Сердце колотилось, щеки горели, однако внутри Кесс ощущала лишь спокойствие и уверенность. В мире не существовало ничего, кроме танца. Пусть же он продолжается вечно!
Но Лазарим в отличие от Кестрель знал, что одной из составляющих совершенства тантараццы, величайшего из танцев, была кульминация. Учитель изменил темп движения, музыканты услышали, и барабанщик начал выбивать финальную дробь. Этому Лазарим не учил Йодиллу, и у Кесс не было возможности запомнить движения. Девушка мгновенно почувствовала перемену и как могла попыталась следовать за учителем, однако безнадежно сбилась с ритма. Лазарим схватил Кесс обеими руками, грациозно прервал ее вращение и поклонился.
Кестрель прерывисто дышала и смеялась, полная жизненной силы и странным образом похорошевшая, — Сирей раньше и не замечала, как красива ее подруга.
— Простите, — сказала Кестрель, — я не знаю этой части.
Лазарим взял руку девушки и молча поцеловал. В глазах учителя светилась безграничная благодарность. Сирей всплеснула тонкими руками.
— Дорогуша, как ты прекрасна!
Принцесса очень обрадовалась этому своему открытию — Кестрель словно превратилась в ее собрата по оружию. Теперь они могут быть красивыми вместе.
Лазарим повернулся к Йодилле.
— Вот это и есть тантарацца, моя госпожа.
— Да, дорогуша, я вижу. Разве Кестрель не великолепна?
— Сможете ли вы так же станцевать, моя госпожа?
— Ах, да что ты! Думаешь, смогу?
Лазарим задумался. Нет, и за тысячу лет принцессе не выучиться так танцевать. И тем не менее она должна.
— Если ваша служанка смогла запомнить движения…
— Глупости, дорогуша! Кестрель — особенная. Неужели ты не заметил?
— Но что же нам делать?
Сирей оставалось только жалеть о том, что мир устроен так несправедливо. Она должна выйти замуж, а для этого ей следует научиться танцевать. И тем не менее очевидно, что танец ей, принцессе, никак не дается. Кестрель же танцует так, словно рождена для этого, однако она не собирается выходить замуж.
— Если бы Кесс смогла станцевать за меня, — сказала принцесса, — то с остальным я бы справилась.
— Не сомневаюсь, — отвечал Лазарим. — Только ваш будущий муж не собирается жениться на двух невестах сразу.
— Ты же говорил, что одного танца достаточно.
— Верно, сиятельная.
— Ну и как он узнает?
— Что узнает, сиятельная?
— Я должна буду танцевать под вуалью, дорогуша. Почему бы Кестрель не надеть мою одежду и вуаль и не заменить меня? Никто и не догадается, что это не я.
Кестрель молча слушала Йодиллу — она быстро прикидывала, как можно использовать эту возможность. Лазарим тряхнул головой.
— Ваш отец такого ни за что не позволит.
— А разве обязательно говорить ему об этом?
Учитель танцев уставился на Йодиллу.
А ведь она права — кто догадается? План принцессы действительно может сработать. Конечно, все это безумно опасно. Однако попробовать можно.
Сирей захватила собственная идея. Принцесса нетерпеливо обернулась к Кестрель.
— Ты сделаешь это для меня, Кесс, дорогая? Скажи, что сделаешь! Я знаю, что никогда не научусь этому глупому танцу, сколько бы ни старалась. А если не научусь, то не смогу выйти замуж, а если я не выйду замуж, все пойдет вверх дном — будет война и прочие бедствия. А уж как рассердится папа!..
Кестрель посмотрела на принцессу, затем — на учителя танцев. Поможет ли ее плану то, что она наденет свадебный наряд Йодиллы и станцует вместо нее? Вряд ли. С другой стороны, если она согласится, то станет хранительницей опасной тайны, а тайна — всегда источник власти.
— Пожалуйста, дорогая. Тебе так пойдет мой свадебный наряд!
Сирей беспокойно смотрела на подругу. Кестрель поняла, что должна что-то ответить.
— А как насчет них? — Кесс показала глазами на музыкантов.
— Насчет них?
— Они могут проговориться.
Йодилла повернулась к музыкантам.
— Если вы кому-нибудь расскажете о том, что слышали здесь, я прикажу, чтобы ваши языки вырвали, в рот засунули кроличьи головы, а затем зашили вам губы.
Музыканты склонили головы, слишком испуганные, чтобы отвечать.
— А глаза ваши выжгут раскаленными вертелами, — добавила Йодилла, отдавая дань традиции.
— Они ничего не расскажут, сиятельная, — произнес Лазарим.
— Так же как и вы. Никто, кроме нас троих, ничего не узнает.
Сирей была очень довольна, что ей удалось разрешить серьезнейшую проблему, мучившую ее с самого начала путешествия. Принцесса исполнилась гордости.
— Интересно, принято говорить друзьям, что они сделали нечто умное, если они действительно это сделали?
— Конечно принято, — отвечала Кестрель.
— А я ведь это сделала, не так ли? Разве это не умная мысль?
— Разумеется, умная.
Кестрель посмотрела на Лазарима, в глазах девушки застыл невысказанный вопрос — получится ли? Для учителя танцев идея Сирей была истинной находкой, выходом из бедственного положения. Для Кестрель — еще одной возможностью, предоставленной судьбой. И еще это значило, что она будет танцевать!
— Если мне предстоит такое испытание, — сказала Кесс, — то я должна научиться делать все как следует.
Глава 9
Тень обезьяньего фургона
На следующий день рабы проснулись от скрипа и грохота продуктовых повозок. Завтрак состоял из крепкого горького чая и испеченных в жиру лепешек. Чай бодрил, а лепешки оказались свежими, жирными и сытными. К рабам возвращались силы.
Бомен и Мампо бродили по периметру двора, выискивая слабые места в стенах. И таких мест оказалось немало. В заборе были доски, которые держались только на честном слове, а были и места, где совсем просто перебраться на другую сторону. В дальнем углу двора стояла охрана, однако солдат было не так уж много, к тому же они не обращали внимания на юношей. Да и огромные ворота, закрывавшиеся снаружи, похоже, можно было открыть, если хорошенько поднажать.
— Мы можем выбраться отсюда, — сказал Мампо.
— Они погонятся за нами, — отвечал Бомен. — У них есть конница.
Сзади раздался голос.
— Мы могли бы убежать.
Юноши обернулись и обнаружили Руфи Блеша, который прислушивался к разговору. Глаза его горели странным огнем.
— Вы подумали о том же самом, да? — спросил Руфи. — Их не так уж много. Мы сможем добраться вон до тех деревьев.
— Все? А дети и старики?
Руфи оглянулся.
— Не все. Однако лучше кто-нибудь, чем вообще никто.
— Нет, — сказал Бомен. — Мы должны бежать вместе.
Бо и сам удивился, услышав властные нотки в своем голосе, но он знал, что прав. Жители Араманта должны держаться вместе.
— Тогда мы никогда не убежим. — Тон Руфи был жестким. — Неужели ты не видишь, что происходит? С нами обходятся как с собаками. Люди запуганы. Они делают то, что им велят. Они становятся рабами. Ты только посмотри.
— Я не раб, — сказал Мампо. — Я буду сражаться.
— Тогда пойдем со мной, Мампо, — вскричал Руфи. — Мы с тобой похожи, у меня тоже больше нет семьи. Ночью мы сможем улизнуть и затеряться в лесу.
— А что потом? — спросил Бомен.
— Потом? Свобода!
— Этого недостаточно.
К ним подбежала Пинто.
— Идите скорее, — сказала девочка. — Там собрание.
— Ну конечно, — горько произнес Руфи. — Обычный для мантхов способ решения проблем. Собрание.
Анно и Аира Хазы вместе с прочими пришли на совет. Людей собрал доктор Грис, один из немногих высших чиновников Араманта, с честью переживший перемены.
— Джессел Грис — человек практичный, — заметил Анно, — и все же не думаю, будто он понимает, что с нами происходит и почему.
— Лучше быть живыми рабами, чем свободными покойниками, — произнесла Аира.
Анно Хаз изумленно обернулся к ней.
— Что ты сказала?
— Не знаю, — ответила Аира, слегка покраснев. — Разве я что-то сказала?
— Сказала. — Анно задумчиво посмотрел на жену. — Впрочем, не важно.
Доктор Грис влез на продуктовый фургон и оттуда обратился к собравшимся.
— Друзья мои, — начал он, — пришло время взглянуть правде в глаза. Наш любимый дом разрушен. Нам некуда бежать. Теперь мы — пленники, рабы, чужие в этой стране. Что же нам делать? Должны ли мы сражаться за нашу свободу, если у нас нет оружия? Должны ли бежать, если нам некуда возвращаться?
— Трусы! — выкрикнул Руфи откуда-то сзади. — Вы хотите жить и умереть рабами?
Доктор Грис вздохнул. Анно Хаз поймал себя на мысли, что знает, что он сейчас скажет.
— Лучше быть живыми рабами, чем свободными покойниками.
Анно взглянул на жену. Аира моргнула и тряхнула головой.
— Трус, трус, трус! — выкрикивал Руфи.
— Может быть, я и трус, — спокойно произнес доктор Грис — Может быть, ты и смелее меня. Но оглянись вокруг. Посмотри на людей. Ты просишь их выбрать смерть? За что?
— За честь нашего народа!
— Ты просишь их пожертвовать жизнью ради чести?
— Жизнью рабов — да!
По толпе пробежал одобрительный ропот.
— Давайте не будем спешить, — сказал Джессел Грис — Скоро зима. Мы еще не знаем, на что будет похожа наша жизнь здесь. Если она окажется невыносимой, то, может быть, мы и согласимся с нашим горячим юным другом. Тогда придет время сражаться и умирать. Сейчас же время ждать и присматриваться. Потерпев до весны, мы ничего не потеряем, а возможно, что-нибудь приобретем.
Наступило молчание.
Затем ткач Мико Мимилит спросил:
— А что скажет Анно Хаз?
Анно был простым библиотекарем, но его уважали. Кроме того, говорили, что у его жены есть дар.
— Я должен сказать вам, — спокойно начал Анно, — что у нас гораздо меньше времени, чем мы думаем. Где-то, совсем не здесь, наша истинная родина ждет нас. Я думаю, мы должны найти ее, пока не станет слишком поздно.
Слова Анно вызвали возмущение.
— Слишком поздно для чего? Что должно произойти? Где эта самая родина? Откуда ты знаешь?
Джессел Грис облек общий вопрос в самую неудобную для ответа форму.
— Вы считаете, нам следует бежать, несмотря на то, что это может привести нас к гибели? Думаете, мы должны искать нашу родину, хотя никто не имеет представления, где она? И конечно, мы должны избежать некоей судьбы, а ведь вы даже не знаете — какой!
— Да, — ответил Анно.
— Эти откровения исходят от вашей жены, нашей славной пророчицы? — Джессел Грис не собирался высмеивать Аиру, но в голосе чувствовалась ирония.
— Да, — сказал Хаз.
— А что именно она сообщила?
Анно заколебался и посмотрел в глаза Бомену. Сын ответил отцу твердым взглядом.
— Скажи им, папа, — промолвил он.
— Она сказала, что ветер крепчает.
На этот раз Джессел Грис откровенно рассмеялся.
— Ветер крепчает?
Не выдержав, Аира Хаз вмешалась в разговор:
— Я вовсе не «ваша славная пророчица»! Можете делать все, что хотите. Никто не обязан слушать то, что я говорю!
В это мгновение ворота широко распахнулись, и в сопровождении отряда солдат во двор вошла группа клерков с большими конторскими книгами в руках. Собрание прервалось. Аире Хаз хотелось ударить кого-нибудь, особенно собственного мужа. Она несколько раз с силой пихнула Анно в плечи и грудь.
— Не делай этого! Никогда больше этого не делай!
Анно не сопротивлялся. Он подождал, пока жена перестанет колотить его, и произнес:
— Ты знаешь, что это правда.
— Нет!
— Ты знала, какие слова он скажет. Ты слышала их еще до того, как он произнес эту фразу.
— Я просто догадалась.
— Неправда.
— Но какой в этом смысл, Анно? Они все равно не слушают! Зачем повторять им мои слова?
— Потому что это правда.
Аира ни сказала ничего, хотя в глазах женщины появился страх.
— Ты ведь точно знаешь? Случится что-то страшное? — спросил ее муж.
Аира нехотя кивнула.
Клерки двигались между пленниками, поручая им работы, соответствующие их умениям. Один из клерков с книгой остановился перед Анно Хазом.
— Номер, — произнес он.
— Что?
— Номер на запястье.
Анно поднял рукав, и клерк записал номер, выжженный на руке.
— Умение, — сказал клерк.
— Какое умение?
— Что ты умеешь делать?
— Я библиотекарь.
— Библиотекарь? Это книжки, так, что ли? Можешь работать в хранилище. У них там есть книги. Ты!
— Я? — спросила Аира Хаз.
— Номер. Умение.
Отвечая, Аира поймала взгляд мужа.
— Пророчица.
— А кто это? — удивился клерк.
— Человек, говорящий слова, которые никто не хочет слушать.
— И какой в этом смысл?
— Почти никакого.
— Что еще ты умеешь делать?
— Я умею таращить глаза, — сказала Аира. Нос женщины начал подергиваться. — Умею медленно болтать рукой из стороны в сторону…
— Она умеет шить, — поспешно перебил ее Анно, пока жена не натворила бед. — Хорошо справляется с иглой.
— Шитье, — проговорил клерк, что-то записывая в книгу. — Работы по починке. Прачечная.
Чиновник двинулся дальше.
— Не буду шить, — сказала Аира.
— Только на время, — промолвил Анно. — Прошу тебя.
Скуч, который пек лучшую сдобу в Араманте, был направлен на работу в одну из больших пекарен. Мико Мимилита отправили в пошивочную мастерскую. Креота, бывшего императора Араманта, оказалось не так-то легко пристроить. Креот заявил клеркам, что не умеет делать ничего.
— Как, вообще ничего?
— Вообще.
— А тебе не кажется, что из-за этого твоя жизнь течет слишком медленно?
— Кажется, — отвечал Креот. — Очень медленно.
— Ну что же, ты выглядишь достаточно крепким. Будешь работать на ферме.
Мампо сказал клерку, что хочет быть манахом. Пинто ужаснулась:
— Нет, Мампо! Тебя убьют!
Однако Мампо упорствовал.
— Я смогу. Я знаю, что смогу.
— Еще никто из рабов не просился в манахи, — произнес клерк. — Тебе известно, что туда берут только самых лучших?
— Меня возьмут.
Клерк посоветовался со своими товарищами.
— Ну что же, думаю, не будет большого вреда, если его испытают.
Бомен попросился в ночные сторожа. По очень простой причине: ночью, когда все уснут, он будет слушать Кестрель.
— Сторож, — записал клерк в книге.
Наконец всех пленников распределили и повели на новую работу. Рабы покинули двор, а вооруженные солдаты принялись выдергивать из толпы отдельных людей, намеренно разбивая семьи и компании. Пинто отделили от родных и отвели в сторону.
— Куда вы ведете ее? — спросила Аира Хаз. Солдаты не отвечали, хотя скоро ответ и так стал ясен. На другой стороне мощеной дороги стояла длинная череда обезьяньих фургонов с открытыми дверями, некоторые фургоны уже наполовину заполнились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35