Он наблюдал, как душа Беннет отделилась от распавшегося на атомы тела. Она в ярости взвыла, когда осознала его присутствие; присутствие его самого. Безутешная душа Джека Макговерна уже отправилась в потусторонье.
– Славная попытка, – насмешливо произнес Квинн. – Так что вы собираетесь показать на бис?
Он расширил пределы своего восприятия, следя, как она уменьшается, уходя в даль, смакуя свой гнев и бесполезную ярость. И кроме того… Где-то там, слабо подрагивая на дальнем краю сознания, звучал беспорядочный хор. Резонирующий от горя и ужасной боли. Где-то далеко-далеко.
Это было интересно.

20

Ровный свет, обозначавший на Норфолке дневное время, не был теперь таким слепящим. Хотя все еще оставались несколько недель до календарной смены времени года, для тех, кто сохранял традиционные знания о погоде, было очевидным, что скоро осень.
Лука Комар стоял у окна своей спальни, глядя на невысокие холмы, как он делал каждое утро с тех пор, как… Словом, каждое утро. Сегодня местность покрывал особенно густой туман. За лугами (теперь нескошенными в течение целых недель, будь они прокляты) он мог видеть только старые кедры, огромные серые тени, охраняющие криклейдские фруктовые сады и пастбища. Зрелище знакомое и потому успокаивающее.
Снаружи царила абсолютная тишина. Такое невзрачное утро, что оно не могло даже выманить местных животных из их нор. Каждый листик покрывали капли росы; и вес их пригибал ветки, как будто каждый куст и каждое дерево ослабели от апатии.
– Ради Христа, возвращайся в постель, – заворчала Сюзанна. – Мне холодно.
Она лежала посередине их громадной кровати на четырех столбиках, с закрытыми глазами, натянув пуховое одеяло на плечи. Ее темные волосы раскинулись по измятым подушкам, точно разрушенное птичье гнездо. Они теперь уже не такие длинные, как раньше, подумал он с тоской. Неизбежно, что оба они вместе сдают. Опять вместе. Как бы на это ни посмотреть, они подходят друг другу.
Лука вернулся от окна и присел на краешек кровати, глядя на свою возлюбленную. Ее рука высунулась из-под одеяла, чтобы нащупать его. Он наклонился, чтобы поцеловать костяшки ее пальцев. Жест, который остался еще с тех дней, когда он за ней ухаживал. Она лениво улыбнулась.
– Так-то лучше, – промурлыкала она. – Терпеть не могу, когда ты выскакиваешь из постели каждое распроклятое утро.
– Так надо. Поместье не управляется само. А особенно теперь. Честно говоря, некоторые бездельники теперь стали еще более праздными болванами, чем раньше.
– Это не имеет значения.
– Нет, имеет. Мы должны выращивать хлеб. Кто знает, сколько продлится эта зима.
Она подняла голову и взглянула на него снизу вверх в смущении.
– Зима продлится ровно столько, сколько всегда. Все мы это ощущаем. Так что и теперь будет так же. Не волнуйся.
– Да, – он опять оглянулся на окно. Поддался искушению. Она села и бросила на него многозначительный взгляд.
– В чем дело? Я чувствую, как ты озабочен. Это не только из-за урожая.
– Отчасти. Мы оба знаем, что я должен быть здесь, чтобы убедиться, что все в порядке. Не только потому, что они – банда лодырей. Им нужно руководство, которое может обеспечить только Грант. Какие силосные ямы использовать, сколько зерна надо высушить в первую очередь.
– Это им может подсказать мистер Баттерворт.
– Иоганн, ты хочешь сказать.
Им удалось не встретиться взглядами. Но ощущение вины появилось у обоих. Ее определение было запретным словом на Норфолке в эти дни.
– Он может им сказать, – согласился Лука. – Но выслушают ли они и сделают ли работу как следует – это другой вопрос. Мы должны еще пройти очень большой путь, прежде чем станем единой гармоничной семьей, трудящейся для общего блага.
Она усмехнулась.
– Надо колотить по задницам.
– Чертовски верно.
– Ну так чего же ты боишься?
– Такие дни, как сегодняшний, дают мне время на раздумье. Они текут так медленно. В данный момент нет никакой срочной фермерской работы, кроме подрезания. А за этим Иоганн может проследить как следует.
– А-а. – Она подвернула колени к подбородку. – Девчонки.
– Да, – покорно согласился он. – Девчонки. Я терпеть этого не могу, ты же знаешь. Это означает, что во мне больше от Гранта, чем от меня. Что я теряю лидерство. Это не может быть правильно. Я Лука, а они для меня ничто, они не имеют со мной ничего общего.
– И со мной тоже, – сказала она несчастным голосом. – Но я думаю, мы боремся с инстинктом, который никак не можем победить. Они дочери этого тела, Лука. И чем больше я осваиваюсь с этим телом, чем больше оно мне принадлежит, тем больше я должна принимать то, что с ним происходит. Чем является Марджори Кавана. Если нет, она поселится во мне навсегда, и это будет справедливо. Предполагается, что здесь наш рай. Как это может быть, если мы их отвергаем? Никогда нам не будет покоя.
– Грант меня ненавидит. Если бы он мог приложить пистолет к моей голове прямо сейчас, он бы это сделал. Единственная причина, почему я еще здесь, заключается в том, что он еще не готов совершить самоубийство. Он отчаянно хочет узнать, что случилось с Луизой и Женевьевой. Он хочет этого так сильно, что теперь и я захотел того же. Вот почему сегодняшний день полон искушения. Я мог бы взять лошадь и отправиться в Носсингтон, там есть еще один аэрогоспиталь. Если он все еще работает, я могу быть в Норвиче к вечеру.
– Сомневаюсь, что какой-нибудь летательный аппарат будет здесь работать.
– Знаю. Добираться в Норвич на корабле будет дьявольски трудное. А потом проклятая зима сделает это почти невозможным. Так что нужно мне выезжать сейчас.
– Но Криклейд тебе не даст.
– Нет. Не думаю. Я больше не уверен. Он становится сильнее, принижая меня. – Лука засмеялся горьким коротким смешком. – Подумай об иронии всего этого. Человек, одержимый мною, в свою очередь – мой одержатель. Не более, чем я заслуживаю, я думаю. И знаешь что? Я и в самом деле хочу убедиться, что эти девчонки в порядке. Я сам, это мои собственные мысли. Не знаю уж, откуда они появились. Я чувствую вину из-за того, что пытался сделать с Луизой. Кармита говорит, что мы перерождаемся. Я думаю, она, может быть, и права.
– Нет, она не права, мы всегда останемся самими собой.
– Останемся?
– Да, – с ударением произнесла Сюзанна.
– Хотел бы я в это поверить. Значит, во многом это место – совсем не то, чего мы ожидали. Все, чего я на самом деле хотел, – это быть свободным от потусторонья. Теперь я от него свободен, и меня все еще преследуют. Господь милосердный, почему смерть не может быть настоящей? Что это за вселенная такая?
– Лука, если ты отправишься искать девочек, я поеду с тобой.
Он поцеловал ее, ища способа погрузиться в нормальную реальность:
– Вот и хорошо.
Ее руки обвились вокруг его шеи.
– Иди сюда. Давай отпразднуем то, что мы остаемся самими собой. Я знаю о Гранте кое-что, чего никогда не знала Марджори.

* * *

Кармита провела это утро, работая на розовой плантации в одной из тридцати команд, созданных для того, чтобы привести легендарные растения Норфолка в порядок. Из-за промедления это оказалась более трудной работой, чем всегда. Цветочные стебли затвердели, и появились новые побеги позднего лета, пробивая себе путь сквозь аккуратные проволочные подпорки. Их нужно было подрезать, возвращая растениям их первоначальную форму широких вееров. Кармита начала с того, что обрезала с каждого цветка увядшие листья, потом взяла стремянку, чтобы достать до верхних побегов, надрезая их тяжелым секатором. Длинные хлыстообразные побеги падали под ее щелкающими лезвиями, образовывая кучки у подножия лесенки.
Она подумала еще, что траве между рядами дали вырасти слишком высокой. Но придержала язык. Достаточно и того, что здесь сохранили самые существенные признаки ее мира. Когда наступил конец и со странно опустевшего неба спустился флот Конфедерации, чтобы изгнать души одержимых, жителям осталось довольно проблем, с которыми надо было жить дальше. Следующее поколение сможет строить новую жизнь на обломках пережитого ужаса.
Эта мысль возвращалась к ней ежедневно. Предчувствие того, что затянувшийся кошмар никогда не кончится, вызывало слабость, которой она не могла себе позволить. Где-то, на другой оконечности этого обитаемого мира, Конфедерация все еще была несокрушимой, и ее руководство посвящало каждую унцию своей энергии тому, чтобы их найти, а с ними и решение проблемы.
Вера Кармиты начинала колебаться при мысли о том, каков должен быть ответ. Просто изгнание назад, в темную пустоту, в решенное в будущем ничто. Для них должны найти какое-то место, лишенное страданий. Они-то, конечно, думали, что уже нашли его, попав сюда. Дураки. Несчастные дурни с трагически разбитой судьбой.
Таким же образом воображение Кармиты не могло в точности представить себе, на что будет похожа жизнь на Норфолке и в других населенных одержимыми мирах впоследствии. Она всегда уважала спокойную одухотворенную культуру, в которой росла, так же как людей, поклонявшихся христианскому Богу. Никто никогда не объяснял, как надо жить, если ты действительно обнаружил, что имеешь бессмертную душу. Мог ли кто-то теперь всерьез воспринимать физическое существование? Зачем что-то делать, к чему-то стремиться, когда тебя ожидает много большее? Кармита негодовала при мысли об искусственной ограниченности этого мира, допуская, что никакой альтернативы у нее нет. Бескрылая бабочка, называла ее, бывало, бабушка. Теперь же дверь в ужасающую бесконечную свободу распахнулась настежь.
И что же она, Кармита, сделала при виде ее? Уцепилась за жалкую жизнь с цепкостью и силой, какую мало кто проявил из обитателей этого мира. Возможно, такой и должна быть ее суть. Будущее вечной шизофрении, проявляющейся во внутренней борьбе между добром и злом, зараженное ядерным распадом.
Гораздо легче об этом не думать. Вместо того довольствоваться решением Конфедерации, зависеть от ее милосердия. Нечто, совершенно противоположное ее, Кармиты, натуре. Да, времена теперь не самые легкие.
Она закончила подравнивать верхушку куста и обрезала два-три непокорных побега с густых нижних веток, предоставив им упасть на землю. Секатор двигался вниз, вгрызаясь в старые ветки. От пяти основных разветвляющихся стволов на кусте каждые шесть лет должна появляться молодая поросль. Судя по засохшей коре, этот куст уже давно запустили. Женщина быстро привязала на место новые побеги при помощи тонкой проволоки. Руки ее двигались машинально, прикрепляя их поплотнее, она даже не смотрела, что делает. Каждое норфолкское дитя могло делать это даже во сне. Остальные из группы обрабатывали свои кусты таким же образом. Здесь все еще правили инстинкт и традиция.
Кармита опустилась на четыре ступеньки и начала обрезать кусты на следующем уровне. Какое-то стороннее беспокойство мешало ей. Что-то приближалось. Она оперлась о прочную подпорку и вытянулась в сторону, чтобы взглянуть поверх кустов и определить источник тревоги. По траве бежала Люси, неистово размахивая руками и топча сложенные в кипы побеги. Она остановилась у подножия стремянки Кармиты, тяжело запыхавшись.
– Пожалуйста, не можешь ли ты прийти? – с трудом вымолвила она. – Иоганну плохо. Бог его знает, что с ним стряслось.
– Плохо? Что именно?
– Не знаю. Он был в столярной мастерской, пришел за чем-то, и ребята говорят, вдруг опрокинулся. Они пытались его поставить на ноги и не могли, так что устроили его поудобнее и послали меня за тобой. Будь оно все проклято, я всю дорогу сюда скакала на этой чертовой лошади. Чего бы только не отдала за нормальный мобильный телефон.
Кармита спустилась со стремянки.
– Ты его видела?
– Да. Выглядит он хорошо, – сказала Люси немного поспешно. – Все еще в сознании. Только ослабел. Перетрудился, наверное. Этот сволочной Лука воображает, будто мы все до сих пор его слуги. Знаешь, с этим надо что-то делать.
– Да уж конечно, – сказала Кармита.
Она заторопилась вдоль рядов роз к покрытому соломой амбару, где стояла на привязи ее лошадь.

* * *

Когда Кармита проехала в конюшню, она спешилась и бросила вожжи одному из мальчишек (неодержимому). С тех пор как она приехала в Криклейд, потрясающее количество жителей спешило к ее фургону, чтобы просить помощи от различных болезней. Простуды, головная боль, боль в суставах, боль в горле, расстройство желудка, всякие пустяки, с которыми люди не могли справиться своими силами. Они могли вылечить сломанные кости и порезы, но любые внутренние недомогания, не так доступные извне, были куда затруднительнее. Так что Кармита начала раздавать старые запасы трав и разных сортов чая, принадлежавших ее бабушке. В результате она стала ухаживать за травяным садиком имения. Много вечеров провела цыганка, размельчая сухие листья своим пестиком, смешивая их и высыпая образовавшиеся смеси в старинный стеклянный кувшин.
Это больше, чем что-либо другое, облегчило процесс принятия ее в коммуну поместья. Люди более охотно обращались к естественным цыганским способам лечения, чем к советам тех немногих квалифицированных врачей, к которым можно было прийти в городе. Тщательно приготовленное лекарство из женьшеня (не очень-то хорошо разводящегося в уникальном климате Норфолка, вероятно, первоначальные образцы были ослаблены) и из его ботанического родственника продолжали предпочитать тем лекарствам, лицензии на производство которых получила ограниченная фармацевтическая промышленность Норфолка. Эти запасы не были особенно большими; а Лука отказался от попыток купить в Бостоне еще. До жителей города не доходили те лекарства, которые были произведены фабричным способом.
Кармита находила странным, что простое знание растений и земли, которое перешло к ней по наследству и которое отделяло ее от горожан, завоевало ей уважение и благодарность.
Столярная мастерская размещалась в одноэтажном каменном здании в задней части поместья, посреди на удивление похожих домов, которые соединялись в странный архитектурный ансамбль, точно лабиринт какого-то великана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94