А пламя, уже пожиравшее его, поднялось еще выше и охватило голову и волосы. Глухо застонав, он рухнул на пол, и в последние мгновения жизни перед ним промелькнули картины и образы, струившиеся из глаз стоявшей перед ним огненной девушки. Он увидел Хейд и Солейберт – совсем еще маленьких девочек, игравших под снисходительными взглядами своих матерей; увидел лорда Джеймса, гулявшего по лугам Сикреста; увидел Тристана, поднимавшего чашу за здоровье обитателей Гринли; и еще он видел Фаро, Николаса и Берти с золотой подвеской на груди, а также Минерву в тот момент, когда она сжимала его запястье и призывала на его голову гнев древних богов.
Тело Найджела еще долго корчилось на полу зала, хотя сердце его уже давно остановилось. А Хейд, стоявшая над ним, пристально вглядывалась в пламя, пожиравшее его.
Глава 29
Сидя на могучем коне Тристана, они уносились все дальше от Сикреста, и прохладный ночной воздух свистел и гудел у них в ушах. Обнимая Хейд за талию, Тристан то и дело побуждал коня мчаться быстрее, а девушка по-прежнему молчала – с того момента, как она отправила Найджела в ад, она не произнесла ни слова, хотя и не теряла сознания.
Луна, еще две ночи назад Полная и серебристая, теперь шла на убыль; она уныло висела над чернеющим лесом, поглотившим дорогу впереди. Когда они въехали в лес, Тристан придержал коня и пустил его рысью, потом – шагом. Тени причудливым кружевом лежали на дороге, и ласковый шепот листвы временами заглушался ночным бормотанием ручья.
Наконец Тристан остановил коня и, осторожно придерживая Хейд, спрыгнул на землю. Когда же он подхватил девушку на руки, она показалась ему совсем невесомой, почти воздушной. И она по-прежнему молчала, хотя глаза ее были открыты.
Осмотревшись, Тристан пошел в глубину леса, подальше от дороги, и конь послушно последовал за ним. Вскоре он вышел на небольшую прогалину на склоне холма. Опустившись на колени, Тристан с предельной осторожностью уложил Хейд на мягкую траву. Он вглядывался в ее бледное лицо, а она, словно не замечая его, смотрела куда-то во тьму у него за спиной. И постоянно вздрагивала.
– Хейд… – тихонько позвал он. – Хейд, любовь моя!..
Он усадил ее, прислонив спиной к широкому стволу старого бука. Потом, взяв за подбородок, заглянул ей в глаза.
– Дорогая, я отойду ненадолго. Хочу развести костер. Я не уйду далеко. Ты сможешь меня видеть.
Хейд снова вздрогнула и заморгала – словно только что проснулась.
– Моя фея, ты слышишь меня? Мне надо развести костер.
Она опять заморгала, потом едва заметно кивнула.
Тристан ласково улыбнулся ей и провел ладонью по ее щеке. Затем поднялся на ноги и отправился на поиски сухих веток. Верный своему слову, он ни на миг не терял Хейд из поля зрения. А она по-прежнему сидела у ствола дерева и вздрагивала время от времени. Тристан и прежде наблюдал подобное состояние – у тех своих воинов, кто впервые оказался в бою. Некоторые выходили из этого оцепенения самостоятельно, других же приходилось выводить из него. Но случалось и так, что человек до конца жизни не приходил в себя, и, конечно же, это было самое страшное.
Когда костер разгорелся и прогалина осветилась, Тристан вернулся к Хейд. Сняв пояс и меч, он положил их рядом с деревом, затем, опустившись на колени, склонился над возлюбленной.
– Дорогая, так ведь лучше, верно? Гораздо приятнее, когда светло вокруг. – Он провел пальцем по ее пересохшим губам. – Немного согрелась, да?
Хейд не отвечала, и Тристан тяжело вздохнул. Потом вдруг улыбнулся и, прикоснувшись к разорванному корсажу ее платья, проговорил:
– Боюсь, миледи, что ваш наряд безнадежно испорчен.
Увы, Хейд и сейчас не ответила. И ее молчание все больше его пугало. «Только бы она заговорила, – думал Тристан. – Только бы заговорила…»
Он осторожно провел ладонями по ее рукам, потом чуть приподнял их, чтобы получше рассмотреть в свете костра. И вдруг увидел ужасные синяки и кровоподтеки у нее на запястьях.
– О Господи! – воскликнул Тристан. – Любовь моя, что он сделал с тобой?
Он немного приподнял подол ее юбки и увидел паутину лопнувших сосудиков и синяки на лодыжках – в этих местах ноги были перетянуты веревкой.
Тристан почувствовал, как на глаза его наворачиваются слезы, а в груди зарождаются рыдания. Не в силах более сдерживаться, он склонился к ногам девушки, и на ноги ее пролились его слезы. «А ведь могло случиться и так, что ее отняли бы у меня навсегда», – в ужасе думал Тристан. Он не издавал ни звука, но плакал так, как не плакал со времен детства, когда бродил, одинокий, по улицам Парижа.
О, как же он любил ее!
– Хейд… – произнес он срывающимся голосом. Склонившись к ней, он принялся целовать ее ноги. – Хейд, вернись ко мне! Пожалуйста!..
И тут она наконец-то его услышала. Да-да, услышала! Тристан понял это, когда вдруг почувствовал, что Хейд провела ладонью по его обнаженной шее над кольчугой и туникой. Подняв голову, он увидел, что Хейд улыбается ему.
– Милая, тебе больно? – прошептал он. – Может, надо что-нибудь сделать?..
Она покачала головой и снова погладила его шею. Сердце ее наполнилось любовью, и она вдруг вспомнила их первую встречу, когда она плакала в конюшне Сикреста. Казалось, что с тех пор миновали годы, а ведь прошло не так уж много времени…
– Нет, ничего не надо делать, – ответила Хейд. – Мне не очень больно.
Он взял ее за плечи и заглянул в глаза.
– Дорогая, может быть, тебе холодно? Принести одеяло?
Ночной ветерок и впрямь был прохладный, но Хейд уже не чувствовала холода – вскоре после того как Тристан развел костер, она согрелась. Однако в голову ей пришла одна мысль… Этой ночью она собиралась кое-что предпринять…
Снова улыбнувшись, Хейд ответила:
– Да, принеси, если можно…
Тристан тут же вскочил на ноги и направился к своему коню. Глядя ему вслед, Хейд любовалась его могучей фигурой. Приблизившись к коню', Тристан снял с него шерстяную попону и вдруг замер – будто к чему-то прислушивался. И Хейд тоже услышала какой-то звук.
Вернувшись к ней, Тристан присел возле нее на корточки и, расправив складки попоны, прикрыл ее ноги.
– Слышу, что приближаются всадники, – сказал он тихо. – Думаю, это Фаро и остальные. Они возвращаются в Гринли. Может, хочешь продолжить путь? Присоединимся к ним?
Хейд очень хотелось присутствовать при встрече Берти с Фаро, хотелось видеть встречу Тристана с матерью и братом, а также обнять Минерву и поблагодарить ее за все, сказать ей, как сильно она ее любит. Но она уже твердо решила, что этой ночью останется здесь, на лесной прогалине.
– Ах, не уверена, что сегодня у меня хватит на это сил, – солгала Хейд. – Не остаться ли нам на ночь здесь, если это возможно?
– Хорошо, я скажу им, что мы с тобой задержимся, – ответил Тристан. – Будем отдыхать, сколько ты пожелаешь. – Он провел ладонью по ее щеке. – Дорогая, можно оставить тебя одну ненадолго?
– Да, конечно, – кивнула Хейд.
Она с улыбкой смотрела ему вслед, пока он не скрылся за деревьями. Потом, приподняв попону, осторожно потрогала свои израненные ноги. И вдруг со смехом подбросила попону вверх, и та, сама собой, расправившись, медленно поплыла по воздуху, а затем улеглась неподалеку от костра. Хейд снова рассмеялась и пристально посмотрела на костер. Пламя тотчас же взметнулось к небу, и вокруг стало совсем светло.
Хейд же, осмотревшись, направилась к ручью. Какое-то время она шла вдоль берега, потом остановилась и, чуть помедлив, зашла по щиколотку в воду. Вода оказалась холодная, но необыкновенно приятная, и Хейд тотчас же почувствовала, что ноги у нее уже почти не болят.
Снова осмотревшись, она провела ладонью по волосам, а затем стала раздеваться. Бросив платье и нижнее белье на траву у берега, Хейд зашагала по лунной дорожке, пересекавшей ручей, точно мостик.
Тристан быстро шагал по тропинке, направляясь к прогалине, где оставил Хейд. В одной руке он держал мешок с провизией, а в другой – кожаную бутыль с водой. Тристан только что виделся с Фаро и сказал другу, что присоединится к нему попозже, когда Хейд немного отдохнет и наберется сил.
В какой-то момент ему вдруг показалось, что в лесу стало гораздо светлее, словно небольшой костерок, который он развел, увеличился за время его недолгого отсутствия в несколько раз и превратился в ревущую стену пламени. Да, теперь он уже прекрасно видел это пламя – костер действительно стал больше.
Тристан зашагал еще быстрее, ему ужасно хотелось увидеть Хейд, хотелось услышать ее голос, хотелось целовать ее снова и снова…
Ступив на прогалину, он замер, похолодел… Костер действительно весело потрескивал, и свет его заливал все вокруг. Но Хейд нигде не было, она исчезла. Кожаная бутыль и мешок с едой выпали у него из рук. Рванувшись к ручью, он громко закричал:
– Хейд, где ты?! Хейд, ты меня слышишь?
Уже приближаясь к ручью, Тристан увидел мерцание воды между деревьями, и ему вдруг представилось, что Хейд, возможно, оступилась и упала в воду, возможно, ударилась о камни головой и теперь… О Боже, неужели он найдет сейчас ее бездыханное тело?!
– Хейд, отзовись! – снова закричал Тристан.
Остановившись у берега, он осмотрелся и вдруг заметил на траве, у самой воды, кучу грязного тряпья. Вроде бы ее одежда… Но где же сама Хейд?
Тристан поднял голову – и у него перехватило дыхание.
Хейд стояла в ручье совершенно обнаженная, и ее длинные волосы, потемневшие от воды, струились по плечам. И при этом казалось, что все тело ее излучает свет, чудесное серебристое сияние.
Не в силах вымолвить ни слова, Тристан любовался стоявшей перед ним обнаженной красавицей. А она, не замечая его, изредка наклонялась, чтобы плеснуть на себя немного воды. Вода тоненькими ручейками стекала по ее телу, а оставшиеся капельки сверкали, словно бриллианты.
Наконец она повернулась к Тристану и улыбнулась ему – улыбнулась так, как будто звала к себе.
Из груди Тристана вырвался хриплый стон, похожий на рычание дикого зверя. Он с плеском прыгнул в ручей, и холодная вода фонтанами взметнулась из-под его сапог. Он дрожал и задыхался от томления по Хейд, однако боялся напугать ее силой своего желания.
Приблизившись к ней, он заглянул ей в глаза, а она, снова улыбнувшись, проговорила:
– Добрый вечер, милорд. Я очень рада вас видеть.
Шагнув к нему, Хейд провела ладонями по его плечам, и Тристан невольно вздрогнул – он мог бы поклясться, что даже под кольчугой ощутил прикосновение ее пальцев.
Ему ужасно хотелось обнять ее, но он боялся, что она исчезнет, испарится, сольется с лунным светом, на который сейчас так походила. Наконец, собравшись с духом, он медленно поднял руки и провел ладонями по ее спине, по чуть выступающим лопаткам. Кожа у нее была влажной, но не холодной. Более того, казалось даже, что от нее, словно от костра, исходит жар – во всяком случае, Тристану вдруг стало ужасно жарко, и он почувствовал, что обливается потом.
– О, миледи… – произнес он хриплым голосом. – О, Хейд…
Она привлекла его к себе, и Тристан тотчас же почувствовал, что от нее действительно исходит жар.
– Хейд, я не мог тебя найти, – прохрипел он.
– Но нашел же… – ответила она с улыбкой.
Тут Хейд взяла его лицо в ладони, и губы их тотчас же слились в поцелуе. Когда же поцелуй прервался, она чуть отстранилась и, заглянув ему в глаза, прошептала:
– Тристан, ты меня нашел и спас.
А в следующий миг он понял, что она принялась стаскивать с него кольчугу. Наконец тяжелая кольчуга с громким плеском упала в воду, и Тристан тотчас же почувствовал странное жжение на груди и плечах, причем жжение исходило из сияющих глаз Хейд – в этом у него не было ни малейшего сомнения. А уже в следующее мгновение он вдруг понял, что больше не может сдерживаться; с лихорадочной поспешностью Тристан начал срывать с себя одежду и бросать ее в ручей, туда же, куда упала кольчуга. Почувствовав, что жжение на груди и плечах усиливается, он машинально наклонился и плеснул на себя холодной водой. Затем, подняв голову, увидел, что Хейд пристально смотрит на него. И во взгляде ее был призыв – Тристан тотчас же это понял. Не в силах противиться ей, он подхватил ее на руки и понес к берегу, к прогалине и попоне, лежавшей у костра. Осторожно уложив, какое-то время стоял над ней, любуясь ее прекрасным телом. Потом, чуть наклонившись, рванул кожаные завязки своих штанов. Влажная кожа не выдержала и лопнула. Тристан тотчас же стащил с себя штаны и отбросил их в сторону. Затем, наклонившись, стал снимать сапоги. Несколько мгновений спустя сапоги полетели куда-то в темноту, и вот он, тоже совершенно обнаженный, выпрямился и взглянул належавшую перед ним девушку.
Хейд уже заметила, как он возбужден, однако нисколько не испугалась, когда Тристан лег с ней рядом. Она смотрела на столь знакомое и дорогое ей лицо и не думала о возможной боли от первой близости. Она не ведала сомнений – думала лишь о будущем. И ни о чем не жалела, вспоминая прошлое. Глядя ему в глаза, она прошептала его имя, – и он тут же привлек ее к себе и принялся покрывать поцелуями ее лицо, шею, груди. Она до боли жаждала его прикосновений и с трудом удержалась от крика, когда его рука оказалась меж ее ног.
«Я должна ему это сказать, должна… – промелькнуло у Хейд. – И надо сказать это сейчас – немедленно».
– Тристан… – пробормотала она задыхаясь. – О, Тристан!
Он приподнялся и заглянул ей в лицо. В свете костра сверкнули его зубы:
– Что, любовь моя?
Хейд судорожно сглотнула и, сделав глубокий вдох, выкрикнула:
– Тристан, я люблю тебя!
И тотчас же все тело ее наполнилось острым наслаждением, граничившим с болью. Она снова и снова выкрикивала имя любимого, она звала своего мужчину, своего воина. А в ушах у нее звучал голос Тристана, говорившего о своей любви.
Внезапно ее пронзила острая боль – словно отрезвляющая струя ледяной воды. Ошеломленная, Хейд распахнула глаза. Но, увидев лицо Тристана в капельках испарины, увидев любовь и нежность в его глазах, она тотчас же забыла о боли и, полностью доверившись ему, устремилась вместе с ним к вершинам блаженства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33