Новые рабы должны увидеть смерть в железной клетке, прежде чем они пересекут границу провинций, подчиненных Доминату. Таков приказ Доминатора.
К разочарованию солдат, Мэсло Инч не очень-то походил на обезьяну. После первых отчаянных попыток вскарабкаться по решетке он бессильно рухнул, белую мантию охватило пламя. Затем, не произнеся ни звука, Мэсло скорчился на полу клетки. Он даже не вскрикнул. Однако зрителям хватило и рева пламени. По потрясенным побелевшим лицам пленников Ортиз понял — урок усвоен хорошо.
Затем раздался низкий крик и глухой стук от удара. Юноша, ослушавшийся приказа, упал на землю. Стоящие вокруг люди не осмеливались даже наклониться над ним. Так он и лежал на земле, вероятно в обмороке. Ортиз предпочел не заметить этого происшествия. Пора собираться в дальний путь домой.
— Жители Араманта, — обратился он к потрясенной и притихшей толпе. — Ваш город разрушен. Свободной жизни пришел конец. Теперь все вы — рабы Домината.
Бомен стоял неподвижно, глядя на горящий город. Он пытался уловить хоть какие-нибудь следы присутствия Кесс. Юноша слышал рев пламени и ощущал запах дыма. То здесь, то там он находил под пеплом очаги боли, которые, словно пузыри, лопались в его мозгу, — последние крики мертвых горожан, чьи еще неостывшие тела лежали на улицах. Так много горя, боли и страдания поднималось в небо из горящих руин… Бомен вздрагивал, но упрямо продолжал поиски. Солдат грубо потянул юношу за рукав. Оборачиваясь и уже не пытаясь нащупать след, Бомен внезапно поймал легкую тень Кестрель — как бы очертания фигуры среди сожженных колонн, едва видимые сквозь пламя. Бомен узнал сестру. Кесс была в городе. Она жива. Что ж, этого достаточно.
Солдаты уже строили новых рабов в колонны. Бомен подчинился. Какая разница? Она жива, а значит, и ему есть для чего жить. Разлучив Бомена с сестрой, с его вторым «я», враги оборвали тугую нить, что связывала близнецов, — нить, дрожащую, словно тетива натянутого лука. Ничего, они вновь отыщут друг друга. Разорванная нить снова станет целой. Тогда охотник превратится в добычу, а стрела полетит.
Глава 3
Ветер крепчает
Весь день Кестрель скрывалась в сгоревшей башне. Ночью воздух стал прохладнее, пламя наконец-то начало стихать. Медленно, с опаской Кесс вскарабкалась по ступеням арены, высматривая уцелевших. Арамант погиб. В свете огня от полыхающих домов Кестрель видела разрушенные улицы, усеянные мертвыми телами, над которыми с визгливыми криками кружились стервятники. Поначалу тихо и боязливо девушка пыталась звать живых. Не получая ответа, она кричала все громче и громче. Никто не откликнулся.
Статуя Креота, первого императора Араманта, по-прежнему стояла на месте, хотя белый камень потемнел от дыма. Фонтан больше не струился, но в чаше все еще оставалась вода. Кестрель отогнала пепел с поверхности и попыталась утолить жажду. Вода отдавала горечью, однако девушка заставила себя выпить столько, сколько смогла.
Кесс направилась к своему дому и обнаружила, что здание догорает, крыша обвалилась, а лестница рухнула. Кестрель споткнулась о какой-то темный бугорок посреди улицы. Это было тело женщины. Убитая лежала, уткнувшись лицом в землю, но Кесс узнала широкую спину госпожи Блеш — когда-то, еще до перемен, они вместе жили в Оранжевом округе. Мертвые пальцы сжимали медаль, которую получил Руфи, сын госпожи Блеш, за сочиненную им поэму. Кестрель хорошо помнила эту награду. Мадам Блеш так носилась с ней, гордо показывая знак отличия каждому встречному. Кесс также вспомнила и саму поэму Руфи. Поэма называлась «В ожидании улыбки»; речь там шла о том, как страшно бывает улыбнуться первым, не дожидаясь улыбок остальных. Тогда Кестрель поразилась, что скучному отличнику Руфи ведомы подобные чувства, не говоря уже о том, что он осмелился выразить их в стихах. Мать Руфи совсем не понимала смысла поэмы, но до смешного гордилась медалью, чем приводила сына в немалое смущение.
Кестрель бережно взяла награду из руки женщины и положила в карман, туда, где уже лежал серебряный голос.
Где ты сейчас, Руфи Блеш? Где вы все?
Где же ты, Бо?
Нет ответа.
Внезапно девушка ощутила дурноту и поняла, что сейчас упадет в обморок. Она закрыла глаза, и мрачная тьма поглотила ее.
Когда Кестрель очнулась, день уже вступил в свои права. Девушка встала, пытаясь размять затекшие конечности. Она заставила себя преодолеть испепеленные улицы, еще раз миновав полосу разрушения и смерти, и вышла на равнину. Силы постепенно возвращались к Кестрель. Лицо освежал холодный океанский бриз. Кесс поняла, что проголодалась. В голове девушки роились вопросы.
Почему это случилось с нами?
Кестрель обернулась и еще раз взглянула на горящие развалины, оставшиеся от ее мира. Она понимала, что прошлое безвозвратно потеряно. Сейчас, когда все ушло, Кестрель почувствовала, что любила свой город куда больше, чем ей казалось.
Кто сделал это с нами?
Внезапно в памяти вспыхнуло высокомерное юное лицо, обрамленное копной рыжеватых волос.
Кто же ты? Почему ты так ненавидишь нас?
Нападение было столь жестоким, столь безжалостным, что Кестрель чудилось, будто ее разорвали на части, опустошив душу. Кем бы ни были неизвестные захватчики, они явно собирались уничтожить всех горожан, и, возможно, им удалось достичь своей цели. С тех пор как девушка покинула арену, она не видела ни единой живой души. Возможно, из всех мантхов выжила одна Кесс. И ведь неизвестный враг хотел убить и ее…
Но почему?
Внезапно в девушке пробудилась спавшая до сей поры ярость. Все в Кесс взбунтовалось против неизвестного зла.
Я не позволю вам уничтожить меня!
Кестрель взглянула на юг, на громадный серый океан, грозно вздымавший свои волны. Затем последний раз бросила взгляд на Арамант. Посмотрев на восток, девушка поняла, что враги — убийцы, поджигатели городов — ушли именно в этом направлении. Жесткая прибрежная трава была смята широкой полосой, неподалеку грудой лежали мертвые тела.
Ей оставалось только идти следом. Может быть, ее семья погибла. Может быть, погибло все племя мантхов. Только ее враг еще жив. Одно это поможет пережить гибель города. Одно это даст ей силы выжить.
Я отомщу.
Эта простая мысль наполнила Кесс силой, лучше, чем пища или вода. Опьяненная яростью и болью, Кестрель протянула руки к небу и громко произнесла, почти прокричала своему неизвестному врагу — врагу, который не мог услышать и вряд ли догадывался о ее существовании и которому теперь нигде от нее не укрыться:
— Я иду за тобой! Я найду тебя и уничтожу! Клянусь!
Весь первый день пути от Араманта пленники могли видеть позади дымящиеся руины родного города. Сначала они постоянно оборачивались, словно что-то заставляло людей глядеть на то, как догорает их потерянный рай, и заливаться слезами при виде руин. Но вскоре умирающий город превратился лишь в пятнышко на горизонте, все слезы были выплаканы, и рабы смотрели только перед собой.
Бомен решительно шагал вместе со своей семьей, изо всех сил пытаясь дотянуться до Кестрель, почувствовать знакомые вибрации разума сестры. Однако сейчас он ничего не ощущал.
Мариус Симеон Ортиз медленно ехал вдоль колонны пленников. Бомен, заметив его приближение, отогнал дрему и мысленно устремился к разуму всадника. Этот человек отнял у него все, даже Кестрель. Этот человек — враг. Твердо и решительно Бо смотрел на рыжеватого незнакомца на лошади и изучал его мысли, пытаясь узнать о нем больше.
Ортиз заметил, что на него пристально пялится какой-то молодой раб. На мгновение их глаза встретились. Затем Ортиз равнодушно проехал мимо. Множество рабов разглядывало военачальника, когда он проезжал мимо. Ясно, что его ненавидят, но только молча, не смея сказать ни слова. Люди усвоили, что наказание будет быстрым и жестоким. И лишь несколько секунд спустя Ортиз осознал, что юноша смотрел на него как-то странно. Полководец ехал вдоль колонны, испытывая необычное чувство. Этот взгляд не был взглядом жертвы, этот взгляд не принадлежал рабу — Ортизу даже показалось, что он встретился глазами с равным. Непостижимым образом в миг, когда их взоры скрестились, пленный юноша смог заглянуть в душу военачальника. Что он там увидел? Ортиз не любил копаться в себе — для подобных пустяков он был слишком честолюбив и деятелен. Однако сейчас полководцу стало интересно.
Ортиз повернул коня и поехал назад, разыскивая Бомена.
— Ты, — мечом, заправленным в ножны, полководец ткнул юношу в плечо. — Имя?
— Бомен Хаз.
Ортиз поехал вдоль колонны, стараясь держаться рядом с Бо.
— Почему ты так смотрел на меня?
Бомен не ответил. Вместо этого он повернулся и еще раз заглянул в глаза Ортиза. На сей раз, так как военачальник обращался прямо к нему, Бомену удалось еще глубже проникнуть в мысли врага. Всадник вздрогнул, словно ужаленный, резко отвел глаза и пришпорил коня.
«Да как он смеет!» — внутренне негодовал Ортиз, рысью приближаясь к началу колонны. Он вряд ли смог бы выразить словами то, что почувствовал, — слишком встревожили Ортиза эти ощущения. Правда, одно полководец понял четко: раб по имени Бомен Хаз смог заглянуть ему в душу и прочел в ней все.
Рабов не заковали в цепи и даже не связали веревками. Они брели, как кому вздумается. Маленьким детям и старикам приходилось особенно тяжело, поэтому самые сильные и молодые мужчины несли тех, кто не мог идти. Это не было просто проявлением доброты, ибо отставших рабов убивали «чистильщики» — всадники, ехавшие в конце длинной колонны.
Мампо досталась самая тяжкая ноша. Ступая грузно, но решительно, юноша нес на спине свою приемную мать — госпожу Холиш. Она не могла идти самостоятельно вовсе не потому, чтобы была слишком молода или стара. Она была слишком толстой.
— Не хочу я быть обузой, — говорила она всякий раз, когда Мампо взваливал ее на спину.
Юноша никогда не жаловался; казалось даже, что он и не устает вовсе. Правда, теперь Мампо больше не улыбался. Он говорил, только когда его о чем-нибудь спрашивали, и чувствовалось, что мысли юноши при этом витают очень далеко. Мампо не мог простить себе того, что стал причиной смерти отца.
— Мампо, прекрати казнить себя, — постоянно твердила ему Пинто. — Это сделали они. Не ты.
— Они сделали это из-за меня.
— Ты не виноват, Мампо.
— Отец так нуждался во мне, а теперь он мертв.
Пинто умоляла его, утешала… Но нет, что бы она ни говорила, все было напрасно. Девочка знала, что сердце Мампо разбито еще и потому, что он потерял Кестрель. Да только Пинто никогда бы не осмелилась даже намекнуть другу на это. Оставалось верить, что Кесс жива, как утверждал Бомен.
— Она отыщет нас, — говорил Бо.
И каждой ночью, когда они сворачивались на каменистой земле, чтобы поспать, Пинто видела, как Бомен с открытыми глазами неподвижно сидит на земле, надеясь услышать далекий голос сестры.
Аира Хаз вскоре натерла волдыри на ногах, и каждый шаг причинял ей мучительную боль. Женщина не уставала поносить проезжающих мимо солдат, бормоча себе под нос ровный поток древних проклятий.
— Навозные козючки! Свинючие вонючки! Понго на ваши головы!
Солдаты не понимали восклицаний женщины, и потому кара ей не грозила, но и душу отвести ругательства не помогали — что толку в брани, если вся язвительность ускользает от недругов? В конце концов, измученная безысходностью положения и болью в ногах, внучка пророка нашла способ выразить свою ненависть к мучителям, не подвергая себя риску. Аира принялась восхвалять их:
— О гиганты! О несравненные! Ваши ноги словно молодые дубы! Я слышу, как они скрипят на ветру!
— О чем это она?
— Красота ваших проникнутых сопереживанием ликов ослепляет неосторожного! Маленькие жужжащие создания слетаются на свет ваших глаз!
— А, не обращай внимания. Сумасшедшая!
— Драгоценная субстанция, текущая из ваших носов, служит целительной мазью для ягодиц счастливцев!
К исходу второго дня пути настроение пленников начало меняться. Еда была простой, но вполне приличной, темп солдаты задавали довольно быстрый, но и его можно было выдержать. Никто не пытался отстать или убежать. Странная и пугающая новая жизнь становилась привычной, среди пленников начали завязываться дружеские отношения.
— Эй, юноша, — услышал Мампо голос позади себя. — Ты уже давно несешь эту славную леди. Пора бы и отдохнуть.
Мампо обернулся и увидел, что предложение исходит от бывшего императора Араманта. Креот Шестой был огромным бородатым мужчиной весьма дружелюбного вида. Казалось, тяготы пути совсем не отразились на экс-правителе.
— Благодарю вас, сэр. Я справлюсь.
— Чепуха, клянусь бородой моего предка! Моя спина ничуть не слабее.
Мампо понял, что Креот не отступится, и опустил госпожу Холиш на землю.
— Вы не возражаете, тетушка?
— Ненавижу быть обузой, — сказала женщина. — Если бы мои ноги могли идти быстрее, я бы лучше шла сама.
— Не переживайте, славная леди. Влезайте-ка ко мне на спину.
Мампо не стал отрицать, что передышка была нужна ему. Теперь они с Креотом несли госпожу Холиш по очереди и скоро стали друзьями. Мампо обнаружил, что бывший правитель Араманта обладает удивительно добрым нравом. Он всегда радовался скудной еде, а ночью благословлял землю, на которой спал.
— А я думал, что вам приходится тяжелее, чем любому из нас, — однажды сказал Мампо. — Все-таки вы были императором.
— А, все это в прошлом, — отвечал Креот. — Теперь я такой же, как все.
Оказалось, что он давно уже хотел чего-нибудь подобного. Ведь еще пять лет назад, когда жизнь в городе резко изменилась, Креот заявил своим подданным, что теперь он не видит смысла оставаться императором и хочет снова вести жизнь обычного гражданина. Однако вскоре стало ясно, что бывший правитель ничего не умеет делать и нечем заработать себе на хлеб. Поэтому Креоту пришлось вернуться к обязанностям императора и руководить различными церемониями. Целых пять лет он принимал участие в семейных празднествах и собраниях по случаю окончания школы в разных кварталах города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35