» — «Подтверждаю». — «И это твоя последняя непременная воля?» — «Да». — «Назначаешь ли меня и бакалавра Винцентия исполнителями твоей последней воли?» — «Назначаю». Велят снова подписаться.Маркольф. Как же он смог?Федр. Бернардин водил рукою умирающего.Маркольф. И что он написал?Федр. «Гнев святого Франциска и святого Доминика да почиет на том, кто попытается что-либо здесь изменить».Маркольф. А он не опасался, что завещание может быть опротестовано как противоречащее долгу завещателя?Федр. Иски такого рода не рассматриваются, если имущество посвящается богу, да ни у кого и желания нет вступать с богом в тяжбу… После этого супруга и дети подают больному правую руку и клянутся исполнить условия, которые они приняли. Потом начинаются переговоры насчет погребения, и снова возникает спор. Наконец верх берет мнение, чтобы от каждого из пяти орденов присутствовало по девяти братьев — в честь пяти книг Моисеевых и девяти ликов ангельских В сочинении Псевдо-Дионисия Ареопагита (V в.) «О небесной иерархии», пользовавшегося в средние века огромной популярностью, ангелы разделяются на девять разрядов (ликов): серафимы, херувимы, престолы, господства, силы, власти, начала, архангелы, ангелы.

. Каждый орден пусть шествует со своим крестом во главе и с погребальными песнопениями. Помимо близких, пусть наймут тридцать (по числу сребреников, уплаченных за господа) факельщиков в трауре и пусть, почета ради, сопровождают гроб двенадцать плакальщиц (это число посвящено апостольскому сонму). За погребальными носилками пусть следует конь Георгия в траурной попоне, с головою, притянутой к коленям, так, чтобы казалось, будто он ищет хозяина на земле. На покрывалах, что свешиваются по обе стороны носилок, должны быть гербы, а равно — и на каждом факеле, на каждом траурном облачении. Тело пусть покоится справа от главного алтаря, в мраморной гробнице высотою над полом в четыре фута; сверху пусть возлежит сам усопший, высеченный из паросского мрамора и с головы до пят вооруженный — шлем с гребнем (гребень в виде шеи пеликана), в левой руке щит с гербом (три золотых кабаньих головы на серебряном поле), у бедра меч с позолоченным эфесом, золоченый и убранный самоцветами пояс, на ногах золотые шпоры (он был поистине золотой всадник); у ног пусть вытянется леопард По краям надгробия — надпись, достойная такого мужа. Сердце Георгий велит предать земле отдельно, в часовне святого Франциска. Внутренности поручает приходскому священнику, чтобы тот похоронил их с почетом в часовне, посвященной святой Деве.Маркольф. Погребение, что и говорить, почетное, но чересчур дорогое. В Венеции любому поденщику оказывают больше почета при самых ничтожных издержках. Цех предоставляет искусно сработанные носилки, и нередко за одним телом идут сотни монахов в траурном облачении.Федр. Я тоже это видел и смеялся над нелепым тщеславием бедняков. Впереди выступают сукновалы и кожевники, позади поденщики, посредине монахи. Настоящая химера, а не погребальное шествие Химера, в представлении древних греков, — чудовище с головою льва, телом козы и хвостом дракона.

; вот и здесь то же самое — ты бы со мною согласился, если бы видел эти похороны своими глазами. Георгий не упустил из виду и того, чтобы францисканец с доминиканцем бросили меж собою жребий, кому занять в процессии лучшее место, и чтобы остальные тоже решили дело жребием, — иначе и отсюда мог бы возникнуть беспорядок. Приходскому священнику и его причту место было назначено последнее, то есть впереди всех В согласии с евангельским поучением: «Многие же будут первые последними, и последние первыми» («Евангелие от Матфея», XIX, 30).

: ни на что другое монахи не соглашались.Маркольф. Не только боевые линии умел он выстраивать, но и процессии.Федр. Предусмотрено было также, чтобы заупокойная служба в приходской церкви сопровождалась музыкою — ради почета. Пока это обсуждали и улаживали, больной вдруг затрясся, и каждый понял, что последний час настал. Итак, к показу готовят заключительное действие.Маркольф. Значит, это еще не конец?Федр. Огласили папскую грамоту, которая сулила отпущение всех грехов и полностью избавляла от страха перед чистилищем. Вдобавок была признана законною вся его собственность.Маркольф. Приобретенная грабежом?Федр. Во всяком случае — по праву войны и по солдатскому обычаю. Но случайно оказался рядом законовед Филипп, шурин Георгия; он заметил в грамоте место, изложенное не так, как полагается, и заронил подозрение, что все это — подлог.Маркольф. Совсем некстати. Даже если и была ошибка, ее следовало скрыть, — больной от этого нисколько бы не пострадал.Федр. Я тоже так думаю. Георгий до того встревожился, что был на грани отчаяния. Тут Винцентий показал, на что он способен. Он велел Георгию успокоиться, утверждая, что обладает властью исправлять и восполнять любые ошибки и пропуски в грамотах. «Если бы случилось так, — промолвил он, — что грамота тебя обманула, я готов немедля заменить твою душу своею, чтобы твоя устремилась к небесам, а моя была отдана преисподней».Маркольф. Но принимает ли бог такой обмен душами? А если и принимает, казался ли он Георгию достаточно надежным при таком ручательстве? Что, если душа Винцентия и без всякого обмена обречена была аду?Федр. Что происходило, то я и рассказываю. Так или иначе, а Винцентий своего достигнул: больной заметно приободрился. Потом оглашаются гарантии, обещающие Георгию соучастие во всех делах четырех нищенствующих орденов и еще пятого, картезианского.Маркольф. Я бы испугался, как бы не угодить в преисподнюю, если придется взвалить на себя такое бремя.Федр. Я говорю о добрых делах, а они обременяют душу, готовую взлететь, не более чем крылья — птицу.Маркольф. А дурные свои дела кому монахи отсылают?Федр. Германским наемникам.Маркольф. По какому праву?Федр. По евангельскому: «Кто имеет, тому дано будет» «Евангелие от Матфея», XIII, 12.

. Одновременно оглашается число обеден и псалтирей, которые будут сопровождать душу усопшего; число оказалось бесконечным. Потом умирающего снова исповедали и благословили.Маркольф. И тут он испустил дух?Федр. Еще нет. На полу расстилают камышовую циновку, так что один конец остается свернутым наподобие изголовья.Маркольф. Что же дальше?Федр. Посыпают ее пеплом, но негусто, и кладут больного; сверху накрывают францисканскою рясой, предварительно освятив ее молитвами и святою водой. Капюшон подкладывают под голову (надеть его уже невозможно) и вместе с капюшоном — папскую грамоту и орденские гарантии.Маркольф. Странный вид смерти.Федр. Но утверждают, будто злые духи не имеют власти над теми, кто так умирает. Помимо прочих, так, говорят, умерли святой Мартин и святой Франциск.Маркольф. Но вся их жизнь отвечала такой смерти. Однако рассказывай скорее, что было дальше.Федр. Больному протягивают изображение креста и восковую свечу. Глядя на протянутый ему крест, больной промолвил: «На войне я привык обороняться щитом. Теперь вот это будет моим щитом, за ним укроюсь от врага». И, облобызав крест, поднес его к левому плечу. А взглянув на свечу, сказал: «Бывало, я отменно владел копьем в бою. Теперь вот это копье метну я во врага наших душ».Маркольф. Вполне по-военному.Федр. Это были его последние слова. Скоро смерть сковала язык и стала перехватывать дыхание. Справа над умирающим склонился Бернардин, слева Винцентий, оба мужи голосистые. Один показывал крест святого Франциска, другой — Доминика. Остальные монахи рассеялись по спальне и мрачно бормотали псалмы. Бернардин оглушительно орал в правое ухо, Винцентий — в левое.Маркольф. Что именно они кричали?Федр. Бернардин примерно вот что: «Георгий Балеарский! Если и ныне одобряешь то, о чем мы уговорились, наклони голову вправо!» Наклонил. А Винцентий — свое: «Не бойся, Георгий! За тебя горою стоят Франциск и Доминик! Будь спокоен! Подумай о том, сколько у тебя заслуг, какая грамота от папы! Помни, наконец, что моя душа отдана в залог на случай любой опасности! Если слышишь и это и одобряешь, наклони голову влево!» Наклонил. Потом еще что-нибудь вроде этого и снова: «Если слышишь, пожми мне правую руку!» — пожимает. За такими наклонами головы и пожатьями рук прошло почти три часа. Когда же Георгий перестал откликаться, Бернардин выпрямился и произнес отпущение. Но не успел он договорить, как Георгий испустил дух. Было это среди ночи. Утром сделали вскрытие.Маркольф. И что обнаружили в мертвом теле?Федр. Спасибо, что напомнил. В диафрагме застрял осколок свинца.Маркольф. Откуда он взялся?Федр. Супруга рассказывала, что Георгий как-то был ранен снарядом из бомбарды, и врачи заключили, что частица жидкого свинца осталась внутри. Потом истерзанное тело кое-как одевают в рясу францисканца. После завтрака совершается погребение — в том порядке, как было решено и постановлено.Маркольф. Никогда не слыхивал про такую хлопотливую смерть, ни про похороны, такие тщеславные. Но я думаю, ты не собираешься разглашать эту историю?Федр. Отчего же?Маркольф. Чтобы не раздразнить шершней.Федр. Опасности нет никакой. Если то, о чем я рассказываю, благочестиво, им самим выгодно, чтобы об этом знал каждый. А если нет — все достойные среди них будут мне признательны: возможно, услыхав мой рассказ и устыдившись, иные уже не станут так поступать. Наконец, простодушным это послужит уроком, и они уже не будут вовлечены в подобное заблуждение. Ведь и среди монахов есть люди разумные и подлинно благочестивые; они нередко мне жаловались, что суеверие или бесстыдство немногих навлекает ненависть на целый орден.Маркольф. Это ты и правильно говоришь, и храбро. Но теперь я хочу узнать, как скончался Корнелий.Федр. Как жил никому не в тягость, так же точно и умер. Он страдал годичною лихорадкой: она возвращалась ежегодно в одну и ту же пору. На сей раз, либо из-за возраста (ему уже перевалило за шестьдесят), либо по иным причинам, болезнь удручала его сильнее обычного, и, по-видимому, он сам почувствовал, что роковой срок близится. И вот за четыре дня до смерти (это было как раз воскресенье) он отправился в церковь, исповедался у своего священника, выслушал общую проповедь, отстоял обедню. После службы он с благоговением принял тело Христово и пошел домой.Маркольф. К врачам не обращался?Федр. Только к одному, да и тот не просто хороший врач, но и замечательный человек. Его зовут Якоб Каструций.Маркольф. Да, я его знаю. Честнее нет человека.Федр, Он ответил, что не откажет другу в помощи, но что, по его мнению, скорее надо уповать на бога, чем на врачей. Корнелий это суждение выслушал с такою же бодростью, как если бы ему подали самую твердую надежду на жизнь. Хотя он и всегда, в меру своих средств, был очень щедр к неимущим, теперь все, что можно было отнять у жены и детей, помимо самого необходимого, он разделил между нуждающимися, не теми тщеславными и назойливыми нищими, которые попадаются на каждом шагу, но людьми скромными и честными, которые трудятся изо всех сил, борясь с бедностью. Я просил его лучше прилечь и позвать к себе священника, чем изнурять и без того немощное тело. Но он отвечал, что всегда ставил себе одну цель: лучше помогать друзьям, пока это возможно, чем обременять их просьбами об услугах, — и не желает изменять своим правилам в смертный час. Лежал он только последний день и часть ночи, в которую покинул землю. От слабости он опирался на палку или сидел в кресле; на постель опускался редко, и то не раздеваясь, и голову постоянно держал поднятой. Все это время он либо отдавал распоряжения насчет бедняков, главным образом хорошо ему известных или близких соседей, либо читал священные книги, которые пробуждают доверие к богу и свидетельствуют о его к нам любви. Если от усталости не мог читать сам, слушал чтение друга. Часто с удивительным волнением призывал домочадцев ко взаимной любви и согласию, к заботе об истинном благочестии и удивительно ласково утишал их смятение и печаль. Снова и снова повторял им, чтобы они не забыли расплатиться со всеми долгами.Маркольф. А завещания он разве не составил?Федр. Задолго до того, когда еще был совсем здоров. Он говорил, что от умирающего не завещания можно ждать, а вздоровещания.Маркольф. Монастырям или нищим ничего не отказал?Федр. Ни полушки. «Я, говорит, свое скудное имущество раздавал как мог, а теперь передаю его во владение другим — другие и раздачами займутся. И надеюсь, что они будут раздавать благочестивее, чем это делал я».Маркольф. И святых мужей не звал, как Георгий?Федр. Ни единого. Кроме домочадцев и двоих самых близких друзей, подле него не было никого.Маркольф. Любопытно, что он по этому поводу думал.Федр. Он говорил, что при своей смерти не желает доставлять хлопоты большему числу людей, чем при рождении.Маркольф. Я жду окончания твоей истории.Федр. Сейчас услышишь. Настал четверг. В этот день он не поднялся, испытывая крайнюю истому во всем теле. Пригласили священника, он совершил соборование и снова причастил святых тайн, но уже без исповеди: умирающий объявил, что никаких тревог в душе не осталось. Священник заговорил о погребении — где и как желает Корнелий, чтобы его похоронили. «Хорони меня так, — отвечал умирающий, — как хоронишь христиан самого низшего звания. Мне все равно, где ты положишь это тело, которое в день Страшного суда все равно будет найдено, где бы ты его ни положил. И до погребального шествия мне дела нет». Священник упомянул насчет колокольного звона, насчет тридцати заупокойных обеден, о ежегодных поминальных службах, о папской грамоте, о покупке права на соучастие в заслугах. А он в ответ: «Ах, мой пастырь, мне нисколько не будет хуже, если и ни один колокол не прозвонит. Если ты удостоишь меня хотя бы одной заупокойной обедни, и этого больше чем достаточно. Если есть еще что-либо, чего по обычаю Церкви и без соблазна для слабых духом опустить нельзя, предоставляю это на твое усмотрение. Мне не хочется ни скупать чужие молитвы, ни отнимать у кого бы то ни было его заслуги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82