Ствол ружья свисал на несколько дюймов ниже ее холодного лица. – Я нахожу это просто отвратительным. Ты, может быть, никогда не признаешь, что не права. Ты постоянно претендуешь на высокую нравственность, как будто бы на какую-то естественную наследственность. Ты используешь свое обаяние, точно щит, чтобы никто не обращал внимания на то, что ты проделала с телом, которое украла. Это вызывает у меня отвращение. Я-то никогда не стала бы отрицать, кто я такая и что я сделала. Так что – хоть разок признай правду. Я сделала то, что считала правильным. Я организовала защиту двух миллионов душ, включая и твою, я препятствовала тому, чтобы тебя снова швырнули в тот кошмар. Скажи мне, Стефани, было это правильно?
Стефани закрыла глаза, выжимая крохотные жидкие капли себе на щеки. Может быть, Эклунд права, может быть, я пытаюсь не обращать внимания на ужасное преступление. А кто не стал бы пытаться?
– Я знаю: то, что я сделала, – неправильно. Я всегда это знала. Но у меня не было выбора.
– Спасибо, Стефани. – Аннета повернулась к Сайнону. – А ты, машина смерти, если ты веришь в то, что говоришь, ты должен отсюда убраться и предоставить истинным гуманоидам жить подольше. Ты расходуешь наш воздух.
– Я-то как раз человек. И подозреваю, что больше, чем ты.
– Придет время, когда мы вышвырнем вас в потусторонье, – Аннета невесело улыбнулась. – Наслаждайся же падением. Похоже, что оно будет долгим.

* * *

Сильвестр Герей открыл двери в личный офис княгини Кирстен и жестом попросил Ральфа войти. Принцесса сидела за столом, за спиной у нее были открытые французские окна, они позволяли легкому бризу шуршать ее платьем. Ральф, привлекая ее внимание, встал перед ней, отсалютовал, затем положил свой диск на стол. Он разработал единственный файл, где было собрано все о полете с Ксингу.
Кирстен, поджав губы, взглянула, но не сделала попытки взять дискету.
– И это… – произнесла она с видом человека, который отлично знает о содержании того, что перед ним.
– Мое заявление об отставке, мэм.
– Отказано.
– Мэм, мы потеряли девять тысяч сержантов в Кеттоне, и бог знает, сколько одержимых штатских расправилось с ними. Я дал приказ. Все это на моей ответственности.
– Да, безусловно. Вы приняли на себя эту ответственность, когда Алистер поручил вам армию Освобождения. И вы будете продолжать нести это бремя, пока последний одержимый с Мортонриджа не будет помещен в камеру ноль-тау.
– Я не могу.
Кирстен окинула его сочувственным взглядом.
– Садитесь, Ральф.
Она указала на один из стульев перед своим столом. В течение секунды казалось, что Ральф может не принять предложение, но вот он кивнул, подчиняясь, и опустился на сиденье.
– Теперь вы знаете, на что это похоже – быть Салданой, – сказала она. – Конечно, можно допустить, что мы не стоим перед принятием таких решений ежедневно, но приказы о них достаточно часто лежат на этом столе. Мой брат санкционировал сохранение флота, которое в результате удорожило стоимость жизни значительно больше, чем трагедия на Кеттоне. И, как вам известно лучше, чем кому бы то ни было, мы косвенным образом поощряем, чтобы удаляли людей, которые когда-нибудь смогут причинить королевству неприятности. Может быть, не многих и не очень часто, но это необходимо совершить в течение десятилетия. Эти решения должны быть приняты, Ральф. Так что я сжимаю зубы и отдаю распоряжения действительно жесткие, которые Кабинет коллективно признает подходящими, если им когда-либо придется их принимать. И это и есть истинная политическая власть. Вырабатывание решений, которые имеют воздействие на других людей. Ежедневное всеобщее бегство из королевства – наше поле деятельности, забота для нас, Салдана. Так вот, называйте нас как угодно: безжалостными диктаторами, бессердечными капиталистами или благодетелями-опекунами, назначенными богом. Суть в том, что все, за что мы беремся, мы делаем хорошо. Вот почему мы принимаем эти решения без колебаний.
– Вас этому учат, мэм.
– Верно. Но ведь и вас тоже. Допускаю, что масштаб тут немного отличается от того, к которому привыкли в разведке. Но в конце концов ведь это вы решаете в настоящее время, кому жить, а кому умирать.
Я ошибался! хотел закричать ей Ральф, чтобы заставить принцессу понять. Что-то удержало его – не уважение и даже не страх. Может быть, я просто хочу убедиться, что поступал правильно. Никто другой в королевстве, кроме, может быть, самого Алистера II, не может придать смысл всему происходящему.
– Да, Ральф, вы это делали. Вы поступали ужасающе неверно. Собрать одержимых в одну кучу на Кеттоне было ошибочным шагом, это даже хуже, чем использовать электронные лучи против красного облака.
Ральф с удивлением поднял голову навстречу бескомпромиссному взгляду княгини.
– Вы искали сочувствия, Ральф? Я спрашиваю, потому что здесь вы его не получите, во всяком случае от меня. Я хочу, чтобы вы отправились обратно на Ксингу и осмотрели, как идет продвижение через Мортонридж. Не только потому, что, оказавшись там, вы сможете спасти меня и мою семью от обвинений. Напомню вам ту ночь, когда мы обнаружили, что Эклунд и другие высадились на эту планету. Вы в это втянуты, Ральф. Как впечатляюще было за этим наблюдать! Вы не шли на компромисс ни по одному решению, ни с Яннике, ни с Леонардом. Мне это доставило истинное удовольствие. Люди такого ранга, как они, не так-то часто признают перед публикой свои ошибки.
– Вот уж не знал, что вы обращаете на меня столько внимания, – буркнул Ральф.
– Разумеется, не знали. У вас была работа, которую требовалось выполнить, все остальное не имело значения. А теперь вам предстоит другая работа. И я жду от вас, что вы сделаете ее как следует.
– Я не тот человек. То, что вы тогда видели, привело нас к неудаче с Кеттоном. AI [AI – искуственный интеллект] дал мне несколько вариантов. Я выбрал применение грубой силы, потому что меня слишком разозлили, чтобы я был в состоянии просчитать более приемлемый путь. Стал подавлять их снарядами и военными батальонами, пока они не капитулировали. Что ж, теперь вы знаете, с чем оставляет нас ваша политика. С проклятой громадной дырой в земле.
– Это был болезненный урок, правда? – Она наклонилась вперед, намеренная скорее убеждать, чем отдаляться от него. – Это только приводит вас в большую готовность к тому, чтобы продолжать в том же духе.
– Никто не станет мне доверять.
– Да вылезайте вы хоть теперь из этого собачьего дерьма.
Ральф едва сдержал улыбку: надо же, чтобы тебя так выругала княгиня Салдана!
– Вот в чем заключается война, Ральф. Эденисты не собираются копить обиды, они были частью решения, которое привело к процессу штурма Кеттона. Что же касается остальных морских и оккупационных войск, они, во всяком случае, вас ненавидят. Еще одна суета вокруг вождя не составит особой разницы в их мнении. Они получат приказы для следующей стадии, а лейтенанты с сержантами проверят, чтобы все выполнили до буковки. Я хочу, чтобы эти приказы отдали вы. Вот теперь я уже дважды вас просила. – Княгиня щелкнула пальцами, и дискета полетела через стол назад, шахматный гроссмейстер объявил шах и мат.
– Да, мэм. – Ральф подобрал дискету.
– Правильно, – резко произнесла Кирстен. – Каков ваш следующий ход?
– Собираюсь порекомендовать моему преемнику изменить тактику. Одно из наших важнейших соображений относительно кеттонского инцидента – это понять, каким образом жители и сержанты собираются выжить. Даже если бы одержатели собрали запасы со всего города, куда бы они ни пошли, пищи останется не так-то много.
– Значит, догадываетесь.
– Да, мэм. Одержатели передвинули целую планету в какое-то скрытое измерение, их убежище. Планета дает им жизнеобеспечивающую биосферу, которая может их прокормить. Кеттон – другое дело: это просто скала, покрытая сверху слоем грязи. И вопрос только в том, что они исчерпают быстрее: воздух или пищу.
– Если не найдут какую-нибудь другую планету, где смогут укрыться.
– Надеюсь, им это удастся, мэм, действительно надеюсь. Не знаю, что за условия там, где они находятся, но было бы фантастично, если обстоятельства позволили им опустить свой кусок скалы на какую-то планету. На деле, существует реальная возможность их возвращения – если они поймут, в какой затруднительной ситуации оказались. Геологи говорят, что их возвращение причинит всевозможные неприятности, но мы готовимся к такому событию.
– Черт побери! – Кирстен попыталась представить себе, как этот кусок сельской местности возвращается и садится в свой собственный кратер, и у нее это не получилось. – Вы ведь понимаете, если они и в самом деле вернутся, это сильнейшим образом повлияет на расстановку сил. Это же будет доказательством, что другие планеты тоже смогут вернуться.
– Да, мэм.
– Ну хорошо, это интересная теория, но как же насчет перемены политики?
– После того как мы обсудили кеттонские проблемы, мы начали продумывать ситуацию снабжения самого Мортонриджа. Из-за потопа там совсем не осталось свежей пищи; всем спутникам вместе не удалось найти на целом полуострове ни одного поля с посевами зерновых, которое осталось бы незатронутым. Некоторые животные умудрились выжить, но и они скоро вымрут, потому что не осталось ничего, чем они могли бы питаться. Нам известно, что одержатели не могут пользоваться своей энергистической мощью для создания какой-либо пищи, даже из неорганической материи. Так что это только вопрос времени, пока у них не выйдет вся еда, упакованная в рюкзаках.
– Вы сможете выкурить их оттуда голодом.
– Да, но это потребует времени. В Мортонридже сельскохозяйственная экономика. В большинстве городов имеется тот или иной вид пищевой промышленности, есть или фабрики, или склады. Если одержатели как следует и с умом организуют потребление того, что у них есть, они смогут продержаться некоторое время. Я вот что предлагаю: продолжать продвижение по линии фронта, но изменить направления. Сержанты пока еще могут занимать работой небольшие группы одержимых в сельской местности без особого беспокойства. Большие скопления людей в городах нужно оставить в покое. Установить вокруг них защитные полосы огня, поставить гарнизон для наблюдения, и останется только подождать, когда вся пища будет израсходована.
– Или они предпримут что-то, чтобы опять исчезнуть.
– Мы считаем, Кеттон случился из-за того, что одержимые, которых мы туда заманили, были вынуждены перейти к противодействию из-за атаки. Имеется большая психологическая разница: видите ли вы десять тысяч сержантов, идущих маршем прямо на вас, или просто спорите между собой из-за последних пакетиков болонских спагетти.
– Чем дольше мы оставим их пребывать одержателями, тем в худших условиях окажутся тела. И это перед тем, как предстоит период скверного питания.
– Да, мэм. Я знаю. Если мы начнем просто сужать линию фронта, таким же образом, как мы это делали, мы заставим большое количество одержателей сосредоточиться в центре. Придется разделить Мортонридж на секторы. Это будет означать передислокацию сержантов: им придется распространиться по всему острову и соединиться между собой. Если же мы оставим сержантов позади гарнизонов, войска, необходимые для передовой линии, окажутся в ином месте как раз тогда, когда больше всего они понадобятся нам.
– Больше решений, Ральф. То, что я говорила вам третьего дня насчет обеспечения политического прикрытия, остается в силе. Делайте на этой земле то, что приходится, остальное предоставьте мне.
– Могу я рассчитывать на удваивание медицинского обслуживания? Мы действительно будем нуждаться в нем, когда начнем действовать.
– Посол эденистов упоминал, что их обиталища возьмут у нас самые тяжелые случаи заболевания раком, но их космоястребы сильно перегружены. Адмирал Фарквар ищет подходящий способ переброски войск, у них хотя бы есть защитные приспособления ноль-тау. Вообще-то я просила у Алистера колониальные транспортные корабли, принадлежащие корпорации Кулу. Мы можем начать снабжение пациентов еще до того, как обстоятельства изменятся в лучшую сторону.
– Я полагаю, это уже кое-что.
Кирстен встала и сообщила по видеоселектору Сильвестру Герею, что аудиенция закончена.
– Самое основное правило современного общества: все стоит дорого и отнимает массу времени. Это всегда было так – и всегда будет так. И мы ничего не можем с этим поделать, генерал.
Когда дверь открылась, Ральфу удалось слегка поклониться.
– Я буду об этом помнить, мэм.

* * *

– Думаю, теперь я смогу идти сама, – сказала Стефани.
Чома и Франклин отнесли ее назад в сержантский лагерь на импровизированных носилках. Ее положили на грязную землю рядом с Тиной, обмотали спальным мешком, к руке пристроили капельницу с плазмой. Слишком ослабевшая, чтобы двигаться, она целыми часами дремала, становясь жертвой беспокойных сновидений. Мойо все время оставался при ней, держа ее за руку и вытирая ей лоб. Ее тело сопротивлялось ране, как будто она боролась с лихорадкой.
Время от времени холодная дрожь прекращалась, и Стефани пассивно лежала на спине, собирая воедино свои полные дурмана мысли. Ничего не переменилось, сержанты по-прежнему неподвижно стояли вокруг. Если Стефани закрывала глаза, она могла ощущать, как исчезает энергистическая мощь в той зоне, которую они для себя установили; это была интенсивная фокусная точка, через которую пытались создать брешь в структуре данной реальности. Способ, каким они добывали энергию, каждый раз слегка менялся, но результат был неизменным: истощение. Реальность этого региона упорно оставалась неповрежденной.
Чома, осматривающий позвоночник Тины, поднял голову.
– Я бы сказал, что тебе не следует перегружаться еще некоторое время, – обратился он к Стефани. – Ты потеряла много крови.
– Точно так же, как и я. – Тина произнесла это шепотом. Ее рука приподнялась с земли дюйма на два, она пошевелила в воздухе пальцами.
Стефани дотронулась до нее, они переплели пальцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94