Торкел снова сделал ложный выпад, как и раньше, чтобы противник открылся. И быстро нанес следующий удар сверху вниз, который Бранд парировал с сокрушительной силой.Потом сделал вид, что колеблется, словно он устал или неуверен, все еще выставив вперед правую ногу, и открылся.(— Берегись! — резко произнес ап Хиул, стоящий выше по склону.)(Берн, стоящий ниже, затаил дыхание.)Бранд Леофсон поддался на обман, снова выдал свое намерение нанести удар слева поворотом головы. А когда он себя выдал…Клинок Торкела высоко взлетел, чтобы нанести удар.Слишком рано.Раньше, чем Леофсон успел полностью перенести свой вес. Ужасная ошибка. Правый бок и грудь оказались открытыми для человека, сохранившего равновесие. Противнику хватило времени, чтобы изменить направление удара и перейти от рубящего удара слева к короткому выпаду вперед тяжелым мечом. Выпад был достаточно сильный, чтобы пронзить кожу, плоть и бьющееся, подставленное ему сердце.Глядя на это, Берн упал на колени, в ушах у него стоял рев. Звук, похожий на шум прибоя о камни, так далеко от моря.Леофсон выдернул меч с трудом. Он вонзился глубоко. На его лице появилось странное выражение, словно он не совсем понимал, что произошло. Торкел Эйнарсон все еще стоял на ногах и улыбался ему.— Следи за своим ударом слева, — сказал ему рыжеволосый человек, очень тихо, чтобы больше никто на свете этого не услышал. — Ты себя выдаешь, каждый раз.Бранд опустил окровавленный меч, нахмурил брови. Нельзя же… такие вещи не говорят!Торкел еще мгновение покачивался, словно его поддерживал свет, в лучах солнца. Потом повернул голову. Не в сторону ап Хиула, за которого он вышел на этот поединок, и не в сторону юных принцев, с которыми он прошел через лес вне времени, но к эрлингам на склоне под ними, которых привели сюда на неизбежную гибель.Или, вернее, к одному из них.У него еще остались силы, перед тем как он рухнул, словно срубленное дерево, произнести не очень понятно единственное слово.— Кампьерес, — кажется, сказал он, хотя это могло быть и другое слово. Потом он упал в зеленую траву, лицом к далекому небу и к тому богу или богам, которые, может быть, смотрели на него, а может, и нет.Достаточно долгая жизнь. В ней были дары. Полученные и врученные. Все ошибки — его собственные. Ингавину это известно.
Глава 16 Кендра все время держала глаза закрытыми. Свет, льющийся в комнату, все еще казался слишком ярким, и боль в голове нарастала, а когда она оглядывалась, чувство потери ориентации — пребывания сразу в двух местах — только усиливалось. Когда глаза закрыты, внутреннему зрению, видению, что бы это ни было, не приходится ни с чем бороться.Разве что с самой собой и со всем, что, как ей казалось, она знает о мире. Но теперь она заставила себя открыть глаза. С ней ее отец и Сейнион, больше никого Гарет принес лечебные травы и снова ушел. Она слышала, как отец дал ему другое поручение.Они просто отослали его прочь отсюда, чтобы не взваливать на него свое бремя знания, что младшую дочь короля Элдреда посещают видения, из-за которых ее можно обвинить в связи с полумиром. С тем миром, которого, как утверждают священники, либо вообще не существует, либо он является запретным для всех идущих дорогами святого Джада и исполняющих его обряды.Легко сказать, но что делать, когда ты видишь то, что видишь? Кендра проговорила с трудом, тонким голоском:— Кто-то умер. Я думаю… думаю, все кончено.— Ательберт? — Это спросил отец, не мог сдержаться.— Я так не думаю. Он чувствует сейчас печаль, но не… не страх или боль.— Кто, Алун? Аб Оуин? — Это спросил Сейнион. Ей пришлось снова закрыть глаза. Это было действительно трудно — видеть и… видеть.— Да. Думаю… я не думаю, что сражался один из них.— Значит, поединок, — произнес ее отец, самый проницательный человек на свете. Всю ее жизнь. Подарок для нее и Джудит, иногда бремя для сыновей. Она не могла с уверенностью утверждать, что он прав, но он почти всегда был прав.— Если сражались два человека, кто-то проиграл. Там… у Алуна сейчас тяжело на сердце.— Милостивый Джад. Значит, это Брин, — произнес Сейнион. Она услышала, как он тяжело опустился на один из табуретов. Заставила себя посмотреть на него, щурясь от боли.— Я так не думаю, — возразила она. — Это горе не такое… острое?Они смотрели на нее Больше всего пугало то, в каком-то смысле, что эти два человека верили всем невероятным вещам, о которых она им рассказывала.Потом ей пришлось опять закрыть глаза, так как в ней снова появились образы, толпились, проталкивались сквозь нее к другому человеку, находящемуся так далеко. Как и раньше, но теперь сильнее: зеленое, зеленое, зеленое и нечто, сияющее в темноте.— Необходимо, чтобы это прекратилось, — прошептала Кендра, но знала, что это не прекратится. Еще не пора. * * * Брин первым начал спускаться вниз с холма, но не первый добрался до тех двоих, один из которых стоял с покрасневшим мечом, а второй лежал на траве. Бранд Леофсон, все еще захваченный странностью происходящего, еще не осознав, что случилось, увидел — еще одна загадка, — как к ним подошел его молодой спутник и опустился на колени рядом с убитым.Бранд услышал сверху шум, увидел спускающегося ап Хиула.— Ты выполнишь условия поединка? — спросил он. И услышал ответ Брина ап Хиула, горький и откровенный:— Он позволил тебе победить.— Неправда! — возразил Бранд, но не с такой убежденностью, как ему бы хотелось.Юноша, Берн, поднял глаза.— Почему ты так говоришь? — спросил он, обращаясь к сингаэлю, а не к собственному командиру, герою, который спас их всех.Брин изрыгал проклятия, поток непристойностей, глядя вниз на мертвого человека.— Нас предали, — сказал он по-англсински. — Он взял на себя поединок, намереваясь проиграть.— Неправда! — повторил Леофсон. Голос Брина был достаточно громким, его слышали остальные.— Не валяй дурака! Ты это знаешь, — отрезал сингаэль. Теперь к ним подходили люди, и сверху, и снизу. — Ты каждый раз выдаешь свое намерение ударить слева, он тебя на этом подловил.Берн все еще почему-то стоял на коленях рядом с убитым.— Я это видел, — сказал он, снова глядя снизу на ап Хиула.Бранд с трудом сглотнул. “Следи за ударом слева. Ты себя выдаешь…” Какой глупец может?..Он уставился на юношу рядом с погибшим. Вечерний свет падал на них обоих.— Почему ты здесь? — спросил он. Но он вовсе не был глупцом и знал ответ еще до того, как услышал его.— Мой отец, — сказал Берн.Больше ничего, но многое стало понятным. Брин ап Хиул посмотрел сверху на них обоих, живого и мертвого, и снова принялся ругаться с пугающей яростью.Бранд Одноглазый, слыша его и помня о своем долге, снова спросил, громко:— Ты выполнишь условия поединка?В душе он был потрясен. “Какой глупец может так поступить?” Теперь он знал. Брин игнорировал его, что было оскорбительно. Его ярость угасала. Он смотрел на Берна.— Ты понимаешь, что он все это подстроил? — Он продолжал говорить на языке англсинов, знакомом им всем.Берн кивнул.— Кажется, понимаю.— Это правда, — раздался новый голос. — Я думаю, он пересек вместе с нами лес бога, чтобы это сделать. Или сделать это возможным.Берн поднял глаза. Сын Элдреда, принц англсинов. Рядом с ним стоял парень ниже ростом, сингаэль.— Он чуть было не рассказал нам, — продолжал принц Ательберт. — Я сказал, что отправился в лес из-за моего отца, а Алун отправился туда из-за брата, а Торкел сказал, что и у него похожая причина и что он объяснит нам потом. Но так и не объяснил.— Нет, объяснил, — возразил Брин ап Хиул. — Только что.Леофсон прочистил горло. Этот ветер дул в совсем ненужном направлении. Стоит быть осторожным, когда скалы приближаются.— Я убил этого человека в честном бою, — сказал он. — Он был стар, он устал. Если вы хотите попытаться…— Замолчи, — оборвал его ап Хиул, негромко, но без всякого уважения в голосе, уважения, которое подобает выказывать человеку, только что спасшему весь свой отряд. — Мы сдержим свои обещания, потому что я буду опозорен, если не сдержу их, но мир узнает о том, что здесь произошло. Ты и правда хотел отправиться домой и прославиться этим поединком?На это у Бранда Леофсона не нашлось ответа.— Теперь уходите, — резко продолжал Брин. — Шон, мы все сделаем как положено. Надо воздать почести убитому. Пошли двух всадников на побережье предупредить кадирцев, которые, возможно, ищут их ладьи. Вот мое кольцо, предъявите им. Пусть пропустят эрлингов. Расскажи им почему. И возьмите с собой одного эрлинга, лучшего наездника, чтобы он объяснил все оставшимся у кораблей.Он снова взглянул на Бранда. как смотрел бы на одного из своих самых незначительных слуг.— Кто из твоих людей умеет обращаться с конем?— Я умею, — произнес юноша, стоящий рядом с убитым на коленях, поднимая глаза. — У меня самый лучший конь. Я поеду. — Он еще не успел встать.— Ты уверен? Мы похороним твоего отца со всеми положенными обрядами. Если хочешь остаться на ..— Нет. Отдайте его нам, — сказал Бранд впервые твердым тоном. — Он вверил свою душу Ингавину перед началом поединка. Это правда.Казалось, настроение Брина снова изменилось. На лице отразилась печаль, гнев испарился. Говорят, что печаль всегда рядом с сингаэлями. Дождь и туман, темные долины, музыка в их голосах.Ап Хиул кивнул головой.— Это кажется мне разумным. Хорошо. Берите его с собой. Вы похороните его с почестями?— Мы похороним его с почестями, — с достоинством ответил Бранд. — Он когда-то плавал с Вольганом.
Ее собственный гнев, осознала Рианнон, тоже испарился. Это ее очень смутило: как человека может пожирать гнев, сжигать ярость, желание — необходимость! — убивать, а потом все это просто исчезает, уплывает прочь, оставив после себя совершенно другие чувства. Она раньше не плакала; а теперь оплакивала предателя-эрлинга, слугу своей матери. Ей не следует этого делать, думала она. Не следует.Мать обхватила ее рукой за плечи. Энид снова стала спокойной, задумчиво обнимая свою дочь.“Все закончилось, — сказала себе Рианнон. — По крайней мере, теперь все закончилось”.
В сагах, думал Берн, когда погибает герой от когтей и зубов чудовища или сражаясь против коварных превосходящих сил противника, он всегда в последние минуты лежит, еще живой, и те, кто его любит, могут прийти и сказать ему об этом, и услышать последние слова, которые он произнесет, чтобы унести их с собой.Так умер Сиферт через много лет после того, как убил Ингельда на льду, и так умер Харгест на руках у брата, произнеся слова, которые лежат в основе всех саг:
Скот умирает, и человек умирает.Каждый рожденный, будто свеча, в ночи догорает.Станет пеплом огонь и камнем остывшая лава.Никогда не умрет однажды добытая слава.
Это хорошие стихи. Возможно, это даже правда. Но не всем из нас позволено сказать последние слова тем, кого мы теряем; не все умеют произнести последние, памятные слова, а даже если умеют, им в этом бывает отказано.Это последнее мгновение должно предоставляться каждому, с горечью подумал Берн. В песнях джадитов тоже говорилось о таком последнем слове. Король говорит своему слуге слова, которые будут помнить, эхо которых будет звучать веками. Умирающий верховный священнослужитель говорит колеблющемуся ученику то, что укрепит его веру, и поможет выполнить его миссию, и изменит его жизнь — и жизни других людей после.Неправильно, что здесь не было ничего, кроме… возможности опуститься на колени рядом со смертью среди стольких чужих людей, врагов, на земле, далекой от моря. Неправильно, что прошлая встреча была такой жесткой. Отец тогда тоже спас его, вынес из Эсферта к коню, отослал прочь с наставлением не плыть в Бринфелл.Если бы они послушались, если бы отправились домой, этого бы не…Это не его вина. Не его рук дело. Он послушался. Хороший сын. Ивар Рагнарсон погиб, потому что Берн разоблачил его, как хотел его отец. Он сделал так, как ему было сказано. Он… он послушался слов отца.Его отец убил двух человек, его изгнали, и его семья лишилась дома и свободы, всего привычного образа жизни.Он вернул им одну жизнь здесь, выкупил своей собственной жизнью.У него над головой заговорили о том, что нужен эрлинг, чтобы скакать на запад к кораблям вместе с сингаэлями. Берн поднял взгляд, надеясь, что они не заметят, каким потерянным он себя чувствует, и сказал, что поедет.Он слышал, как Бранд сказал тихо, что Торкел в самом конце выбрал Ингавина для своей души. Он не удивился. Что тут удивляться? Но это навело его на мысль. Он снял молот с шеи, приподнял голову отца, еще теплую от лучей вечернего солнца, и вернул Торкелу его подарок, чтобы он носил его в чертогах бога, где сейчас ему (наверняка) наливают мед и Сигур Вольгансон громче всех приветствует его криками радости после такого долгого ожидания.Берн осторожно встал. Посмотрел вниз на отца. В прошлый раз в реке было темно, ничего нельзя было разглядеть. Сейчас здесь светло. Немного седины в волосах на голове и в бороде, но не так уж много для человека его лет. По-прежнему Торкел Рыжий, до конца.Он поднял глаза, встретил взгляд Брина ап Хиула. Не ожидал увидеть в них то, что увидел. Эрлинги пришли сюда, чтобы убить этого человека. Они молчали. У Берна мелькнуло желание сказать, что ему очень жаль, но воины такого не говорят, тем более врагам. Он просто кивнул головой. Тот ответил ему тем же. Берн повернулся и зашагал вниз по склону, чтобы сесть на Гиллира и ускакать. Все закончилось.В великих легендах умирающие произносят последние слова, и те, кто остается, говорят им свои слова. В жизни не так. Ты скачешь прочь, а мертвых несут вслед за тобой, чтобы сжечь у моря.
Итак… Все закончилось, думал Берн, уезжая прочь, и Рианнон мер Брин сказала себе то же самое, стоя на холме. Оба ошибались, но их можно простить, принимая во внимание их молодость.Ничего не кончается. Одна история заканчивается — или заканчивается для одних, но не для других, — и начинаются другие истории, пересекающиеся, параллельные или не имеющие с ней ничего общего, кроме времени и мира. Всегда есть продолжение.Алун аб Оуин, такой бледный, что это заметили все, кто смотрел на него, подошел к Брину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64