— Равно, как и Миранда? Ну, не списывайте их. Этот парень побывал и в худших переделках, могу вам сказать. В такой обстановке он просто расцветает! И он позаботится о Миранде. Что же касается Суна...
— Все в порядке, — Сун встрял в разговор из мрака в противоположном углу шепчущим, свистящим голосом, тонким, как шорох листьев. — Оно возвращается. Мое здравомыслие, и мое лицо тоже, они возвращаются. — Что-то с трудом поднялось на ноги, проковыляло, шатаясь из стороны в сторону, вперед на тонкий луч света с потолка.
— Кину Сун? — Джилл почувствовал, что развязаны последние узлы; когда его руки дернулись, расходясь в стороны, он едва сумел удержаться от вскрика, когда его кровь начала обращаться более свободно. И миг спустя он уже энергично растирал себе запястья, чтобы ускорить этот процесс. И снова спросил:
— Кину Сун? Ты... ты говоришь? — (Глупые слова, потому что коротышка, конечно же, говорил). — И твое лицо?..
— Мое лицо возвращается. Мои мысли прояснились. И знаете, что же придавало мне силы, Спенсер Джилл? Ваша вера. Вера всех вас. Ваша, Анжелы, всех. И ваше послание!
— Мое послание?
— Что этот мир — не настоящий. Конечно, он не настоящий. Моя Лотос любит меня. То была не моя Лотос! И то чудище, которое она родила, подобное тому созданию в вашем машинном мире. Следовательно, это не мой истинный мир. Но если его создали мои мысли, мои самые мрачные сны... то, может быть, они же смогут также помочь уничтожить его.
Облегченно вздыхая и возясь с тонкой веревкой, связывавшей его ноги, Джилл подумал: «Если бы только подобной силой мог обладать Клайборн». Теперь, когда его глаза чуть больше привыкли к мраку, он яснее различал других.
— Джордж? — тихо бросил он в сторону за Анжелой. — Ты в порядке?
— Мне будет намного лучше, когда Анжела снимет с моих рук эти веревки, — ответил тот. — Но да, я в порядке.
И теперь, когда ноги Джилла были свободны, он повернулся к Стэннерсли и принялся работать над ним.
Что же касается Кину Суна, то он перебрался к ногам пилота и делал, что мог, единственной здоровой рукой.
И Джилл спросил его:
— А что наши охранники подумали о... о вашем лице?
— Они его не увидели, — ответил Кину Сун. — И это тоже сказало мне, что этот мир — фальшивый, не настоящий; что те ужасы предназначались только для меня — и для вас всех.
— Вы уверены, что теперь с вами все ладно?
— Нет, со мной не все ладно, — очень тихо ответил коротышка. — Я охвачен гневом. Мне хочется отомстить. Этому миру и тому, кто заставил этому случиться — Ситу? Если я не могу вернуться в свой мир, то хочу, по крайней мере, причинить какой-то вред этому... — как он причинил вред мне.
— А вы подумывали, как этого достичь? — спросил его Джилл. — Я хочу сказать, мы ведь здесь не в самом лучшем положении. — Руки Стэннерсли освободились, и Джилл принялся массировать затекшие запястья и пальцы пилота, покуда ждал ответа Суна. И, наконец, услышал:
— Мой отец участвовал в войне, — сказал Сун. — Он видел последствия той войны, и это заставило его бояться их. Именно потому-то мы и переехали поближе к лесу и морю, чтобы жить ловлей рыбы. Но страх его передался и мне. В моем настоящем мире есть места, вроде этого — даже в лесу, где люди готовятся к войне.
Есть ракетные шахты, вроде базы, где ракеты стоят, дожидаясь команд, которые бросят их через Желтое море на Корею. И другие — в Корее, развернутые в эту сторону. В своих кошмарах я видел, как они подлетают, видел, как они падают... как все кругом опустошается.
И когда бодрствовал, то всегда ждал, что это вот-вот случится. Это был кошмар наяву, так же, как во сне. И эти кошмары были хуже всех... — Сун умолк и Джилл ждал. Теперь уже все освободились от веревок и растирали затекшие руки.
Кину Сун продолжил рассказ:
— Поймите, пожалуйста — я боялся не столько за себя, сколько за свою жену и новорожденного ребенка. Я боялся за невинных. Но в этом мире таких, по-моему, мало. Это дурной мир, произошедший из дурных снов. И если сон — это подсознательная мысль... то какая же сила может таиться в мысли сознательной? — Он замолчал.
Опасная цепь рассуждений. Но, в любом случае, Джилл не ответил: хватало и других поводов для беспокойства.
— Думаю, нас ненадолго оставят в покое, — сказал он всем. — И я лично не могу сказать, что мне нравится то, как говорили об этом полковнике из Еньчена. Мне он кажется специалистом по допросам. Сун абсолютно прав: это дурное место, и его настроили выплеснуть всю свою злобу на нас. Поэтому я считаю, что нам следует первыми сделать ход. Но, прежде чем мы попытаемся что-то предпринять, я бы хотел узнать, как мы прибыли в этот лагерь. Кто-нибудь может мне помочь? Как мы сюда попали?
И Джордж Уэйт ему рассказал.
— После небольшой стычки на поляне солдаты погнали нас — а вас с Анжелой понесли — на борт тех двух вертолетов. На них-то нас и отвезли сюда. Недалеко, возможно, с милю-другую. Когда мы подлетали, я хорошо разглядел это место. Судя по тому, что я видел, все обстоит именно так, как сказал Сун: это военная оборонительная позиция в лесу. Уйма маскировочных сетей, пара грунтовых дорог сюда и отсюда, какие-то хорошо скрытые в лесу помещения и бетонный бункер неподалеку от центра, вроде как в ступице колеса. Ракетная шахта? Да, полагаю, это возможно, хотя наземный состав кажется не слишком многочисленным. Но, впрочем, опять же, с чего бы им иметь большую охрану? Это же материковый Китай, в конце концов, а предполагаемый противник находится далеко.
— Отлично, — сказал Джилл. — Мне это кажется немного хитрым, но вот замечание, что наземного персонала тут негусто, мне нравится. А поскольку мы штатские, да к тому же одна из нас женщина, то они, вероятно, будут не слишком беспокоиться о том, что мы попытаемся скрыться. — Он пожал плечами. — Я хочу сказать, куда нам бежать-то? Поэтому, что еще тут в нашу пользу, не считая перечисленного?
— Может быть, элемент внезапности? — Уэйт поднялся на ноги и расхаживал взад-вперед по ограниченному пространству. — Как только кто-нибудь войдет в эту дверь — бац! — Он расположился сбоку от двери.
И Джилл подумал: «Джордж, я начинаю видеть другую твою сторону. И она мне сильно нравится». Тогда как вслух он сказал:
— Что еще?
— Я пилот вертолета, — заговорил Фред Стэннерсли. — Да, вы это знаете, но те-то красные солдаты не в курсе. Если мы сможем добраться до одной из тех машин... возможно, придется потесниться, но, думаю, она вместит нас всех.
— Хорошо, — одобрил Джилл. — Фактически, замечательно!
Кину Сун двинулся к двери. Обернувшись на миг, он посмотрел на Джилла, и сказал:
— Вы храбрые люди. Рядом с вами я чувствую себя трусом.
— Ты не трус, — хором заверили его Джилл и Уэйт.
И Джилл продолжил:
— Там, где многие другие сломались бы раз и навсегда, ты выглядишь совсем неплохо. — И действительно, Сун неплохо выглядел. Лицо его почти вернулось к нормальному виду, и рот больше походил на настоящий рот, чем на свистящую щель. И прямо на глазах у уставившегося на него Джилла лицо коротышки улучшалось, принимая прежнюю форму.
— Возможно, мне придется остаться здесь, в своем кошмаре, — ответил Сун, — но вы все заслуживаете возможности скрыться.
Джилл внезапно встревожился. Он словно услышал, что думает Сун, и услышанное ему отнюдь не понравилось. Но коротышка уже отвернулся и отошел, встав по другую сторону двери, растаяв в тени стены напротив Уэйта.
В то же время издалека, но быстро становясь все громче, доносился уп-уп-упающий шум винтов вертолета, заставляя Джилла гадать, а не подлетает ли тот.
Анжела явно гадала о том же, когда ее голос тихо прошептал из мрака:
— О, Боже, мой! — И:
— Спенсер — каковы шансы, что это Инквизиция?
Это было их личной шуткой, что-то из репертуара «Монти Питон». И поэтому Джилл услышал, как он почти автоматически отвечает:
— Не говори об Инквизиции.
И фактически, он правда желал бы, чтобы она этого не говорила...
Глава двадцать шестая
Шум винтов вертолета стал громче, стих и, наконец, оборвался, оставив после себя содержательную тишину.
Из-за бамбуковых стен доносились приглушенные голоса, но ничего достаточно громкого и отчетливого, чтобы разобрать хоть слово. Раздалось резкое «крак!» (и все подпрыгнули), когда Кину Сун просунул ладонь здоровой руки в щель среди плотного переплетения бамбука стены, отломив кусок, сужавшийся до игольной остроты, своего рода дефектный нож. Джордж Уэйт последовал бы его примеру, но не осталось времени.
Затопали тяжелые шаги, и Уэйт с Суном прижались к стене на своих позициях. Джилл, Анжела и Стэннерсли улеглись на полу в углах потемнее — самых дальних от двери — и попытались придать себе или своим общим очертаниям как можно более неуклюжий вид.
Шаги остановились перед дверью, и прозвучал резкий приказ; дверь открылась внутрь, и вошли трое китайских солдат. Один из них шагнул вперед, а другие разошлись веером по бокам от него.
Уэйт с Супом, не задерживаясь, нанесли удар.
Нож Джорджу Уэйту, в конце концов, не понадобился; связывавшие его путы все еще стягивали ему одно запястье; из них получилась великолепная гаррота. А противник Кину Суна свалился, едва успев кулдыкнуть, когда мстительный рыбак применил со смертельной действенностью свой «клинок».
Старший чин вошел без оружия. Он оказался в центре камеры прежде, чем понял, что происходит, а к тому Бремени стало уже слишком поздно. Джилл и Стэннерсли вместе поднялись с пола, и их звучные удары повергли его наземь. Он вырубился, но это не удовлетворило Суна. С придушенным негромким криком личной боли или, наверное, облегчения, он бросился вперед и вонзил свой окровавленный нож в горло офицеру, чтобы положить конец делу.
Из-за двери раздался пораженный вопрос, и миг спустя ничего не подозревающий часовой отбросил тень через открытую дверь. Сделав шаг в камеру, он встал там, вытянув винтовку с примкнутым штыком.
Уэйт ударил его сбоку, а остальные молниеносно набросились на него, и все же Сун опять не проявил ни малейшей сдержанности, когда вымещал на своих синтезированных врагах какую-то часть накопившейся в нем ярости и ненависти. Но все это произошло не раньше, чем часовой пронзительно выкрикнул ругательство, и предупреждение... в силу чего Джилл и остальные поняли, что пробыли здесь уже достаточно долго, пора и честь знать.
Кину Суна вполне удовлетворял его нож, а остальные трое мужчин похватали выпавшее оружие убитых китайских охранников. Все побежали в открытую дверь и через поляну.
— Вертушки! — крикнул Стэннерсли. — Бегом к ближайшей вертушке! — Но их бегство уже увидели.
Сзади раздались крики тревоги и ярости, доносившиеся из входа в бункер и из группы замаскированных домиков вокруг него. Над головами засвистели выстрелы. А установленные на носу одного из вертолетов пушки развернулись в их сторону.
— Черт! — воскликнул Джордж Уэйт, припадая на колено и целясь в вооруженный вертолет, в то время как Джилл и Стэннерсли обернулись и искали цели позади себя. Уэйт сделал пару выстрелов, вероятно, бесполезных, из незнакомого оружия...
Или опять-таки нет.
Раздалось длительное стрекотание автоматического огня, и как раз когда пушки вертолета открыли огонь и взметнули землю у их ног, сам вертолет взорвался, разлетаясь на куски в шаре добела раскаленного жара, а за ним последовали вздымающиеся черные кольца дыма и длинный язык лизавшего небо красно-желтого пламени.
— Ты попал в бак с горючим! — крикнул Стэннерсли. — Черт, куда угодно, только не в баки! Не целься в эти гребаные баки!
— Но я... не думаю, будто я во что-то попал, — возразил Уэйт.
И, как выяснилось, он и вправду вряд ли попал. Потому что когда из бункера выбежали, стреляя на ходу, семь-восемь китайских солдат, то снова раздалось какое-то знакомое стрекотание автоматного огня — из леса на краю поляны. Горстка гнавшихся за ними солдат получила порцию свинца и рухнула наземь, а оставшиеся укрылись, кто где мог, и Джилл понял, где же он раньше слышал этот смертельный стрекот.
— Тарнболл! — заорал он, когда рослый спецагент вышел из-под деревьев, поливая огнем, останавливаясь лишь затем, чтобы прицелиться в следующий вертолет и обозначить взмахом руки свои намерения. А затем он побежал к нему зигзагами, а Миранда Марш мчалась рядом с ним. Да и Барни-пес тоже.
— Этот вполне может забрать нас всех, — вздохнул во внезапном затишье Стэннерсли. — Это весьма солидная машина; пятизвездная вертушка, вероятно, на ней летает Большая Бронза. Необычная модель, судя по тому, что я вижу. Но если она может летать, то я смогу летать на ней.
Грянули сирены, начиная негромко, но быстро дойдя до воя баньши, звеня над лесом.
— С этим всего лишь малость запоздали, — сыронизировала Анжела, стремительно перебирая ногами, а Джилл чуть не волок ее за собой. — Эти ребята, э-э, не умеют действовать незамедлительно.
Только что минул полдень, и военные, вероятно, совсем недавно пообедали, и атака должна бы стать для них, в конце концов, совершенно ни на что не похожим опытом — элемент внезапности. Джилл думал об этих и других вещах, но не утруждал себя оглашением их. Он поберег дыхание, и его группа приблизилась к командной «вертушке».
И тут систему громкого воя сменила сирена с тоненьким китайским голосом, на который накладывался английский перевод, продолжавший истерически повторять:
— Ракета! Ракета! Ракета!
Последовал пронзительный свист, и в нескольких милях от них небо прочертила белая полоска с хвостом из огня и дыма. Словно падающая звезда в полдень, вонзающаяся в землю, где-то вне поля зрения, за лесным окоемом. А через несколько секунд раздался близкий-отдаленный взрыв, и сотрясение передалось по земле дрожью в их подошвы. А также в мозг Джилла, когда Кину Сун прорычал:
— А, забегали теперь, почтенные ублюдки! Но уж следующая-то угодит прямо в цель!
И теперь Джилл понял, что же показалось ему таким зловещим в вопросе коротышки: «Если сон — это подсознательная мысль, то какая же сила может таиться в сознательной?»
В конце концов, это ведь был его мир, мир его наихудших кошмаров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65