Понял?
Ясная картина?
Ц Ja. Ich habe verstanden. Ich habe es gut verstanden!
Да. Я понял. Я хорошо понял!
Ц едва шевеля губами, ответил немец.
Шилова положили в пятую, немцу отвели отдельную Ц восьмую. Ночью у него с
делалось обильное кровотечение.
От Шилова и Анжелика, и Лора, и Вера, и Варварушкина, и Жакомбай знали, как в
самолете фашист обозвал подполковника. Рассказали об этом и Баркану.
Сердито хмурясь, он вошел в восьмую, где лежал пленный.
Ц Ich verblute, Ц негромко, со страхом в голосе заговорил лейтенант Курт Штуде.
Ц Ich bitte um sofortige Hilfe. Meine Blutgruppe ist hier angegeben. Ц Он указал на браслет. Ц Aber ich bitte Sie aufs dringlichste, Herr Doktor, Ц
Ihr Gesicht sagt mir, dass Sie ein Slave sind, Ц ich flehe Sie an: wenn Bluttransfusion notwendig ist… dass nur kein jiidisches Blut…
Я истекаю кровью… Я прошу о
казать мне экстренную помощь. Моя группа крови вот тут указана… Но я убед
ительно прошу вас, господин доктор, по вашему лицу я вижу, что вы славянин,
я умоляю вас: если понадобится переливание Ц только не иудейскую кровь.


Вячеслав Викторович Баркан строго смотрел на немца.
Ц Verstehen Sie mich? Ц спросил лейтенант Штуде. Ц Es geht um mein kiinftiges Schicksal, um meine Laufbahn, schliesslich um mein Leben. Keineswegs judisches Blut…
Вы понимает
е меня?.. Речь идет о моей будущей судьбе, о моей карьере, о моей жизни наконе
ц. Ни в коем случае не иудейскую кровь…

Баркан насупился.
Ц Haben Sie mich verstanden, Herr Doktor?
Вы поняли меня, господин доктор?

Ц Ja, ich habe Sie verstanden! Ц сиплым голосом ответил Баркан. Ц
Aber wir haben jetzt nur judisches Blut. So sind die Umstande. Und ohne Transfusion sind Sie verloren …
Да, понял!.. Но мы имеем сейчас только иудейск
ую кровь. Таково положение дел. А без переливания вы погибнете…

Летчик молчал.
Баркан смотрел жестко, пристально и твердо. Он в первый раз в жизни видел н
астоящего фашиста: господи, как это постыдно, глупо, как это дико, как это н
елепо. Как будто можно разделить кровь на славянскую, арийскую, иудейску
ю. И это середина двадцатого века…
Ц Ich hoffe, dass solche Einzelheiten in meinem Kriegsgefangenenbuch nicht verzeichnet werden. Das heisst, die Blutgruppe meinetwegen, aber nicht, dass es judisches..
Надеюсь, что такого рода по
дробности не будут записаны в мою книжку военнопленного. Ну, группа кров
и Ц пусть, а вот это… иудейская…

Ц Ich werde mir das Vergniigen machen, alle Einzel heiten zu verzeichnen! Ц произнес Баркан. Ц Ich werde alles genau angeben.
Я доставлю себе удовольст
вие записать все подробности!.. Я запишу все решительно.

Ц Aber warum denn, Herr Doktor? Sie sind doch ein Slave..
Но почему, господин доктор? Ведь вы же славянин

Ц Ich bin ein Slave, und mir sind verhasst alle Rassisten. Verstehen Sie mich? Ц спросил Баркан. Ц Mir sind verhasst alle Antisemiten, Deutschhas
ser, mir sind verhasst Leute, die die Neger lynchen, sind verhasst alle Obskuranten. Aber das sind unnutze Worte. Was haben Sie beschlossen mit der Bluttransfusion?
Я славянин, и я ненавижу рас
истов. Понимаете меня?.. Я ненавижу антисемитоз, германофобов, ненавижу те
х, кто линчует негров, ненавижу мракобесов. Впрочем, это ненужные слова. Чт
о вы решили насчет переливания крови?

Ц Ich unterwerfe mich der Gewalt!
Я подчиняюсь насилию!
Ц сказал летчик и сложил губы бантиком.
Ц Nein, so geht es nicht. Bitten Sie uns um Transfusion beliebigen Blutes, oder bitten Sie nicht?
Нет, так не пройдет. Вы просите нас перелить
любую кровь или не просите?

Ц Dann bin ich gezwungen darum zu bitten.
В таком случае я вынужден об этом просить.

Баркан вышел из палаты. В коридоре он сказал Анжелике:
Ц Этому подлецу нужно перелить кровь. Если он поинтересуется, какая это
кровь, скажите Ц иудейская.
Анжелика вопросительно подняла брови. Ц Да, да, иудейская, Ц повторил Б
аркан. Ц Я в здравом уме и твердой памяти, но это сбавит ему спеси раз и нав
сегда.
Ц Вы сделали эту штуку ради Александра Марковича! Ц басом воскликнула
Анжелика.-Да, не отрицайте. Это великолепно, Вячеслав Викторович, это чуде
сно. Вы Ц прелесть. Я в восторге.
Ц Очень рад! Ц буркнул Баркан.

* * *

В ординаторскую к Левину ночью пришел Бобров.
Ц Машина Плотникова не вернулась с задания, Ц сказал он, Ц экипаж поги
б, и Курочка наш тоже.
Ц : Не может быть! Ц сказал Александр Маркович.
Лицо его посерело.
Бобров рассказал подробности, какие знал. Многие летчики видели пылающу
ю машину. Выпрыгнуть никто не успел. Но транспорт они все-таки торпедиров
али, и не маленький Ц тысяч десять тонн, не меньше.
На столе позвонил телефон. Сдержанный голос предупредил:
Ц Подполковник Левин? Сейчас с вами будет говорить командующий.
Ц Подполковник Левин слушает, Ц сказал Александр Маркович.
По щеке его поползла слеза, он стыдливо утер ее рукавом халата и опять ска
зал:
Ц Подполковник Левин у телефона.
В трубке сипело и щелкало. Потом командующий покашлял и очень усталым го
лосом произнес:
Ц Поздравляю вас, подполковник. Вы и ваш пилот Бобров награждены ордена
ми Отечественной войны первой степени. Большое дело сделали, большое.
Левин молчал. Еще одна слеза выкатилась из-под очков.
Ц Н-да, Ц сказал командующий, Ц ну что ж! Спокойной ночи!
Ц Благодарю вас, Ц ответил Левин и, быстро повесив трубку, отвернулся. Б
обров смотрел на него, а ему не хотелось, чтобы летчик видел его слабым и п
лачущим.
Они долго молчали, потом Александр Маркович сходил к себе и принес книжк
у, которую давеча читал Леднев. Это была "Война и мир". На переплете, очень за
трепанном и очень грязном, растеклось большое чернильное пятно.
Ц Ваша книжка? Ц спросил он Боброва.
Глаза пилота жадно вспыхнули.
Ц Вот за это спасибо, Ц сказал он, Ц большое спасибо. Вот, действительно
, порадовали так порадовали. Я теперь библиотекарше Марии Сергеевне отве
чу, какой я нечестный человек. Вчера открытку прислала, вы Ц пишетЦ элем
ентарно нечестный человек. Ну, отдыхайте, Александр Маркович, устали сег
одня, я полагаю.
Ц Устал, Ц виновато согласился Левин, Ц очень устал.
Но Бобров не ушел сразу, еще посидел немного, рассказал, чем кончилось сра
жение. Фашистский караван, в общем, разгромлен. Потоплены четыре транспо
рта, большая баржа с солдатами, два корабля охранения.
Левин все утирал слезы рукой.

18

Полковники медицинской службы Тимохин и Лукашевич собирались лететь в
Москву, а погоды не было, и потому они заночевали у Левина. Это всегда так б
ыло, что доктора из главной базы ночевали у Александра Марковича. Никто н
е мог сказать, что Левин особенно хорошо кормит или угощает добрым ликер
ом, сваренным из казенного спирта, или играет в преферанс, или ловко и безо
тказно достает места в транспортную машину. Нет, ничего этого и в помине н
е было. Просто был сам Левин со своей сконфуженно-доброй улыбкой и таким д
ушевным, таким открытым и робко-настойчивым гостеприимством, что к нему
никак нельзя было не заехать, тем более что и Анжелика, и Ольга Ивановна, и
Лора, и Вера, и даже Жакомбай Ц все всегда радовались гостям и всегда при
виде гостя вскрикивали и говорили:
Ц Вот Александр Маркович обрадуется!
А Жакомбай, вежливо улыбаясь, брал на руку шинель или реглан гостя и сообщ
ал:
Ц Пока вы отдохнете, отремонтируем немного. У нас краснофлотец имеется
Ц Цуриков некто, Ц бесподобно обмундирование ремонтирует. Будет шинел
ька как новенькая. И китель отпарим, новые вещи получите.
Жакомбай ведал у Левина сохранением обмундирования находящихся на изл
ечении людей и сохранял вещи так, что многие вылечившиеся писали благода
рственные письма в редакцию, и у Жакомбая было уже три вырезки под назван
иями: "Чуткий старшина", "Наша благодарность" и "Простой советский человек".

Кроме того, проезжающие и пролетающие доктора останавливались у Алекса
ндра Марковича еще по одной причине, о которой никогда не говорилось, но к
оторую приятно было сознавать: Левин обязательно советовался с любым фл
агманским специалистом насчет своих раненых, рассказывал, как проходил
а у каждого операция, как двигается послеоперационное лечение, делился с
воими опасениями и с интересом выслушивал советы. Он долго водил докторо
в по палатам, показывал им то одного раненого, то другого, заходил с ними в
перевязочную, настойчиво выспрашивал гостя, а потом брал его за локоть и
извинялся, называя такие обходы "маленькой пользой". Без "маленькой польз
ы" никто не ложился спать в ординаторской Левина, без "маленькой пользы" не
начинался ни один житейский разговор, без "маленькой пользы" никто не пол
учал своего скромного ужина, именующегося на интендантском языке литер
ом "4-Б".
Кроме того, каждый, кто приезжал из Москвы, должен был рассказать Левину о
бо всем новом, что они узнали там из области хирургии, а едущие в Москву до
лжны были взять у Левина поручения насчет того, что им следовало узнать у
московских светил.
Полковник Тимохин был человек тучный, с короткими седыми усами и с очень
суровым взглядом маленьких темных глаз, выражение которых теплело толь
ко тогда, когда Тимохин занимался своим прямым делом. Полковник Лукашеви
ч был еще больше Тимохина, но только весь состоял из костей и черных жестк
их волос.
Отработав положенную законами левинского гостеприимства "маленькую по
льзу", которая на этот раз состояла в том, что Тимохин Ц специалист по хир
ургии желудкаЦ прооперировал назначенного на завтра сержанта, а Лукаш
евич Ц специалист по челюстно-лицевым ранениям Ц решил в отрицательно
м смысле вопрос об операбельности одного из левинских пациентов, Ц оба
гостя и хозяин сошлись в ординаторской, где уже был сервирован ужин на тр
оих: селедочный форшмак, очень желтая пшенная каша и розовый искусственн
ый кисель. Александру Марковичу отдельно стояла манная каша и на салфето
чке лежали два сухарика. Рюмок тоже было только две Ц для гостей.
За столом разговор шел на тему, начатую еще перед обходом госпиталя, Ц об
обработке тяжелых ранений конечностей под общим обезболиванием. Эта те
ма была для Левина неиссякаемой, он много раздумывал на этот счет и, если е
му возражали, так сердился и расстраивался, так потрясал тетрадью со сво
ими записями, что любой оппонент сдавался довольно скоро.
Но сейчас Левину никто не возражал. Наоборот, оба гостя были с ним согласн
ы, и, подвигая к себе графинчик, Лукашевич даже сказал:
Ц Это все очень интересно и значительно, Александр Маркович, да и вообще
об этом нынче многие хирурги поговаривают. Сам Харламов недавно выражал
такую мысль, что ваша теория нуждается в широком применении на практике
и что он с интересом следит за вашей работой. Так что выпьем за ваш научный
темперамент и за будущее обработки под общим обезболиванием.
Выпили и налили по второй. Необычайно красиво намазывая на корочку форшм
ак, полковник Тимохин незаметно, как делают, вероятно, заговорщики, мигну
л Лукашевичу и сказал:
Ц Вот поужинаем, Александр Маркович, и поговорим наконец про ваши хворо
бы. Что-то не «ндравится» мне ваш цвет лица, да и общее ваше похудание не "нд
равится".
И, подняв рюмку двумя пальцами, Тимохин опрокинул ее в большой зубастый р
от.
Ц Да, уж возьмемся за вас, Ц сказал Лукашевич, Ц берегитесь. Сейчас вы, к
онечно, здоровенький, а как в лапы к нам попадетесь, тогда и случится то са
мое, о чем говорил Плиний. Помните, у него где-то в сочинениях приводится н
адпись на могильном камне: "Он умер от замешательства врачей". Недавно Хар
ламов рассказывал, что один больной несколько лет тому назад пожаловалс
я: "У меня не такое железное здоровье, чтобы лечиться у докторов целых три
недели".
После ужина гости долго пили чай с клюквенным экстрактом и задавали Леви
ну наводящие вопросы, переглядываясь порою с тем особым выражением, с ко
торым врачи на консилиумах подтверждают друг другу свои предположения.

Ц Э, вздор, Ц сказал Левин, Ц не будем тратить время на пустяки. У меня ву
льгарная язва, и давайте на ней остановимся. Оперироваться я не буду, мне н
екогда, и, главное, вы же сами знаете, что с такой язвой можно погодить.
Ц Завтра мы поведем вас на рентген, Ц строго сказал Тимохин, Ц и тогда р
ешим: оперироваться вам или нет. А нынче поздно, спать пора.
Ц Рентген не рентген, Ц сказал Левин, Ц кому все это интересно? Спокойн
ой ночи, дорогие гости.
Он вышел, плотно притворив за собой дверь, а Тимохин сел на низкую кровать
-переноску и стал, кряхтя, расшнуровывать ботинок. Лукашевичу постелили
на диване.
Расшнуровав ботинок на левой ноге и отдышавшись, Тимохин спросил:
Ц Труба дело?
Ц Вероятнее всего, что да, Семен Иванович, Ц сказал Лукашевич, Ц на мой
взгляд, картинка довольно хрестоматийная. Мне, между прочим, кажется, что
он и сам все понимает. А?
Ц Понимает, но не до конца. Нет такого человека, который мог бы понять это
до конца. Про другого можно, про самого себя трудно.
И Тимохин вздохнул, вспомнив собственную электрокардиограмму.
Ц Нет, он, пожалуй, понимает, Ц возразил Лукашевич. Ц И потому, быть може
т, так странно ведет себя. Он невероятно энергичен сейчас, Ц вы слышали о
б этом?
Ц Да, об этом поговаривают, Ц ответил Тимохин, стаскивая с маленькой и т
олстой ноги второй ботинок, Ц он будто бы на спасательном самолете сам л
етает и еще какой-то костюм испытывает.
Ц Жалко Левина, Ц сказал Лукашевич. Ц Глупые слова, а жалко.
Ц Так ведь что поделать! Ц ответил Тимохин, все еще думая о кардиограмм
е и прислушиваясь к собственному сердцу. Ц Тут ведь дело такое Ц никуда
не убежишь. Все там будем.
Он покряхтел, лег и, опершись на локоть, стал сворачивать самокрутку.
С полчаса оба полковника молчали.
Ц Да, вот вам и вопрос о смысле жизни, Ц вдруг заговорил Тимохин. Ц Помн
ю, я все студентом искал ответа, Ц «Анатема» тогда шла в Художественном т
еатре, непонятно было, но спорили. Какие только слова не произносились, го
споди боже мой! А на поверку-то оно вот как получается, если по жизни судит
ь, по живой жизни, свидетелями и участниками которой нам пришлось быть. На
поверку жить по-человечески надо, только и всего. Вы не спите еще, Алексей
Петрович?
Лукашевич ответил, что не спит.
Ц Да уж что там… Засыпаете, Ц сказал Тимохин. Ц Ладно, спите. Выспимся, а
завтра за него возьмемся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29