фома, Кирилл и другие.
Архиепископ задумчиво молчал. Он чувствовал, что не уговорить ему своих
сограждан к безусловному подданству, да и самому тяжело было решить все
лишь в пользу Иоанна.
Ц Но в силах ли мы бороться с ним? Ц понизив до шепота голос, промолвил дь
як Ксенофонт.
Никто не отвечал.
Ц А уж когда он одолеет нас, Ц прибавил он, Ц много резни будет, досыта н
асытится меч его кровью новгородской. Надобно чем-нибудь отвести эту гр
озу великую, черную…
Ц Красную, кровавую и непреодолимую, Ц продолжал его мысль посадник Фо
ма. Ц На нас она покатится, над нами и разразится! Тогда я первый не скрыва
ю своего намерения поддаться Литве.
Молодой парень, слушавший с прочим народом мнения бояр, стоял в углу храм
а и давно уже с досады кусал губы и рвал оторочку своей шапки.
Последние слова о подданстве Литве, произнесенные Фомой, заставили его в
здрогнуть. Он сбросил с себя охабень и быстро вышел вперед, окинул всех пр
исутствующих орлиным взглядом своих глаз, сверкающих и блестящих, как по
лированный лист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31