Непонятно было, как он успел уставить весь этот стол карпами в сметане, жареными лебедями и орехами в меду, напечь столько пирогов и при этом не взмокнуть, учитывая то, что в тот день он дал хлебопечкам выходной и, следовательно, хлопотал один.
В разгаре второй части вечера Давид-ап-Гвиллим прервался, опустился на одно колено и попросил у всех снисхождения. Это была прелюдия к выступлению его учеников. Учеников оказалось двое, и оба стоили своего учителя. Давид встал и поднял левую руку, накидка же его была такого покроя, что рукав ниспадал до земли. Из-за левого рукава Давида появилась девушка, которая спела «Вергилия-чародея» – вещь, редко исполняющуюся и тем более интересную, что прославленный Вергилий в ней выступал вовсе не как заезженный поэт-классик, а как средневековый алхимик и прорицатель. Профессор Орбилий развеселился: видно, и ему классик-Вергилий поднадоел. Потом из-за правого рукава барда возник второй ученик, лет пятнадцати, голос которого был как будто создан для церковного хора, но этим божественным голосом он исполнил пародию на валлийские исторические баллады – «Оллух и Килвен», ужасно смешную и местами, увы, неприличную. Все хохотали.
Ллевелис выбежал на середину, чтобы надеть девушке на голову венок, но за рукавом Давида-ап-Гвиллима ничего не оказалось.
– А… где же ваша ученица? – спросил он.
– Какая ученица? – лукаво улыбнувшись, спросил бард и сделал вид, что озабоченно заглядывает себе за спину. Тут все поняли, что никаких учеников и не было и все, что они видели и слышали только что, был опять же Давид-ап-Гвиллим, не чуждый некоторой забавной магии.
– У него такой диапазон голоса? – спросил совершенно оторопевший от всего этого Фингалл МакКольм.
– У него такое чувство юмора! – запрыгала Гвенллиан. Фингалл озабоченно искоса посмотрел на нее.
– А где же ваши настоящие ученики? – строго обратился Мерлин к Давиду-ап-Гвиллиму. – Живые, так сказать, из плоти и крови?
– А… Дело в том, – смущенно улыбнувшись, отвечал Давид-ап-Гвиллим, – что у них сейчас каникулы.
Мак Кехт внимательно посмотрел на Мерлина.
– Вы слышите? – сказал он.
Мерлин хлопнул себя по лбу.
– Вот так штука! – воскликнул он. – Запамятовал.
– Да, да, – с напором повторил Мак Кехт. – У учеников бывают каникулы. В других школах.
– Хорошо, хорошо, – заюлил Мерлин. – Мы это обсудим.
И под хрустально чистым и ясным взглядом Мак Кехта поправился:
– Ну, так и быть. Не надо на меня так смотреть. Я объявляю рождественские каникулы! Лучше поздно, чем никогда.
* * *
– Не прикидывайтесь, Змейк! Мы оба с вами знаем, откуда у Пандоры эти носки! – недобро сказал Курои, задержав Змейка посреди школьного двора. – Это ваших рук работа.
– Да будет вам известно, я не испытываю интереса к гардеробу мало знакомых мне людей, – холодно отвечал Змейк.
– Вы передали эти вещи Пандоре, чтобы подорвать престиж школы, – бросил Курои, становясь ему поперек дороги.
– Оставьте меня, – устало сказал Змейк. – Я ничего не знаю. Впрочем, надеюсь, что эти носки произведут в министерстве должный фурор, – мечтательно добавил он.
Ллевелис, который как раз очень хорошо знал, откуда у Пандоры носок Лютгарды, предпочел не вмешиваться в беседу и даже присел, чтобы его не заметили, поскольку до него только сейчас начало доходить, что его невинная шутка, кажется, обернулась какой-то бедой.
– У вас есть ко мне еще какие-то претензии? – через силу спросил Змейк.
– У всех у нас множество претензий к вам, Змейк, – взорвался Курои. – Ваше общество мало кому здесь доставляет удовольствие. Достаточно знать о том, что вы делаете из своих учеников, чтобы испытывать к вам отвращение! Кого вы из них воспитываете, Змейк! Что выходит из ваших рук!..
К удивлению Ллевелиса, обычная ироничность Змейка как будто покинула его при этих словах, и ни одна колкость не сорвалась с его губ; он вздрогнул и взглянул Курои в глаза, отчего тот отступил с дороги.
– Мои ученики, обретшие самостоятельность, более мне неподконтрольны, – сказал он довольно тихо, но Ллевелис подслушивал во все уши. – Они наследуют мой метод и затем вольны применять его в любых областях. Тем не менее, я не отрекаюсь от них и даже, если хотите знать… горжусь их успехами, – опасным тоном закончил Змейк и взглянул на небо, начинающее сыпать хлопьями метели.
– Еще бы вам отрекаться! Да вы в восторге от того, что творят эти… наследники ваших методов! – закричал Курои ему вслед.
Змейк не обернулся. Более того, он развил такую скорость, уходя, что казалось, будто временами он перестает касаться земли.
* * *
Казалось бы, Курои не сказал Змейку ничего особенного, но Ллевелис решил, что это как раз тот случай, когда sapienti sat. Впрочем, он прекрасно знал, что обладает живым воображением, поэтому не позволил себе поверить в услышанное буквально, пока заставшие ту же ссору преподавателей Морвидд и Керидвен не подтвердили, что дело серьезное и что уже можно бояться.
– Я правильно понимаю, что мы боимся за Гвидиона? – сказала Морвидд, выпутываясь из толстого свитера, так как ей сразу стало жарковато.
– Ну да.
– Это хорошо. Когда боишься не за себя, это уже гораздо нормальнее, – заметила она.
– Черт, мы должны найти какие-нибудь школьные анналы, хроники, что-нибудь подобное! И искать там все упоминания об учениках Змейка, все! Что с ними случилось, кем они стали!.. – сказала Керидвен.
– …пока Гвидиона еще можно узнать в лицо, – прибавил Ллевелис. – И никому ни слова.
Школьные хроники действительно нашлись. Исписанные то быстрым почерком хрониста Элиса-ап-Гриффида, то каллиграфическими завитушками архивариуса Хлодвига, страницы этих хроник собирались в альбомы в тяжелых деревянных переплетах, к ним подклеивались гравюры, записки, заметки, и все вместе представало в конечном счете как многоуровневое нагромождение писанины, объединенной временем возникновения.
Они набрали хроник и сели в читальном зале, спрятавшись за глобусом, чтобы их не было сразу видно от входа. Глобус был огромный и, хотя на нем явно не хватало Австралии и обеих Америк, потому что он был какой-то допотопный, в остальном он прекрасно служил делу.
– Посмотрите-ка сюда: в библиотечном зале была перестановка в тысяча пятисотом году, а раньше столы стояли не так и книжные шкафы не примыкали к той стене!
– А на башне Бранвен в седьмом веке перекрывали крышу!
– То-то она, бедняжка, переволновалась!.. А математику вел Пифагор. На лекции допускал только избранных, остальных – пинком.
– А сейчас кто ведет? Не Пифагор ли?
– Не знаю. Надо узнать. Может, и он.
– Что мы ищем? – спросила Керидвен, упоенно разглядывая затрепанную гравюру с изображением выпуска тысяча триста какого-то года.
– Все, что угодно, о личных учениках Змейка, – тут Ллевелис встал, оперся о стол и неуверенным голосом произнес сбивчивую речь. – Может оказаться, что на самом деле не ученики выбирают Змейка. А Змейк сам подбирает себе учеников. Может быть, он вообще использует школу только затем, чтобы выискивать студентов со способностями в его области. Помните, после чего Гвидион попал к Змейку в обучение? Он создал вещество. Вы помните это вещество, да? Ну вот, – Ллевелис утер пот со лба. – И-и… Гвидион уже меняется. Честно. Он был не такой. Его невозможно удивить. Его практически невозможно напугать. И когда его невозможно будет рассмешить, тогда, я думаю, все. Тут уже Змейк станет гордиться его успехами… И можно будет вбивать осиновый кол.
– Типун тебе на язык, – сказала Керидвен.
– Черт, да я же вот за Гвидиона и волнуюсь! – шепотом закричал Ллевелис.
В первый день об учениках Змейка не нашлось ничего. Зато они узнали, что в школе учился Давид-ап-Гвиллим и преподавал Авиценна.
* * *
Было время, когда архивариус Хлодвиг спал, а выбрать такое время среди бела дня было несложно. Фингалл, сын Энгуса, вошел в хранилище рукописей. Припомнив все обрывочные указания, он через час отыскал сбоку от одного из шкафов низенькую каменную дверцу, украшенную искусно вырезанными каменными драконами, с глазами, может быть, даже из рубинов, или, может, просто из цветного стекла. МакКольм бодро сунулся внутрь, но свечу внутри сразу задуло. Тогда он вернулся, взял с полки фонарь архивариуса Хлодвига и все-таки двинулся вперед. Коридор некоторое время оставался коридором, потом уперся в громадную готическую дверь, которая открывалась со скрипом. Фингалл вышел на свет и огляделся. Перед ним лежала холмистая страна с далеким и холодным бледно-голубым небом. Дальние цепи гор спали в лиловой дымке, трава была поблеклой, а вереск прибит к земле, как обычно зимой. Цепкий взгляд Фингалла быстро усмотрел вдали несколько пещер в скалах. Земля внизу была какая-то выжженная. Кругом не было ни души. От выхода из пещеры вниз сбегала тропинка, но Фингалл привык ходить по горам и ему не нужны были особые усилия, чтобы спуститься с почти отвесного склона. Фингалл сбежал со склона, по инерции пробежал еще сколько-то, остановился и подтянул гольфы. Обернувшись на склон, с которого он только что спустился, он увидел в нависающей слева слоистой стене ущелья еще одну пещеру со входом, заложенным огромным камнем. Если это было то, что он думал, необходимости идти к дальним пещерам не было. Он вскарабкался ко входу сначала по осыпи, потом по удачно расположенным природным каменным ступеням, шлепая по мелкой воде стекающего сверху ручья. Камень, закрывавший вход в пещеру, действительно был гигантский, и Фингалл вежливо провел по нему рукой. Обойдя камень слева, он увидел с другой его стороны довольно большую щель, в которую он мог пройти свободно.
Затея Фингалла состояла в том, чтобы доказать всему первому курсу, что драконы существуют. Поэтому когда он сыграл на своей волынке две из известных ему четырех мелодий и из пещеры навстречу ему высунулась гигантская чешуйчатая морда, он сначала даже обрадовался. Потом, правда, ноги сами отнесли его ярдов на сто. Вслед за ним из пещеры вылез большой дракон и потянулся. Когтями он проскреб в пыли борозды, как от плуга. Надо сказать, что Фингалл МакКольм особенно не ожидал появления дракона; он надеялся на это всей душой, но появление этой морды все равно было для него неожиданностью. Тут МакКольм внезапно вспомнил, что драконы огнедышащие. Он пустился бежать еще быстрей и пробежал с полмили. Потом он обернулся и вынул кинжал. После этого он немедленно почувствовал чью-то руку у себя на локте, а вслед за тем пальцы его разжались и кинжал выпал.
– Что вы намеревались делать, Фингалл, сын Энгуса? – спросил Зигфрид. – Тыкать этим в дракона? Дракон охраняется законом и занесен в книгу.
– В какую книгу? – спросил Фингалл, не совсем потерявший самообладание.
– В книгу жалоб, – столь же спокойно отвечал Зигфрид.
К этому времени в их сторону уже направлялись, спускаясь со склона, уменьшенные расстоянием, но имевшие от этого ничуть не менее многообещающий вид доктор Мак Кехт, Тарквиний Змейк и Курои с посохом. Посох Курои, по-видимому, слегка обжигал ему руку. Доктор Мак Кехт был не в очень хорошем настроении. Змейк выглядел, как обычно. Следом за ними спешил, поскальзываясь на осыпях, Хлодвиг Нахтфогель в ночном колпаке и парчовом шлафроке.
– Будьте добры объяснить нам, зачем вам понадобился дракон, – терпеливо сказал Зигфрид. – Вы собирались определить его вид и подвид?
– Я верил в то, что драконы существуют! – сказал МакКольм.
– Это очень хорошо, – недобро сказал Зигфрид. – Но, веря в это, вы, вероятно, верили также и в то, что драконы дышат огнем? Что на зиму они впадают в спячку? Что дракон, разбуженный зимой, очень опасен? И вы собирались привести его вслед за собой в хранилище рукописей?
– Огнедышащего дракона – в хранилище рукописей? – спросил архивариус Хлодвиг слабеющим голосом.
– Ах, да, – Зигфрид обернулся и посмотрел в глаза подбирающемуся к ним дракону. Дракон попятился. Так, шаг за шагом, Зигфрид прошел с ним весь путь назад по дороге и загнал его обратно в пещеру.
Затем он подозвал Мак Кехта.
– Я думаю, этим можно будет его снова усыпить, – сказал Мак Кехт, извлекая из складок своей одежды ампулу со снотворным.
– А вы как собираетесь?.. – спросил Зигфрид.
– Думаю, из арбалета.
– У этого дракона есть только одно уязвимое место, я сейчас вам объясню, где, – Зигфрид понизил голос. – Если вы попадете между шестой и седьмой пластинами чешуи у него на шее, пониже вон той черной полоски…
Мак Кехт кивнул и наложил стрелу с ампулой на арбалет. Стрела просвистела в воздухе, доктор Зигфрид проследил за ее полетом, дракон взвизгнул.
– Так-то, матушка Шарлотта, – Зигфрид махнул рукой, чтобы все уходили, а сам направился к пещере, чтобы получше уложить там дракона и привалить камнем вход.
– Итак, Фингалл, сын Энгуса, – бесстрастно начал Змейк, поглядывая на приближающуюся со стороны дальних холмов грозовую, а может, и снеговую тучу, – вы собирались привести в школу опаснейшее существо, чтобы поразить однокурсниц?
Нужно отметить, что Мак Кехт при этом мягко отвел в сторону Курои, сына Дайре, и занимал его какой-то незначащей беседой.
– Опаснейшее в мире? – облизывая пересохшие губы, переспросил МакКольм. Даже попав в беду, он все же не прочь был убедиться, что его влекла не какая-нибудь ерунда, а объект исследования, достойный истинного мужчины.
– Нет, в мире есть существа много опаснее, – Змейк разочаровал таким образом МакКольма и продолжил: – Если бы вы, как святая Елизавета, вели его за собой на пояске, это еще было бы простительно. Но дракон, давайте называть вещи своими именами, гнался за вами в бешенстве.
– Не говоря уже о том, – встопорщился архивариус, – что у меня в хранилище среди манускриптов есть некоторые очень древние!..
– При отсутствии должных знаний, не имея определенного плана действий, из любопытства, вы готовы были спровоцировать катастрофу такого масштаба? – Змейк смотрел на МакКольма с каким-то даже будто бы интересом.
– Я думал, может быть, унести отсюда драконью чешуйку… в доказательство, – сказал Фингалл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56