Гудуйа спал не раздеваясь. Проснулся он чуть свет, осторожно, чтобы не заскрипела кровать, присел и окинул спящих заботливым взглядом. Потом тихо взял сапоги и крадучись вышел в коридор. Ни Бондо, ни Цисана даже не шелохнулись.
На дворе было темно. В бараках все еще спали. Собака ждала Гудуйа у ступенек. Они быстро обогнули барак и поспешили к каналу, Гудуйа хотел добраться к экскаватору до прихода Учи, чтобы залить горючее и масло.
На деревьях просыпались птицы. Слышалось хлопанье крыльев, шелест листвы. Гудуйа шел по тропинке. Собака по обыкновению трусила впереди, обнюхивая траву и кустарники и поминутно оглядывалась назад. Оглянется, удостоверится, что хозяин следует за ней, повиляет хвостом от умиления и снова затрусит вперед. Собака боялась, что хозяин может оставить ее, и поэтому ни на шаг не отходила от него. Спала она под крыльцом барака, а в течение дня сопровождала Гудуйа повсюду, куда бы он ни пошел.
Гудуйа еще издали заслышал лязг и грохот экскаватора. «Обогнал»,— сокрушенно вздохнул он и улыбнулся, радуясь Учиной сноровке.
Гудуйа прибавил шагу. Лязг экскаватора подстегнул и собаку.
Эту тропинку протоптал Гудуйа. Несколько раз на дню ходил он по ней взад и вперед: от барака к каналу, от канала к столовой, потом опять к каналу и снова к бараку. Все здесь было знакомо Гудуйа, и, случись нужда, он мог с закрытыми глазами без помех пройти этот путь.
Лес был темный, как все леса в болотистой Колхидской низменности, шумный, неспокойный, полный зверей и птиц, еще более сумрачный и опасный в пору дождей и гроз. В непогоду штормовой ветер налетал на лес. Деревья шумели и стонали, кустарник разбойно свистел, гром взрывался, молния зловеще освещала всю эту сумятицу. Шум леса сливался с ревом моря. Море выходило из берегов, бешено врывалось в лес и с грохотом разбивалось о деревья.
Раньше Гудуйа, взбудораженный непогодой, выходил, бывало, из своей хижины и долго стоял там. Дождь и ветер секли его лицо, молния озаряла кряжистую фигуру. «Ого-го! Ого-го! Ого-го!» — громовым голосом выводил Гудуйа, словно подпевая мощному хору обретших речь леса, дождя, ветра, грома и моря.
Тихий лес и спокойное море умиротворяли взбаламученную душу Гудуйа. Вот и сейчас пробуждающийся ото сна лес блестел и переливался всеми цветами радуги под еще робкими лучами восходящего солнца. Тишину нарушали лишь негромкое пение, чириканье и свист птиц, будто прочищающих горло.
Гудуйа уверенно шагал по своей тропинке, задевая широченными плечами деревья, покрытые мхом и лишайником, кусты и камыши, норовящие перебежать ему дорогу. Шагая но безбрежной зелени и вдыхая всей грудью утреннюю прохладу, он чувствовал, как вливается в его легкие этот родной, привычный, но всегда новый и животворящий воздух. На его плечи и голову щедро осыпалась роса, возвращая ему силу и жажду деятельности.
Наконец он вышел на опушку леса. Вдали завиднелись канал и У чин экскаватор.
Постепенно оттаивала и смягчалась душа Гудуйа, шаг за шагом слетали запоры с его замкнутого сердца, свет все чаще освещал его сумрачные глаза. Улыбка прогоняла с лица хмурую тучу, возвращая ему ясность. Вот и сейчас, стоило Уче помахать ему рукой, как улыбка тронула жесткие губы старика.
— Как там Бондо, дедушка Гудуйа? — стараясь перекричать грохот экскаватора, спрашивал из кабины Уча.
— Все в порядке. Жар спал,— отвечал Гудуйа.
Собака по-прежнему трусила впереди, Гудуйа, весь омытый росой, шел за ней размашисто и твердо.
Уча выключил двигатель и по пояс высунулся из кабины, с улыбкой ожидая их приближения.
— Так какая же у него температура?
— Вся вышла. Он поужинал и сразу заснул. Та девушка сказала, что озноб больше не повторится.
— Откуда ей знать,— засмеялся Уча.— А может, и вправду не повторится, дай-то бог. Знаешь, дедушка, к нам скоро вагончики привезут. Прямо здесь и будем жить, чтобы зря не бегать туда и обратно. И драгеры станут бригадой работать. У нашего экскаватора больше ни минуты простоя не будет — целые сутки в работе.— И, чтобы Гудуйа не спросил, кому первому пришла в голову эта мысль, торопливо закончил: — Так в управлении решили.
— Умно придумано! — крикнул снизу Гудуйа.— Только где же столько драгеров-то взять?
— Мы трактористов из МТС обучим! — крикнул Уча, включая двигатель. Потом, возбужденный и радостный, затянул свою любимую песню:
Воу, нана, я иду в Корати, Вечный искатель дорог, Безземельный и бездомный, Имеющий лишь луну и солнце...
Вечером в коратском клубе собрались драгеры со своими подручными. Собрание единодушно одобрило идею о сменной работе бригад.
Лонгинозу Ломджария поручили завербовать трактористов в Хобской, Сенакской и Абашской МТС, с тем чтобы обучить их на драгеров и создать четырехсменные бригады.
— Это дело, настоящую цену которому мы еще не знаем,
сказал в своем выступлении Антон Бачилс. Я убежден, что результат не заставит себя долго ждать. Это же здорово, что экскаватор не будет простаивать ни одной минуты. От такой идеи даже Алексей Стаханов пришел бы в восторг... Я беру на себя обязательство подготовить трех драгеров в два месяца,— обратился Антон к председателю собрания Кочойа Коршиа.
Нам обещали еще два новых экскаватора, Антон,— сказал Важа Джапаридзе, — К тому времени у нас уже будет десять бригад драгеров. Вот когда закипит работа на канале. Мы сможем закончить прокладку канала значительно рань ше срока. Потом экскаваторы можно будет перебросить на рытье других каналов, а высвободившихся рабочих направить на корчевку леса.
Васо Брегвадзе не смог присутствовать на собрании из- за болей в пояснице. Дорого обошлась работа в две смены старому инженеру. Васо переживал, что не может пойти на собрание, и в ожидании товарищей беспокойно ворочался в постели.
После собрания к Васо заглянули Уча и Важа Джапаридзе. Они подробно рассказали ему, с каким воодушевлением и подъемом прошло обсуждение Учиной инициативы.
Обычно скупой на похвалу, Брегвадзе с таким жаром и воодушевлением расхваливал его предложение что привел юношу в крайнее смущение Потом Уча с Важен пошли проведать Бондо.
Приступ лихорадки у Бондо не повторился. Но Цисана по опыту Антона знавшая, что лихорадка может напомнить о себе через день, в Поти не поехала, решив побыть с больным еще дня два.
— Это здорово, что ты осталась,— обрадовался Уча,— завтра приступ может повториться. Лихорадка так легко не отступится. Бондо нужен нам позарез, надо поставить его на ноги.
— Лихорадка ко мне больше не сунется. Цисана ее заговорила,— шутил Бондо —Завтра я уже надеюсь встать Я и сегодня хотел попробовать но мне Цисана запретила. Да не во время меня скрутило.
— И правильно, что запретила. Укол тебе сегодня делали?
— Сделали. Вот увидите, завтра я встану.
Порешили на том, что если завтра приступ не повторится,
Бондо выйдет работать во вторую смену, а Цисана вернется в Поти
На следующий день действительно обошлось без нового приступа.
Бондо подсадил Цисану на грузовик направлявшийся в Поти а сам поспешил к экскаватору
Лонгиноз Ломджария без промедления пустился в путь на своем мотоцикле. Объездив все близлежащие районные МТС, он через неделю вернулся в Корати с десятью трактористами. Еще шесть должны были прибыть со дня на день.
— Как это ты ухитрился обернуться в столь краткий срок да еще и шестнадцать трактористов уговорить? — изумился Тариэл Карда.— Это ведь целая армия.
— Кого заработки соблазнили, а кто ради земли и дома согласился троих к нам райком направил. Все очень просто.
— Как же, просто! Для тебя нет ничего невозможного, дорогой Лонгиноз
Возможное каждому дураку по плечу. Все дело как раз в том, чтобы сделать невозможное...
Вскоре прибыли шестеро трактористов. Их вместе с товарищами распределили по участкам и закрепили за драгерами. Драгерам же и поручили составить бригады сразу после переподготовки вновь прибывших.
Когда Цисана возвратилась на опытную станцию, Ция была уже в теплице. Не позавтракав и не переодевшись, Цисана тут же побежала на поиски подруги.
— Ой, ты уже вернулась? — всплеснула руками Ция, но в глазах ее застыл невысказанный вопрос.
— Как видишь! Бондо в полном порядке, и мне там больше было нечего делать, хитро улыбнулась Цисана.— Уколы хинина — просто чудо. Всего три укола и лихорадку как рукой сняло.
Подруги присели на корточки и стали рыхлить землю под апельсиновым деревцем.
— Ты позавтракала? — спросила Ция.
— Нет. Совсем есть не хочется. И потом, я хотела побыстрее рассказать о Бондо.
— Зачем было так торопиться? — с деланным равнодушием протянула Ция.
— А тебя разве не интересовало его состояние? — Цисана посмотрела в глаза подруге.
— Отчего же нет? Болезни я и врагу не пожелаю.
- Какой он парень! Больной, измученный, с температурой, а все — загляденье. За что ты его отвергла, ума не при ложу.
— Никого я не отвергала. С какой бы стати?
— Представляешь, какая у него выдержка: ни разу о тебе не спросил.
— Было бы что спрашивать,— с показным безразличием сказала Ция.
— Он, видно очень тебя любит Оттого и не спросил.
— Отчего же не спросить, если и впрямь любит?
— Ничего ты не понимаешь. Именно потому и не спросил, что любит.
— Тебе показалось, Цисана.
— Не беспокойся, от меня ничего не укроется.
Хоть бы он не любил меня,— печально проговорила
Ция.
— Тебе его жаль, да?
— Очень.
Некоторое время они молча перебирали землю пальцами.
— Знаешь, Уча тут же раздобыл ампулы хинина и фельдшерицу привел.
— У Учи доброе сердце.
— И Бондо мне показался очень добрым
— Может быть, но Уча гораздо добрее.
— Другой бы на его месте пальцем о палец не ударил.
— Уча очень добрый,— повторила Ция.— Иди позавтракай и переоденься. Небось устала с дороги,— попыталась Ция перевести разговор на другое.
— Я не голодна,— сказала Цисана.— И совершенно не устала. Бондо меня на грузовик подсадил. Нет не могу понять, чем он тебе не понравился.
— Он не плохой... Но я полюбила Учу,— сказала Ция.— Если бы не Уча, я бы, наверное, за Бондо пошла.
— У человека душа — потемки,— задумчиво произнесла Цисана.— «Если бы не Уча...» — повторила он Циины слова.— Как странно, случайная встреча одним махом может изменить судьбу человека. Уча тебе с первого взгляда понравился?
Ради бога, не спрашивай, Цисана, ладно? попросила
Ция.
Ну скажи, пожалуйста И что ты в нем такого увидела?
Он мне сразу понравился. И ничего в нем вроде нет особенного. Но он мне понравился. Нет, нет... Просто я полюбила его. С первого взгляда.
Ты только не обижайся, но внешне Бондо гораздо интереснее Учи.
— Может быть. Понимаешь, я и сама не знаю, чем мне понравился Уча. Это очень трудно объяснить Они совершенно разные.
— Вот и со мной случилось то же. Я очень многим нравилась в деревне. И мне вроде бы некоторые по душе были. Но появился Антон — и на тебе, влюбилась, и все. Наверное, так оно и бывает.
— Да, так и бывает,— отозвалась Ция.
— Такова, видно, женская доля.
— Давай не будем больше об этом говорить.
— И все-таки мне жаль Бондо,— сказала Цисана.
— Иди, Цисана,— попросила Ция Ей вдруг захотелось плакать.
Я побегу переоденусь, — сказала Цисана и побежала к бараку
Оставшись одна, Ция так и не смогла избавиться от мыслей о Бондо. «После демобилизации он мог уехать в Тбилиси. Но он приехал сюда. Ради меня приехал. Приехал и ни разу не пришел повидаться. Хорошо сделал, что не пришел... Он так хотел поступить в институт, но бросил все и приехал сюда, ко мне. Ради меня махнул рукой на учебу. А ведь он так хотел учиться... Он мог жить в Тбилиси, но приехал сюда. Хорошо, что он не спрашивал обо мне, хорошо, что не пришел повидаться...»
Ей было жаль Бондо, потому она и думала о нем. Но даже думать Бондо казалось ей предательством по отношению к Уче. Ведь она любит Учу, очень любит. Надо навсегда запретить себе даже думать о Бондо. Руки у нее опустились, работа не ладилась. Уставившись в одну точку, Ция бессмысленно стояла посреди теплицы. Потом, отряхнув платье, выбежала во двор станции. Выбежала, как бы испугавшись, что мысли о Бондо последуют за ней.
В седьмой теплице работали ее подруги, и Ция сразу направилась к ним. С подругами легче ни о чем не думать. И ни о ком. Ни об Уче, ни о Бондо. «И чем же я провинилась перед Бондо? Я никогда его не любила. И никаких обещаний ему не давала. Нет, нет, совесть моя чиста, я ни в чем не повинна. Но почему я думаю о нем? Почему? И почему я за него беспокоюсь? »
...Восемьдесят процентов всего объема работ на трассе вы подняли с помощью экскаваторов. Стройке полагалось по норме двадцать экскаваторов, но их было всего лишь двенадцать. Поэтому с таким интересом отнеслась вся стройка к идее круглосуточной четырехсменной работы бригад драгеров.
Больше всех была довольна Галина Аркадьевна. Ведь Учу на стройку привел Андро Гангия. И не только привел, но и направил на экскаватор. Галина Аркадьевна часто навещала Учу и Бондо и с удовольствием наблюдала, с какой ответственностью обучают они трактористов Дзуку Цулая и Буху Хурция, привезенных на стройку Лонгинозом Ломджария. И ребята, поощренные заботой и вниманием своих учителей, старались изо всех сил, чтобы как можно лучше освоить тяжелую и нужную работу драгера.
У драгеров на стройке были две основные задачи: прорыть каналы и насыпать дамбы на Риони, Циви, Хобисцкали, Техуре, Абаше и Ногеле.
Каналы были призваны осушить болота, а дамбы — обуздать реки. На некоторых участках уровень воды в реках был ниже осушаемых земель, а это наряду с наводнениями способствовало заболачиванию почвы. Поэтому дамбы здесь насыпались повыше.
Строительство дамб на реках началось уже давно, и опыта драгерам было не занимать. Даже там, где возведение дамб не было закончено, наводнения уже не грозили опасностью,— дамбы насыпались далеко от русла рек по обе стороны. Вот почему основное внимание уделялось прорытию каналов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51