— Красиво, — прошептала я.Лицо Ены осветилось довольной улыбкой.— Ты умеешь читать? — спросила она.— Нет, — призналась я.Она коснулась рукой невольничьего клейма.— Это выполненная курсивом первая буква названия города Трева, — пояснила она.— Очень красивое клеймо, — похвалила я.— Мне тоже оно нравится, — призналась Ена.Она окинула меня мимолетным изучающим взглядом и неожиданно приняла позу рабыни для наслаждений.Я не смогла сдержать своего восхищения.— Мне кажется, оно только подчеркивает мою красоту, — заметила Ена. — Ты не находишь?— Да! Да! — воскликнула я.В глубине души я надеялась — хотя не желала в том себе признаваться, — что клеймо у меня на теле выглядит не менее привлекательно.Ена пошире распахнула свое одеяние, любуясь темнеющей у нее на бедре отметиной.Она взглянула на меня и рассмеялась.— Это клеймо поставил на мне мужчина!Я улыбнулась в ответ, но тут же почувствовала глубокое раздражение. Какое право имеют эти грубые существа ставить свое клеймо на наши тела? Надевать на нас свои ошейники? Разве справедливо утвердившееся на Горе право сильного по своему желанию и усмотрению отмечать тех, кто слабее его?Я почувствовала, как меня снова захлестывает злость и ощущение своей полной беспомощности. Я испытывала ненависть к человеку, державшему меня в своем лагере бесправной пленницей. Мне захотелось побольше узнать о моем похитителе, чей ошейник мне придется принять на завтрашней церемонии.— Говорят, — заметила я, — что у Раска из Трева большой аппетит на женщин. Что он коллекционирует свои победы над ними и относится к своим жертвам с презрением.— Он нас любит, — рассмеялась Ена. — Это верно.— Но ведь он нас презирает! — воскликнула я, чувствуя, как в этом крике выплескивается все переполнявшее меня отчаяние, возмущение и бессильная ярость.— Раcк из Трева — мужчина, воин, — пожала плечами старшая невольница.-Такие, как он, нередко рассматривают женщин всего лишь как объект охоты и удовольствий.— Но это оскорбительно! — не выдержала я. Ена опустилась рядом со мной на пол, откинулась на пятки и весело рассмеялась.— Возможно, — согласилась она.— Меня такое обращение не устраивает! — воскликнула я.— Бедная маленькая кейджера! — улыбнулась Ена.Злость и разочарование навалились на меня с новой силой. Я не желала быть просто объектом чьих-то сексуальных притязаний! Но завтра… завтра мне на шею наденут какую-то дурацкую железку. Чем еще может быть девушка, носящая ошейник, как не вещью, как не предметом, которым можно распоряжаться по своему усмотрению?!— Я ненавижу мужчин! — упрямо воскликнула я. Ена посмотрела на меня с иронией.— Интересно, — задумчиво произнесла она, — понравишься ли ты Раску из Трева?Она отстегнула булавку, удерживавшую у меня на плече нехитрое одеяние, и сбросила мое покрывало на пол.— Может, и понравишься, — подняла она брови.— А я не хочу ему нравиться! — закричала я.— Он заставит тебя захотеть, — со знанием дела сказала старшая невольница. — Ты будешь отчаянно стараться ему понравиться, вот только не знаю, насколько тебе это удастся. Раcк настоящий воин. У него было много женщин, и еще больше претенденток добиваются его внимания. Он большой знаток женщин, и поэтому угодить ему очень трудно. Думаю, тебе не удастся ему понравиться.— Если я захочу — удастся! — заверила я кейджерону.— Может быть… — с сомнением пожала она плечами.— Но я этого не хочу! Я буду оказывать ему сопротивление… Я буду бороться. Ему не добиться от меня покорности! Ему меня не приручить!Ена не сводила с меня внимательных глаз.— Во мне нет слабостей, свойственных остальным женщинам, — сказала я, вспомнив Вьерну с ее разбойницами, Ингу, Рену и Юту. — Все женщины слабы. Но я — не такая, как все. Я сильная и гордая.— Непокорности тебе не занимать, — согласилась Ена. Я хмуро посмотрела на нее.— А теперь давай-ка спать, — сказала она, поднимаясь на ноги, чтобы погасить освещавший палатку медный светильник.— Почему так рано? — спросила я.— Потому что утром ты должна выглядеть свежей и привлекательной. Завтра на тебя наденут ошейник.Я улеглась, но вскоре опять нетерпеливо приподнялась на локте.— А разве на ночь на меня не будут надевать цепи? — удивилась я.— Нет, — донесся до меня из темноты голос старшей невольницы. — Ты и так не убежишь.Я натянула на себя толстую мягкую шкуру ларла и долго лежала, сжимая от злости кулаки и глотая подступающие к горлу слезы.Наконец я опять не выдержала.— Ена, — позвала я старшую невольницу. — Вот вы — уже давно рабыня. Неужели вы не испытываете ненависти к мужчинам?— Нет, — ответила она.Меня снова захлестнула волна глухой обиды.— Я нахожу мужчин волнующими, — продолжала старшая невольница. — Очень часто мне хочется отдать им всю себя, отдать все, что у меня есть.Я с ужасом слушала ее слова. Как она может так говорить? Неужели у нее нет никакой гордости? Если ей и приходят в голову такие чудовищные мысли, что само по себе уже просто неприлично, она должна хранить в полной тайне этот унижающий чувство собственного достоинства каждой женщины недостаток!Уж я-то, по крайней мере, искренне ненавижу мужчин. Им не добиться моего расположения!Но завтра… завтра я буду принадлежать одному из них! Он будет владеть мной, согласно всем законам этой чудовищной планеты! Он будет приказывать мне, а я — выполнять все его желания.И главное — мне никуда отсюда не деться!На меня не надели на ночь цепей, но это ничего не меняло: я была надежно заперта, замурована в этом лагере, обнесенном высоким частоколом.“Тебе не убежать”, — сказала Ена.Она права.Завтра на меня, Элеонору Бринтон, наденут ошейник. Впервые за все время моего пребывания на Горе я буду носить на шее узкую полоску металла, официально объявляющую меня чьей-то собственностью!“Ты очень хорошенькая”, — заметила Ена.
***
Обнаженная, я стояла на коленях на устилающем пол палатки толстом мягком ковре. Я была умыта, волосы у меня — тщательно причесаны. Молодая невольница, державшая в руках маленький флакончик, украшенный изящным горианским орнаментом, снова омочила пальцы в ароматной, с терпковатым запахом туалетной воде и помазала ею у меня за ушами.Остальные стоящие рядом с Еной девушки, их было трое, не сводили с меня критического взгляда. Одна из них наклонилась и — в который уже раз — принялась поправлять мне волосы.— Да она уже причесана! — рассмеялась вторая девушка.— Неужели ты не волнуешься, Эли-нор? — удивилась молодая невольница. Я промолчала.— Ты хорошо помнишь, что тебе нужно делать на церемонии? — спросила Ена.Я кивнула.Меня занимали совсем другие мысли.Не может быть, чтобы все происходящее вокруг меня было реальностью! Чтобы я, Элеонора Бринтон, стояла сейчас на коленях в этой палатке, затерянной в бесконечных просторах дикой, варварской планеты, готовясь принять невольничий ошейник!Одна из девушек подбежала к пологу палатки, откинула его и выглянула наружу. Там уже толпились в ожидании церемонии воины и рабыни.Светило солнце. Легкий ветерок неторопливо перебирал листья деревьев.Я ощутила тревогу и, чтобы отвлечься, стала принюхиваться к обволакивающему меня запаху туалетной воды, напоминающему нежнейшие французские духи. Запах был изумительным. Никогда прежде на Земле я, считавшая себя знатоком в парфюмерии, не встречала ничего равного по утонченной изысканности этой ароматической жидкости, которой надушили меня, простую рабыню, представительницы этого варварского мира! Тут было чему удивляться!Однако избавиться от беспокойства мне не удалось.Стоя на коленях на толстом ковре, я ждала. Прошло, наверное, не меньше четверти часа.— Может быть, он не станет надевать на нее ошейник сегодня? — высказала предположение одна из невольниц.Вдруг выглядывавшая из-за отброшенного полога палатки девушка обернулась и взволнованно замахала рукой.— Приготовьте ее! — прошептала она. — Скорее!— Встань! — приказала Ена.Я поднялась на ноги… и застыла от изумления.Девушки вытащили из плотного чехла длинное, с капюшоном, восхитительное одеяние из тончайшего, переливающегося всеми оттенками алого шелка.Одна из невольниц поспешно подошла, накинула мне на волосы тонкую сеточку и подобрала их к затылку, закрепив длинными шпильками. Эти шпильки, я знала, должен будет вытащить у меня из волос сам Раcк.Девушки набросили шелковое одеяние мне на плечи. Оно напоминало легчайший, невесомый плащ с прорезями для рук, но без рукавов. Капюшон надевать на голову мне не стали.— Заведи руки за спину, — распорядилась Ена; она принесла откуда-то узкий кожаный ремень, усыпанный драгоценными камнями.Я послушно выполнила приказ и почувствовала, как руки у меня за спиной связали — не крепко, не для того, чтобы по-настоящему обезопасить невольницу.После этого Ена кивнула молодой невольнице с флаконом, отделанным изящным горианским орнаментом. Девушка снова омочила пальцы в ароматической жидкости и коснулась ими у меня за ушами и на груди. Я с новой силой почувствовала терпковатый, изысканный запах туалетной воды.Сердце у меня тревожно забилось.Тут ко мне опять подошла Ена. В руках у нее была длинная грубая веревка — самая обычная, какие применяются, например, для установки лагерных палаток. Ена приподняла мне волосы и завязала конец веревки у меня на шее, довольно туго. Большой узел у меня под подбородком мешал дышать и говорить. Странно, подумалось мне: руки у меня связаны усеянным драгоценными каменьями ремнем, а вести меня будут за наброшенную на шею грубую веревку!— Ты хорошенькая, — одобрительно заметила Ена.— Хорошенькое животное на поводке! — проворчала я.— Да, животное, — подтвердила Ена. — Но животное очень и очень привлекательное!Я с ужасом посмотрела ла нее, но тут же поняла, что она совершенно права: я, Элеонора Бринтон, действительно мало чем отличалась от какого-нибудь животного, поскольку была всего лишь рабыней. Нет поэтому ничего удивительного в том, что ее и ведут за собой на грубой, обтрепанной веревке, которой наверняка стреноживали прежде на ночь толстого боска или вечно грязного, ленивого верра.Я закусила губу и отвернулась.Ена накинула мне на голову прозрачный капюшон.— Они готовы! — взволнованным шепотом сообщила выглядывающая из палатки девушка.— Выводите ее! — приказала Ена.Девушки взяли у нее из рук веревку и повели за собой. К нам присоединились несколько находившихся у палатки мужчин и невольниц.Меня подвели к небольшой площадке, расчищенной у шатра Раска из Трева. Он дожидался, прогуливаясь у откинутого полога. Меня поставили прямо перед ним. Я с трудом подняла на него испуганный взгляд.Некоторое время мы молча смотрели друг на друга.— Развяжите веревку, — распорядился наконец Раск.Шедшая позади меня Ена развязала давивший мне горло узел и отдала веревку одной из сопровождавших меня девушек.Я стояла перед Раском со связанными за спиной руками, в прозрачном шелковом одеянии и в скрывавшем мои волосы капюшоне.— Развяжите ей руки, — приказал Раск.Он вытащил из-за пояса жесткий, грубой выделки ремень, которым тарнсмены обычно связывают своих пленниц. Он не был украшен драгоценными каменьями.Ена развязала мне руки.Мы с Раском продолжали смотреть друг на друга.Он медленно подошел ко мне и откинул удерживающий мои волосы прозрачный капюшон. Я стояла не шевелясь, выпрямив спину.Неторопливо, одну за другой он вытащил четыре шпильки, закалывающие у меня на волосах тонкую сеточку, и отдал их стоящей рядом девушке.Освободившись от неволи, волосы густым каскадом хлынули мне на спину и разметались по плечам. Ко мне тут же подскочила молоденькая невольница и быстро расчесала их деревянным гребнем.— Она хорошенькая, — долетели до меня слова обменивавшихся впечатлениями невольниц.Раcк отошел от меня на пару шагов и остановился, все так же не спуская с меня глаз.— Снимите с нее накидку, — распорядился он.Ена распахнула на мне полы накидки, и алые шелка скользнули к моим ногам.Девушки из рядов зрителей от восхищения затаили дыхание. Некоторые из воинов в знак одобрения ударили древками своих копий о щиты.— Подойди ко мне, — приказал Раcк из Трева.Мы стояли друг против друга: он — с мечом на поясе и грубым кожаным ремнем в руке, и я — полностью обнаженная по его приказу.— Подчинись мне! — потребовал он.Я не могла, не в силах была выразить какого-либо неповиновения.Я опустилась перед ним на колени, низко склонила голову и протянула к нему руки, скрещенные в запястьях.Ясным, громким голосом я произнесла:— Я, мисс Элеонора Бринтон из Нью-Йорка, выказываю свое полное повиновение воину Раску Рариусу из славного города Трева и признаю себя его рабыней. Из его рук я принимаю даруемую мне жизнь и имя и отдаю себя в его полное распоряжение.Внезапно я почувствовала, как кожаный ремень стягивает мне запястья. Я машинально потянула руки к себе, но они уже были связаны!За какое-то мгновение запястья у меня оказались туго перехваченными ремнем, затянутым умелой рукой воина-тарнсмена! Я в страхе подняла на него глаза.Раcк взял из рук стоящего рядом воина отливающий металлическим блеском предмет, в котором я узнала разомкнутый с одной стороны железный невольничий ошейник.Он протянул его ко мне.— Прочти, что здесь написано, — потребовал он.— Я не могу, — пробормотала я. — Я не умею читать.— Она неграмотная, — подтвердила Ена.— Дикарка! — услышала я короткий презрительный смешок какой-то невольницы.Я почувствовала себя пристыженной. Я смотрела на узкую полоску металла, по центральной части которой бежала выгравированная курсивом надпись, но не могла ничего разобрать.— Прочти ей, — протянул Раск ошейник Ене.— Здесь написано, — прочла Ена: — “Я являюсь собственностью Раска из Трева”. Я молчала.— Ты все поняла? — спросила старшая невольница.— Да, — ответила я. — Поняла.Раск завел мне за шею обе соединенные перемычкой половинки железного ошейника, но не торопился их защелкивать. Он стоял, пристально глядя мне в лицо. Наши глаза встретились. Его взгляд был твердым и суровым, мой же — молил о пощаде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56