Они сохраняли свое местоположение, перемещаясь по орбите вместе с Землей. И, примерно, как ты и сказал. Спенсер, они походили на захватившие цель средства наведения, так как представляли собой углы идеального куба с Землей в центре. «Джорделл-Бэнк», большая тарелка в Пуэрто-Рико и другие аномалии в разных точках Земли, включая Большую Многовибраторную Антенну, которая находится в Нью-Мексико, — все они зафиксировали одни и те же помехи.
— Космические корабли? — Наморщенный лоб Тарнболла говорил о смятении, если не сказать страхе (пережить то, что пережил он, — наилучшее тому объяснение). Но с ним не согласились.
— Нет, — покачал головой Джилл. — Это были дыры, Джек, но довольно специфические дыры. Радиотелескопы улавливают радиоволны за пределами земной атмосферы. А теперь представь себе, будто ты сидишь на вращающемся стуле в центре большой квадратной комнаты. Подняв взгляд, ты видишь все четыре верхних угла, опустив — четыре нижних. А потом, вдруг, ты их уже не видишь. На их месте — пустота. Свет из тех участков до тебя не доходит. Именно это-то и произошло с радиотелескопами. Они не увидели радиоволн, идущих из тех участков космического пространства. Что-то, какие-то невидимые силы, оказалось у них на пути, создавая помехи. И так продолжалось два часа.
— Устройства для наведения, — повторил Тарнболл, по-прежнему хмурясь, слова, произнесенные Джиллом ранее, но которые полностью дошли до его сознания только теперь и отзывались эхом у него в голове. И агент медленно, понимающе кивнул. — Как у истребителя, когда его системы наведения захватывают цель — неприятельский самолет — перед тем, как выпустить ракеты...
— Верно, — согласился Джилл. — Если повезет хотя бы чуть-чуть, самолет-цель улавливает сигнал захвата и пытается уклониться. И если еще больше повезет, то остается цел и невредим.
— Если повезет... — Тарнболл поглядел на министра, на Джилла, а затем снова на Уэйта. — Ведь все дело обстоит именно так? Нас кто-то взял на прицел?
— Еще хуже, — ответил Уэйт. — Он уже нажал на спуск, отправляя свой бесценный груз. Те радио-дыры — за неимением лучшего термина — наблюдались два часа, но прежде, чем они исчезли, последовали и другие проявления.
— Другие проявления? — уставился на него Джилл.
— Радиотелескопы — не единственное средство изучения космического пространства, — Уэйт мог лишь пожать плечами. — Есть еще ультрафиолет, рентген, инфракрасные лучи — телескоп «Хаббл» оснащен всем этим. И воздействие шло на все. Особенно на инфракрасные лучи.
Когда те дыры подсоединились, чтобы сделать свои выстрелы, последовали массированные тепловые удары, и одному Богу известно, что еще. Когда эти эхо-сигналы вступили в действие, на «Керне» и на «Фермилэбе» пошли прахом эксперименты, на которые угроханы целые месяцы и даже годы. Все выглядело так, словно кто-то взмахнул над этими «пышками» — космическими станциями — гигантским магнитом.
— Пышками? — снова не понял Тарнболл.
— Кольцами диаметром в полмили, — пояснил ему Джилл. — Они служат для ускорения протонов. «Керн» — около Женевы, а «Фермилэб» — в сорока милях к западу от Чикаго. Но мишенями являлись не они. Любые повреждения приборов — просто следствие стрельбы, вроде электрического хаоса рядом с эпицентром взрыва атомной бомбы.
— Опять в точку, — кивнул Уэйт. — Но приборы бывают разные. Мы направляем информацию не только с Земли в космос, но и улавливаем из космоса. И станции прослушивания Запада — это, несомненно, самая мощная наша система раннего предупреждения. Хотя в данном случае, как вы понимаете, государства потенциального врага нас не сильно волновали.
И Джилл сделал вывод:
— Так значит, нам известно, где они материализовались. Упомянутые тобой другие проявления, верно? Так откуда же нам стало известно? Фотографии с самолетов — со спутников-шпионов? Это может означать только бывший СССР, Китай, Иран, Ирак, Ливию... и, возможно, горстку других государств со схожими наклонностями.
— Да неужели? — иронически усмехнулся Уэйт. — Но это может означать также и Америку. Соединенные Штаты Америки, знаешь ли, не очень-то известны склонностью добровольно делиться ценной и секретной информацией.
— Хватит играть в «угадайку»! — взорвался Джилл. — Застряв в этом гребаном вертолете, мы все равно зря теряем время! Так сколько же их и где они?
Лицо Уэйта слегка побагровело:
— Хотел бы напомнить тебе. Спенсер, что...
— Не надо, — резко посоветовал ему Джилл. — Лучше позволь-ка мне напомнить тебе. Когда я говорю, что подобных мне людей больше нет, то это вовсе не похвальба. И если мне требуется работать через посредство министра, то, как мне хорошо известно, тебя вполне может заменить любой другой. Понимаешь, Джордж, мне на твою карьеру плевать с высокого дерева. А если все, покамест сказанное тобой, правда, то и на карьеру всех и каждого, начиная с Ее Величества! Сейчас на карту поставлен весь мир, и он запросто может подойти к концу!
Уэйт скрипнул зубами и, казалось, хотел защищаться, но тут вмешался Тарнболл:
— Джордж, я пока еще не согласился работать на министерство. Если соглашусь, то буду называть тебя «сэр», может быть. Все сводится просто-напросто к позиции. Что касается нас с Джиллом, то мы побывали там. Мы знаем, на что это похоже, когда люди попадают в такой переплет. Следовательно, раз пока мы все не сможем поладить, то ты всего лишь легко устранимая часть трудностей. И в таком случае я вместо того, чтобы называть тебя «сэр», назову твои слова блефом и поддержу Спенсера.
Узит проглотил свою гордость. Главная роль в данном сценарии принадлежала не ему, и он это прекрасно знал. Без Спенсера Джилла вообще не состоится никакого спектакля!
— Полагаю, что я... я излишне осторожен, — уступил он. — Излишне тревожусь. Но я уже тридцать шесть часов весь на нервах. По-моему, я служу министерству чертовым козлом отпущения! Я хочу сказать, что это задание совершенно не похоже на те, какие кто-либо когда-нибудь выполнял. Его свалили на меня, потому что никто другой за него браться не хочет. Наверху — о! — там до сих пор преуменьшают важность случившегося. Но можете не сомневаться, «горячие линии» так и гудят: из Лондона звонят в Вашингтон, из Вашингтона — в Москву, из Москвы — в Пекин, и обратно в Лондон! Честно говоря, я не ожидал, что смогу заручиться помощью любого из вас. Вот потому-то я и предпочел преподнести это помягче, дать вам постепенно привыкнуть к страшной мысли. Именно поэтому мы и отправили тебя, Спенсер, в «Джорделл-Бэнк», чтобы информация не обрушилась на тебя, словно взорвавшаяся бомба.
Но ты прав: я нуждаюсь в тебе — мы нуждаемся в тебе — в твоем опыте, в твоих советах, во всем, что сможешь для нас сделать. Весь мир в тебе нуждается!
Джилл выслушал его, холодно кивнул и повторил вопрос:
— Сколько их и где они находятся? Но без театральщины, хорошо?
— Их три, — ответил Уэйт. — Во всяком случае, нам известны только три. Одна — более или менее стандартная, одна — нет, а третья — чертовски странная! Самое легкое — это Пирамида. Сами догадывайтесь, где... ладно-ладно, — успокаивающе поднял руку он. — В Египте. Легкая потому, что с египтянами у нас вполне сносные отношения. Вторая — это Пагода — в Китае, на полуострове Шандунь, — да, да, ты был прав. А третья...
— Ну? — подтолкнул его Джилл.
— Это... Айсберг, — беспомощно хлопнул ладонями по коленям Уэйт. — Ничейная земля посреди чертового океана!
Джилл откинул голову назад, обдумывая услышанное.
— Первые две кажутся типичными, — сказал он наконец. — Пирамида и Пагода. В Египте и в Китае, конечно же. Обе равнозначны Замку в Шотландии. Но вот Айсберг меня озадачивает. Что же до причины, почему такое происходит, то это озадачивает меня и того больше, а еще больше — беспокоит.
— Почему что происходит? — Теперь Уэйт сделался весь внимание и ловил каждое слово Джилла. — И что именно тебя еще больше беспокоит?
— Почему происходит этот второй визит? — пробормотал все еще глубоко погруженный в собственные мысли Джилл. — Я хочу сказать, ведь нас же... как бы получше выразиться, очистили от подозрений. Нас приняли, так как мы показали себя достойными — в тот первый раз. Ха! — он фыркнул, насмехаясь над собой. — Фоны дали мне слово...
Тарнболл накренился к Джиллу и взял его за локоть, заставив посмотреть себе в глаза.
— Что-то я не улавливаю, — вмешался он в разговор. — Я думал, что все, определенно, закончено. Черт, мы же доказали свое право!
— Очистили от подозрений? Доказали свое право? — повторил их слова Уэйт. — Вы имеете в виду право землян на существование? Именно вокруг этого все и вертелось, правильно? Там, в Шотландии? Во всяком случае, именно так сказано в вашем докладе.
— Да. Именно вокруг этого все и крутилось, — подтвердил Джилл и быстро подытожил сценарий:
— Фоны распространяются по космосу. Они ищут подходящие миры, пригодные для обитания. В большинстве миров имеются какие-то формы жизни, и не все из них сочтены достойными — фактически, чертовски немногие! Поэтому, если бы фоны попали сюда шестьдесят миллионов лет назад, то динозавров истребили бы. А если бы и не истребили, то все равно им пришлось бы отодвинуться в сторонку, уступить дорогу. Что же касается человека, то он бы и не появился. Опять же, если бы нас навестили пять тысяч лет назад... то мы бы еле-еле, но проскочили. Две тысячи лет назад, нам, в общем-то, ничего не угрожало. Но четыре года назад все обстояло, как сказал Джек: вот тогда-то мы и доказали свое право на существование. Или, по крайней мере, мне думалось, что доказали.
— Так как же получилось, что у вас вышло столько неприятностей? — недоумевал Джордж. — Ведь из космоса должно выглядеть очевидным, что мы — развитая раса. У нас есть города на суше, самолеты в небе, корабли в море. Мы осуществляем связь посредством радио, телевидения, спутников, мы отправляли свои «зонды» в Солнечную систему и даже за ее пределы. И наши ученые тоже весьма и весьма неплохи: смотрят на звезды, ищут внеземную жизнь. Так кто же может усомниться в нашем праве на жизнь?
— У фонов — свои стандарты, — сказал Джилл. — Ладно, мы на пару ступеней выше амеб, но мы ведь и агрессивны — и даже очень! Во всей истории человечества не было ни дня, ни одного дня, когда людей где-нибудь не убивали бы во время военных действий или просто спорта ради. Да ведь, согласно Библии, даже первые люди, еще так недавно созданные Творцом, не могли жить в мире! Было двое братьев — и само собой, один убил другого!
— Но как раса... — начал было возражать Уэйт.
— ..Вид, — остановил его Джилл. — Думай о нас в категориях видов. У человечества много рас, но вид у нас только один. А по поводу твоего заявления, что у нас есть города, так они есть и у термитов. Мы летаем по небу? Но и птицы летают, и насекомые, и даже семена растений. Осуществляем связь между собой? Вероятно, самое слабое доказательство из всех. И киты связываются между собой, через сотни океанских миль! А у них нет ни радио, ни телевидения. Значит, мы отправили в космос «зонды»? Ну так что с того? Все, что нам известно: там могут быть создания, которые действительно обитают в космосе! В конце концов, он ведь чертовски велик. Да ведь до знакомства с фонами мы даже не могли быть уверены в том, что мы разумные, самостоятельные существа, а миллионолетние окаменевшие микробы в марсианской почве — нет.
Почти все то время, пока Спенсер говорил, Уэйт сидел, отвергающее качая головой. Тарнболл же задумчиво заметил:
— У какого-нибудь пришельца, может быть, иной взгляд на разумность или достойность. Ты именно это имеешь в виду, Спенсер?
— Как раз это я и имею в виду, — подтвердил Джилл. — Мы можем просто не вписаться в картину. И это, если пришелец играет по правилам, описанным Хойлом. А ведь он, вероятно, и слыхом не слыхивал о Хойле. У пришельца могут быть свои правила поведения.
Спенсер помолчал, потом посмотрел на Уэйта и сказал:
— Ты спрашивал, почему первоначальный Дом Дверей доставил нам столько хлопот. Ну, именно поэтому, или, может, ты прочел мой доклад не так внимательно, как утверждаешь? Понимаешь, у фонов есть собственные правила приобретения планет. Например, строгий запрет на путь завоеваний, так как это означало бы признать, что у них есть противник, что, в свою очередь, означало бы, признание за противником какой-то степени достойности. Давай смотреть фактам в лицо, тебе ведь приходится уважать того, кто готов встать и драться с тобой, даже если ты сильный противник, верно?
Нет, война им не подходит, их весы сбалансированы по иному.
Когда фоны обнаруживают, что на планете, где им хотелось бы жить, уже обитает развитой вид, они проводят некий эксперимент, в процессе которого представители данного вида сами должны доказать свое право на существование. В нашем случае — в чуждых мирах первого Дома Дверей — мы выступили против своих собственных сокровенных страхов. Фоны сделали реальными наши самые ужасные кошмары, и мы должны были встретиться с ними лицом к лицу. К тому же мы понятия не имели, что же происходит. Правил никто не объяснил. Конечно же, ведь это значило бы выдать всю игру! Но куда хуже, что фон, организатор игры, Сит, играл не по правилам. Он включил в игру себя, с целью гарантировать, что даже если мы одержим победу над своим собственным злом, то не сможем победить его.
— Но вы таки победили, — кивнул Уэйт, — а этого... этого «жулика-контролера» призвали к ответу его собственные начальники. А их внимание к нечестной игре Сита привлек именно ты. Спенсер. Вот в этом-то пункте твой доклад и оставляет желать лучшего. Иными словами, он оставляет много места воображению. Как именно ты сумел поменяться местами с этим пришельцем? В твоем докладе нет никакого стоящего объяснения.
Джилл пожал плечами — не безразлично или сдаваясь, а, скорее, нетерпеливо, как бы отмахиваясь от Уэйта.
— Дом Дверей был некой машиной, — разъяснил он. — Когда меня вместе с другими затянуло внутрь, я стал палкой, вставленной в колеса. Правда, это произошло не сразу, так как Дом был чужд моему рассудку, моему образу мышления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65