Ц Серьезное?
Ц Справедливое! Ц сухо ответил Жакомбай.
Один глаз Анжелики вдруг наполнился слезою, нос густо покраснел, она всх
липнула, сильно сжала руку Жакомбая возле локтя и сказала прерывающимся
голосом:
Ц Спасибо вам за подполковника Левина, Жакомбай. Разумеется, это не след
овало делать на военной службе, но как человек, как гражданин я не могу не
поблагодарить вас, не могу не высказать вам, что вы…
Ц Не надо высказывать, Ц совсем сухо перебил Жакомбай. Ц Ничего не над
о высказывать. Я плохо поступил, неправильно поступил. Разрешите мне идт
и?
И вышел, аккуратно затворив за собою дверь.
К вечеру, едва улеглась суматоха с плотниковским экипажем, начальник гос
питаля созвал к себе совещание. Судя по его тону, ожидались крупные бои и в
связи с этим большие поступления раненых. Готовы ли врачи? Есть ли заминк
и, неувязки, неполадки? Какие будут вопросы?
Было задано несколько вопросов. Полковник ответил. И, отвечая, почему-то с
мотрел на Александра Марковича.
Ц Больше ни у кого вопросов нет? Ц еще раз спросил полковник.
Ц У меня лично никаких вопросов не имеется! Ц подавляя раздражение, под
черкнуто официальным голосом сказал Левин.
Дополнительно начальник госпиталя сообщил, что на помощь извне в дальне
йшем рассчитывать будет невозможно. Кто не справится, пусть пеняет на се
бя. Впрочем, в особых случаях своевременно данные заявки начальников отд
елений учтутся. У кого имеются такого рода заявки?
И, барабаня по столу пальцами, он исподлобья оглядел своих подчиненных. П
отом взгляд его остановился на Левине.
Все молчали. Промолчал и Левин.
Ц Значит, ясно? Ц спросил полковник.
Ц Абсолютно ясно! Ц ответил Левин и поднялся. Ему было душно и хотелось
на воздух. Кроме того, он много ходил сегодня, и, наверное, поэтому в желудк
е вновь возникло ощущение тяжести. А во время совещания он почувствовал
и боли тоже. Вечер был не холодный, уже весенний, но с залива приполз такой
густой мозгло-молочный туман, что в двух шагах совершенно ничего не было
видно. Опираясь на палку, Левин постоял на крыльце, потом сел на скамеечку
, сделанную Жакомбаем еще прошлым летом, и стал вглядываться в белую пеле
ну, плотно облепившую весь городок.
Ощущение тяжести прошло, дышать стало легче, и на мгновение он вдруг почу
вствовал себя молодым, здоровым, веселым, таким, что ему и черт не брат и мо
ре по колено. "А что, Ц подумал он, Ц я и в самом деле не очень стар! Вот конч
ится война, поеду на юг, буду купаться в теплом море, пить кислое вино, есть
виноград. И вернусь загорелым, черным, таким, что меня никто не узнает".
Ц Отдыхаете? Ц спросил кто-то из тумана. Голос был знакомый, но он не узн
ал его сразу. И ответил осторожно:
Ц Отдыхаю. А кто это?
Ц Вольнонаемный! Ц ответил голос, и Александр Маркович почувствовал, ч
то человек, который подходил к нему из влажной белой тьмы, пьян.
Синяя лампочка над крыльцом госпиталя на одно мгновение осветила длинн
ый белый нос кока Онуфрия, и вновь лицо его исчезло в тумане.
Ц Разрешите обратиться? Ц спросил кок Онуфрий. Левин вздохнул и разреш
ил. Если бы он был волевым командиром, он прогнал бы Онуфрия вон.
Ц Разрешите сесть? Ц спросил опять Онуфрий.
И сесть тоже Левин разрешил, обругав предварительно себя за то, что распу
скает людей. Помолчали. Руководящий повертелся на скамейке и вздохнул дв
а раза. "Сейчас храпеть будет, Ц почему-то подумал Левин. Ц Вот и хорошо. О
н уснет, а я уйду".
Ц Обидели вы меня, товарищ подполковник, Ц еще раз вздохнув, сказал кок,
и в голосе его Левин услышал не обиду, но злобу, ничем не сдерживаемую, дав
ящую.
Стараясь не поддаваться этому тону, он ответил почти шутливо:
Ц Не понравилось дрова колоть?
Кок молчал. От залива потянуло холодом, Левин поднял воротник реглана.
Ц Не понравилось, Ц с вызовом сказал кок. Ц А чего тут нравиться? Даже и
нтересно Ц чего же тут может нравиться?
Ц С горя и напились? Ц спросил Левин и сразу же почувствовал, что этого в
опроса задавать не следовало.
Ц Я не напился, а выпил, Ц сказал Онуфрий. Ц Это две разницы Ц напиться
и выпить.
Почему не выпить, если отгульный день? Вполне можно выпить. И безобразия я
никакого не делаю. Сижу себе тихо, покуриваю. Может, вы желаете закурить?
Левин не ответил.
Ц Не желаете? Пожалуйста, если не желаете, я со своим табаком не лезу. А что
обидно, товарищ подполковник, то обидно. На всех угодить невозможно. Кото
рый человек больной, ему что ни подашь Ц все трава. Больной человек никак
ого вкуса не имеет, у него температура, и ему только пить подавай Ц воды. Д
умаете, я не понимаю? Я никакой не кашевар, я, извините, в старом Петрограде
в ресторане «Олень» работал, не скажу что шефом, но именно помощником раб
отал и все своими руками делал. Я, товарищ подполковник, любое блюдо могу п
одать и любой соус изготовить. Например, соус кумберлен Ц кто приготови
т? Я. Или тартар к лососинке Ц пожалуйста, или бешемель для курочки. Да что
говорить Ц филе миньон, пожалуйста, с грибками и почечками, консоме, прет
аньерчик, бульон с пашотом, борщок с ушками, селяночку по-купечески Ц отч
его не сделать? Или, допустим, дичь, или жиго баранье, или десерт любой Ц по
жалуйста. А тут Ц здрасте Ц не угодил. Сержанту, понимаете, Ноздрюшкину д
а солдату Понюшкину не угодил! А тот Ноздрюшкин со своим Понюшкиным Ц че
го понимают? Картошки с салом да сало с картошками Ц вот и все их понимани
е!
Ц А знаете, Онуфрий Гаврилович, Ц вдруг перебил Левин, Ц нет ничего хуж
е вот этакого лакейского пренебрежения к Ноздрюшкину и Понюшкину. Вы что
Ц людей презираете, что они не знают, какой это такой соус кумберлен? Ну, и
я не знаю, что такое соус кумберлен.
Ц Не знаете?
Ц Не знаю.
Ц А когда не знаете, Ц сказал Онуфрий, Ц когда не знаете…
И замолчал.
Потом усмехнулся и вновь заговорил, жадно посасывая свою самокрутку.
Ц Никто не знает, а все указывают. Каждый человек указывает, и даже некот
орые берут и наказывают. Не понравился руководящий Ноздрюшкину с Понюшк
иным. Не угодил. Они хотя и больные, но они указывают, они командуют, они жал
обы предъявляют. Как же это понять, товарищ подполковник?
Ц А так и понять, Ц спокойно ответил Александр Маркович, Ц так и понять
, что там, у вашего ресторатора, на всех ваших нэпманов вы работали старате
льно, работой интересовались, а тут, на наших солдат и матросов, на наших о
фицеров, работаете из рук вон плохо, варите такую дрянь, что в рот взять не
возможно, да еще и презираете людей, проливших за родину свою кровь, назыв
аете их Ноздрюшкиными и Понюшкиными… От пищи вашей воротит…
Ц Кого же это воротит? Ц чуть наклонившись к Левину, спросил Онуфрий. Ц
Раненых? Так ведь им что ни подай, все едино жрать не станут. Им все поперек
глотки…
Ц Неправда, я тоже пробую…
Ц Вы?
Ц Я!
Ц А вы-то, извиняюсь, здоровый? Ц еще ближе наклонившись к Левину, спроси
л Онуфрий. Ц Если уже откровенно говорить, то и вы не очень здоровый.
Ц Позвольте…
Ц Чего ж тут позволять, товарищ подполковник, когда вы вовсе нездоровый
человек, и всем это известно. Вы на себя посмотрите, как вас совершенно нев
озможно даже узнать.
Левин отстранился от Онуфрия, почувствовал, что надо уйти, но не ушел.
Ц Я действительно болен, Ц сухо сказал он, Ц но тем не менее всегда и бе
зошибочно отличал вашу кухню от кухни вашего помощника Сахарова, и прито
м в невыгодную для вас сторону. Сахаров хоть и обыкновенный флотский кок
и кумберлена не знает, однако он человек, а вы… дурной человек. Что же каса
ется до меня, то предупреждаю вас, что теперь мне сделали операцию, и пока
я еще на диете, но в ближайшее время я буду снимать пробы со всего вами изг
отовляемого, и буду строго взыскивать.
Ц В ближайшее время? Ц с сочувствием и интересом спросил Онуфрий.
Ц Да, в ближайшее, Ц не совсем уверенно повторил Александр Маркович.
Онуфрий усмехнулся и покрутил головой.
Ц Что же вы видите в этом смешного? Ц сухо и строго спросил Левин. Сердце
его билось учащенно.
Ц Смешного ничего, Ц произнес Онуфрий. -Но только пробы вам снимать нел
ьзя. Надо вам себя беречь, а не пробы снимать. Не такое теперь время вашей ж
изни, чтобы снимать пробы.
Ц Какое же это такое время моей жизни? Ц спросил Левин и услышал, что гол
ос у него сухой и строгий.
Ц А вы не знаете?
Ц Мне неизвестно, о чем вы говорите.
Ц Скрыли от вас, Ц сказал Онуфрий, Ц чтобы, значит, не волновались вы. А т
ого не понимают, что для вашего здоровья надо в постели лежать, а не по гос
питалю от подвала до операционной бегать, того не понимают, что при вашем
характере вы в месяц кончитесь, потому что нервничаете вы сильно и все до
самого сердца принимаете. Вам и пробы снять надо, и белье госпитальное до
вас касается, и операции, само собою, и лечение…
Ц Что же они от меня скрыли, по-вашему? Ц презирая себя за то, что спрашив
ает об этом, все-таки спросил Левин. Ц И кто скрыл?
Ц Да операцию-то ведь вам не сделали, Ц тихо, с сочувствием в голосе сказ
ал Онуфрий, Ц посмотрели только и обратно зашили. Небось сами знаете, а г
оворите Ц операция.
И, еще раз жадно затянувшись, он плевком потушил окурок.
Некоторое время Левин молчал. Ему показалось, что его ударили молотком с
зади по голове. Онуфрий сбоку смотрел на него.
Наверное, прошло много времени, прежде чем Левин справился с собою. Он дол
жен был справиться совершенно. И он справился настолько, что ответил так
же сухо и спокойно, как отвечал раньше.
Ц Да, я знаю, Ц сказал он. Ц Так что из того, что я знаю?
Онуфрий засопел. Теперь ему, наверное, стало страшно. И оттого, что Онуфрию
стало страшно, Левин почувствовал себя еще увереннее.
Ц Да, я знаю, Ц повторил он медленно, Ц знаю. Некоторое время я надеялся,
надежда свойственна всякому человеку, да и теперь мне еще трудно предста
вить себе, как это я скоро умру, но тем не менее это так, Ц и я скоро умру, но
что из этого? Все-таки я остаюсь таким, как был, и надеюсь таким же дожить до
самой своей последней минуты. Знаете ли вы, Онуфрий, что такое жизнь? Или н
е знаете, что она такое? Думали ли вы над нею?
Он говорил строго и немного торжественно, и эта торжественность и строго
сть все больше и больше пугали Онуфрия. В это мгновение отворилась госпи
тальная дверь, на крыльце показался Жакомбай и сразу же ушел. Левин молча
л, покуда на крыльце стоял Жакомбай, потом заговорил опять строго:
Ц Жизнь Ц это прежде всего работа, а работа и есть главное счастье на зе
мле. Но вы этого не понимаете, вы этого не можете понять, потому что работа
для вас Ц мучение, и только плата за работу примиряет вас с жизнью. Я же зн
аю, для чего я работаю, и огромное большинство нашего советского народа т
оже это знает, и поэтому даже с моим нынешним состоянием здоровья я не мог
у грешить против дела. Погрешить против дела Ц для меня Ц погрешить про
тив всего самого главного в жизни, против самой жизни. А вы мешаете этому д
елу, следовательно мешаете жизни. Всех же мешающих нашей жизни надобно н
аказывать, и потому я вас наказываю. И буду наказывать, раз вы не исправляе
тесь, потому что вы не имеете права дурно работать, и будете работать лучш
е хотя бы из страха перед наказанием…
Кок слушал и сопел, и по тому, как он сопит, Левин понял, что он боится. Но боя
лся он не того существенного, о чем говорил Левин, а боялся самого подполк
овника Левина с его властью, и потому Александру Марковичу вдруг стало п
ротивно и захотелось уйти.
Не глядя на Онуфрия, он поднялся и медленно пошел в госпиталь, у двери кото
рого с повязкой «рцы» на рукаве прохаживался Жакомбай.
Ц С этим человеком не надо говорить, Ц сказал Жакомбай, тревожно загляд
ывая в лицо Левину, Ц этого человека списать от нас надо. Какой может быт
ь интерес с таким человеком говорить?
Левин постарался улыбнуться и, не отвечая, пошел в ординаторскую. Там, чув
ствуя себя утомленным, он лег и прислушался: страшно ли? Нет, страха не был
о. В сущности, он так и предполагал. Доктор Тимохин не очень умел врать, а он
сам, Левин, был не слишком плохим врачом.
"Посмотрите, я совсем не трус, Ц вдруг подумал Александр Маркович. Ц Кое-
как я смотрю правде в глаза. Иногда это трудно, но в общем ничего. Как-то я с
правлюсь дальше со своим госпиталем, и со своими людьми, и со всем тем, что
меня ожидает до самого моего конца".
Но долго ему не дали думать, потому что явились Леднев и Бобров с докладом
насчет работы спасательной машины. Теперь их часто подымали в воздух, и о
ни вытащили из воды еще двоих, спасшихся на резиновой лодке. Вчера их обст
релял сто девятый, но они ушли от него и благополучно «приводнились» дом
а. Леднев теперь разговаривал как опытный летчик, употребляя, правда, не с
овсем к месту один авиационный термин за другим. А Бобров помалкивал и ул
ыбался скептически, слушая восторженные разглагольствования Леднева.

Потом пришел Калугин с подробным рассказом об экипаже Плотникова. За точ
ность своих слов он не ручался, но выходило так, что плотниковский самоле
т был подожжен и сел в Норвегии. Экипаж спасся и много времени шел пешком к
линии фронта. Это был немыслимый, невозможный, невероятный переход, но он
был действительно. Что же касается до страданий, перенесенных экипажем,
то об этом требуется особый рассказ, а вероятнее всего, что все ими перене
сенное и вспоминать не стоит. Главное же заключается в том, что на обратно
м пути им представился случай овладеть фашистским постом связи и наблюд
ения. Они этим постом овладели с боем. Там оказался один немец Ц из тоталь
ных мужичков, с головой, давно помявший, что "Гитлер капут". Этот «капут», он
и его там так и называли Ц капут, помог им установить связь с германским к
омандованием на побережье. Через рацию поста они сообщались с ВВС, а по сп
ециальному телефону поста узнавали о готовящихся к выходу немецких кар
аванах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29