Никакого снисхождения я не получила. Ошейник защелкнулся на мне с сухим металлическим треском. По рядам девушек пробежали возгласы удовлетворения. Воины ударили древками копий о кожаные щиты.Я закрыла глаза. По щекам у меня побежали слезы. Я стояла преклонив колени, опустив голову и глядя невидящим взглядом на пыль у меня под ногами и кожаные сандалии Раска из Трева.Тут мне вспомнилось, что я должна произнести еще одну ритуальную фразу.Я с трудом подняла глаза на своего повелителя.— Я полностью в вашем распоряжении, хозяин, — пробормотала я.Раск протянул мне руки и поднял меня с земли. Запястья у меня были туго связаны кожаным ремнем. Горло обнимал узкий железный ошейник. Взяв за подбородок, Раск привлек меня к себе, с удовольствием втянул носом исходящий от меня запах туалетной воды и заглянул в мои глаза. Его суровое, непреклонное лицо было совсем рядом. Я была не в силах отвести от него зачарованных глаз. Губы у меня сами собой раскрылись. Я приподнялась на цыпочки и потянулась к нему, чтобы коснуться губ моего хозяина.Он рукой отстранил меня от себя.— Надеть на нее рабочую тунику, — распорядился он, — и отправить в барак. 15. МОЙ ПОВЕЛИТЕЛЬ ЖАЖДЕТ НАСЛАЖДЕНИЙ — Юта! — с удивлением воскликнула я.Охранник отпустил мои волосы и толкнул меня на землю, к ее ногам. Я в ужасе подняла взгляд на Юту. В левой части лба у нее, над виском, там, где я ударила ее камнем, все еще виднелся большой синяк.— А я думала… — пробормотала я и тут же запнулась.Юта стояла у длинного низкого барака, который я уже видела, когда знакомилась с лагерем. Тяжелая, прочная дверь барака была открыта. Из его мрачных глубин показалась молоденькая невольница и направилась к центральной части лагерной стоянки.Когда я впервые увидела это длинное приземистое строение, без окон, сложенное из неотесанных толстых бревен, я решила, что это какое-нибудь складское помещение, настолько оно показалось мне неприспособленным для жилья. Теперь же я начала понимать, что оно служит спальным помещением для невольниц, выполняющих тяжелые работы. Но еще хуже — я с ужасом осознала, что сама являюсь такой же невольницей.— Ты носишь ошейник, — заметила Юта.— Да, — прошептала я, опускаясь перед ней на колени и смущенно отводя глаза.На Юте тоже был ошейник, но главное — на ее голове была узкая, коричневая, под цвет рабочей туники, матерчатая повязка, которая на затылке схватывала волосы в пучок. Я знала, что она символизирует признание ее авторитета среди невольниц. Очевидно, Ена была старшей среди всех находившихся в лагере женщин, а Юта — старшей среди невольниц, предназначенных для выполнения тяжелых работ.Для меня это не предвещало ничего хорошего.Я почувствовала, как по телу у меня пробежала крупная дрожь.— Она кажется напуганной, — заметил приведший меня охранник. — Она тебя знает? — спросил он у Юты.— Я ее знаю, — ответила она.Я уронила голову к ее ногам. Руки у меня все еще были связаны ремнем, умело затянутым Раском. Я была обнажена. На мне не было ничего, кроме невольничьего ошейника и стягивающего руки кожаного ремня.— Вы можете нас оставить, — обратилась Юта к охраннику. — Вы доставили рабыню. Теперь я за нее отвечаю.Охранник отошел от барака.Я не осмеливалась поднять на Югу глаза. Я была очень напугана.— В тот же день, — тихим голосом начала Юта, — когда меня поймали в лесу шедшие по нашему следу воины Хаакона, меня отнял у них Раск. По дороге в свой лагерь они посадили тарно в на полянке, чтобы изнасиловать меня. И тут словно тень Раск вырос из темноты. “Отдайте мне эту невольницу”, — потребовал он. Люди Хаакона схватились за мечи. “Я — Раск из Трева”, — представился разбойник. Воины вложили мечи в ножны. Они уступили ему не только меня, но даже своих тарнов. Он привязал их длинными поводьями к лапе своей птицы. “Благодарю вас за рабыню”, — сказал Раск на прощание хааконовским воинам. “Спасибо тебе, Раск, что ты оставил нам наши жизни”, — ответил ему один из наемников. Им предстоял долгий путь пешком в лагерь Хаакона со Скинджера, но они не выглядели убитыми горем: для них все могло кончиться гораздо хуже. Раск доставил меня в этот лагерь и сделал своей рабыней.Я решилась поднять на Юту глаза.— Ты носишь повязку первой кейджеры.— Старшая из рабочих невольниц была продана незадолго до того, как я оказалась в руках Раска, — пояснила Юта. — Здесь среди девушек много разных группировок, и каждая из партий хотела продвинуть на место старшей невольницы свою представительницу. Я была новенькой, союзниц у меня не было, но Раск Рариус по каким-то своим соображениям пожелал сделать старшей среди рабочих невольниц именно меня. Возможно, он мне просто больше доверяет.— Я тоже буду рабочей невольницей? — спросила я.— А ты рассчитывала жить в палатке рабынь для наслаждений? — усмехнулась Юта.— Да, — призналась я.Конечно, я ожидала, что меня поместят среди женщин, украшающих лагерь своим присутствием, а не направят в этот мрачный барак для рабочих невольниц!Юта рассмеялась.— Нет, — сказала она. — Ты останешься грязной рабыней и будешь делать самую грязную работу! Я уронила голову на грудь.— Как я понимаю, — продолжала Юта, — тебя поймали неподалеку отсюда? Я промолчала.— Значит, ты продолжала самостоятельно добираться до моей деревни, до Равира.— Нет! — воскликнула я.— Оттуда ты рассчитывала добраться до острова Телетус.— Нет! — кричала я. — Нет!— А на острове ты отыскала бы моих приемных родителей и представилась бы им как моя подруга. Меня одолевал страх.— Нет, — отчаянно замотала я головой, — нет! Все это не так!— Возможно, они приняли бы тебя как свою дочь, ты заняла бы в их сердцах место, которое прежде занимала я.— Да нет же, Юта! — кричала я. — Нет!— Тогда твоя жизнь была бы легкой и беззаботной, считала ты. Полной одних только удовольствий.Охваченная ужасом, я распростерлась у ее ног в позе покорности.Юта схватила меня за волосы и подняла на колени.— Кто меня предал? А ну, отвечай! — потребовала она.Я испуганно покачала головой. Юта продолжала трепать меня за волосы.— Кто? Говори! — требовала она. Я была настолько испугана, что не могла выдавить из себя ни слова. Я лишь смотрела на Юту умоляющим взглядом, однако она продолжала беспощадно драть меня за волосы.— Кто?! — кричала она.— Я! Я тебя предала! — выдохнула я.— Отвечай так, как положено рабыне! — настаивала Юта.— Я, Эли-нор, предала Юту, — пробормотала я. — Элинор предала Юту!— Ничтожная рабыня, — произнес у нас за спиной чей-то голос.Я испуганно повернулась, насколько позволяли вцепившиеся в мои волосы руки Юты, и с ужасом увидела стоящего рядом Раска.Я закрыла глаза и разрыдалась.— Ты была права, — обратился Раск к державшей меня за волосы Юте. — Она действительно ничтожная рабыня.Юта отпустила мои волосы, и я упала к ее ногам.— Она не только лгунья и воровка, — продолжал Раск, — но и предательница. Она в высшей степени ничтожное существо!— Ничего! Здесь, в лагере, найдется немало унизительных работ, которых только она и достойна, — с презрением произнесла Юта.— Смотри, чтобы она работала как следует, — распорядился Раск.— Я прослежу, хозяин, — ответила Юта.С хмурым выражением на лице Раск отошел от невольничьего барака, оставив нас с Ютой одних. Слезы застилали мне глаза.— Ты ему все рассказала? — прошептала я.— Он приказал говорить, и мне, как рабыне, пришлось подчиниться.Из груди у меня вырвался глухой стон.— Твой хозяин многое знает о тебе, рабыня, — усмехнулась Юта.Я захлебывалась от душивших меня рыданий.— Часовой! — позвала Юта.К нам подошел один из воинов, охранявших невольничий барак.— Развяжите эту рабыню, — попросила Юта.Я протянула ему руки, и он распутал стягивающие кожаный ремень сложные узлы. Я продолжала стоять на коленях, опустив глаза к земле.— Спасибо, — сказала Юта охраннику. — Теперь я займусь ею как следует.— Я действительно буду здесь только рабочей невольницей? — с дрожью в голосе спросила я.— Да, — ответила Юта.— И ты будешь моей надсмотрщицей?— Да.— Юта! — воскликнула я. — Я вовсе не думала тебя предавать! Я этого не хотела. Я просто испугалась. Прости меня. Я не хотела тебя предавать!— Иди в барак, — распорядилась Юта. — Сегодня вечером тебе предстоит работа на кухне. И поторапливайся, иначе утром останешься без завтрака!— Пожалуйста, Юта… — пробормотала я.— Иди в барак! — приказала Юта.Я поднялась на ноги и вошла в барак. Юта закрыла у меня за спиной дверь, и я очутилась в полной темноте. Я слышала, как тяжелые засовы один за другим с глухим скрежетом входят в железные скобы, прочно запирая дверь снаружи.Пол барака покрывал толстый слой грязи, сквозь который я случайно нащупала ногой металлический прут. Я опустилась на колени и обнаружила, что прут тянется через весь барак, местами совершенно утопая в грязи, а местами на дюйм-другой выступая над ее поверхностью. Очевидно, девушек на ночь приковывают к нему цепями, чтобы, даже решившись на подкоп, они не смогли вырваться за стены барака.Итак, убежать отсюда нет возможности.Запертая в мрачных стенах барака, одна в густой, беспросветной темноте, я почувствовала, как меня начинает охватывать панический ужас.Я судорожно принялась ощупывать бревенчатые стены барака и, отыскав дверь, изо всех сил забарабанила в нее кулаками.— Юта! — закричала я, захлебываясь слезами. — Открой! Выпусти меня отсюда!Снаружи не доносилось ни звука.Я разрыдалась и обессиленно опустилась на земляной пол, подтянув согнутые колени к груди и уперев в них подбородок. Я чувствовала себя одинокой и несчастной. Железный ошейник был таким холодным и тесным!Откуда-то из темноты до меня донесся писк крохотного полевого урта. Я невольно вскрикнула. Постоянно мечтая об улучшении своего положения, я получила только ухудшение его.Я сидела в темноте совершенно одна, с отвращением ощущая обволакивающий меня тончайший терпковатый запах духов…
***
Юта не проявляла ко мне особой жестокости, как я того ожидала. Она обращалась со мной строго, но справедливо, как со всеми остальными девушками, находившимися у нее в подчинении. Можно было даже подумать, что это не я ее предала, выдав наемникам Хаакона.Мне приходилось много работать, однако нельзя сказать, что я была загружена больше остальных. Юта просто не позволяла мне отлынивать от дел, как и любой другой девушке.Когда я открыла, что она не старается мне отомстить за мое предательство, я, откровенно говоря, даже начала испытывать некоторое раздражение от того, что она не отдает мне никакого предпочтения перед остальными невольницами. Как бы там ни было, мы знали друг друга уже много месяцев, познакомившись еще в то время, когда Тарго только направлялся в Лаурис. Она обязана была принимать это во внимание. Я не была для Юты незнакомкой, как все остальные. Однако несмотря на это, она ничем не выделяла меня среди прочих невольниц.Мало того, я заметила, что с девушками, пытавшимися снискать ее расположение, она обращалась с подчеркнутой холодностью. Она никого не подпускала к себе и даже во время еды или коротких минут отдыха держалась отдельно от всех остальных, за исключением того времени, когда нас приковывали на ночь общей цепью.Мы уважали ее и побаивались. Мы всегда выполняли то, что она требовала. Она представляла собой для нас власть и силу стоящих за ней мужчин. И все же мы не любили ее, поскольку она стояла над всеми нами надсмотрщицей. Нам было приятно, что она не отдает никому предпочтения в ущерб остальным невольницам, но, с другой стороны, каждую из нас раздражало, что именно она не пользуется у Юты никакими привилегиями по сравнению с кем-то другим. По крайней мере, меня-то уж она могла бы как-то выделить среди остальных! Все-таки мы не первый месяц знакомы и раньше даже были подругами. Ничуть не бывало: она обращалась со мной точно так же, как с девчонками, которых впервые увидела уже в этом бараке! Было от чего разозлиться.Когда удавалось, я, конечно, старалась увильнуть от работы или делала вид, будто усердно тружусь, предоставляя другим поработать за меня. Юта не могла наблюдать за мной постоянно.Тем не менее один раз она поймала меня, обнаружив плохо вычищенный медный таз, который я во время работы на кухне, вместо того чтобы отдраить песком, засунула в гору чистой посуды. Юта приказала мне взять этот оставшийся жирным таз и повела с собой. Мы остановились у длинного шеста, укрепленного в горизонтальном положении на двух деревянных опорах. Помню, когда я впервые его увидела, я решила, что он предназначен для просушивания мяса. Меня еще удивило, что как раз под центральной частью шеста в землю был глубоко вкопан невысокий каменный столб, в верхней части которого было прикреплено большое железное кольцо.Я стояла у шеста, неловко переминаясь с ноги на ногу и держа в руках грязный медный таз.— Провинившуюся девушку привязывают к этому шесту за руки, а наброшенную ей на ноги веревку прикрепляют к железному кольцу, так что она не может даже пошевелиться, — пояснила Юта. — После этого ее наказывают плетьми или просто оставляют повисеть, пока она не наберется ума-разума.Я почувствовала, как все внутри меня похолодело.— Надеюсь, ты все поняла, Эли-нор, — сказала Юта. — Теперь можешь идти.Я поскорее отправилась на кухню и вычистила таз до блеска. После этого я редко увиливала от работы, стараясь выполнять все, как нужно. Мне вовсе не хотелось испробовать на себе все имеющиеся в лагере приспособления для наказаний.Только впоследствии я поняла, что Юта просто не захотела в тот раз подвергать меня избиению плетьми.Тарнсмены тем временем были заняты своим делом. Почти ежедневно, а то и на несколько дней кряду они отправлялись в полет — грабить караваны торговцев, деревни и уводить в рабство всех, кто попадется им под руку. С их отлетом в лагере воцарялась тишина. Девушки встречали возвращающихся из полета воинов радостными криками и бежали к центральной части лагерной стоянки, где тарнсмены сажали на землю своих птиц.Сама я никогда не выказывала подобного ликования, однако также ощущала некоторое волнение, наблюдая за возвращающимися воинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56