Коклит. На мой взгляд, слаще живет тот, у кого под боком молодая и милая женка, и он обнимается с нею, когда захочет.Памфаг. Только прибавь: иной раз — и когда не захочет. А я люблю удовольствие беспрерывное. Кто взял жену, счастлив один месяц; кому достался богатый приход, наслаждается и радуется всю жизнь.Коклит. Но одиночество печально! Даже Адаму в раю было бы не сладко, если б господь не соединил его с Евою.Памфаг. Был бы приход побогаче, а Ева всегда найдется.Коклит. Но тебе ведомо, что удовольствие не в удовольствие, если оно сопряжено с дурною славою и нечистой совестью.Памфаг. Ты прав, и потому я намерен разгонять Печаль одиночества, беседуя с книгами.Коклит. Да, приятнее этих друзей нет. Но вернешься ли ты к своей рыбной ловле?Памфаг. Вернусь, если удастся раздобыть новую наживку.Коклит. Золотую или серебряную?Памфаг. Хоть какую из двух.Коклит. Не сомневайся — отец даст тебе все, что нужно.Памфаг. Он страшный скряга! Да и не поверит он в другой раз, когда узнает,' что я не сберег его денег.Коклит. Таков уж закон игры.Памфаг. Но он в эту игру не играет.Коклит. Если он не даст, я укажу тебе, откуда можно взять столько денег, сколько сам пожелаешь.Памфаг. Какая радость! Указывай скорее, у меня уже сердце прыгает.Коклит. Пожалуйста, когда угодно.Памфаг. Ты нашел клад?Коклит. Если бы нашел, то для себя, не для тебя.Памфаг. Наскрести бы сотню дукатов — и надежда оживет.Коклит. Да я тебе показываю, откуда можешь позаимствовать хоть сотню тысяч!Памфаг. Что же ты меня не осчастливишь? Не томи меня дольше! Говори, откуда!Коклит. Из Будеева «Асса» Из Будеева «Асса». — Будей — латинизированная фамилия Гильома Бюде (1467—1540), одного из виднейших французских гуманистов, друга Эразма. Главный его труд — исследование денежной системы Древнего Рима; оно называлось «Об ассе» (ace — римская медная монета).

. Там найдешь неисчислимые мириады, хочешь в золотой монете, хочешь в серебряной.Памфаг. Поди-ка ты со своими шутками сам знаешь куда! А из той сокровищницы я уплачу тебе свой долг.Коклит. Конечно, но ровно столько, сколько я тебе сперва из нее же и отсчитаю.Памфаг. Теперь я вижу, что ты просто зубоскал.Коклит. Что ж, у кого нос, а у кого и зубы.Памфаг. Шутить в важном деле — это зубоскальство, и ничего больше. Тут впору скрежетать зубами, а не скалиться. Будь ты на моем месте, ты б не шутил. А ты из меня делаешь посмешище.Коклит. Да я и не думаю насмехаться! Я говорил от души и спроста.Памфаг. Спроста! Врешь — и не покраснеешь, и глазом не моргнешь. Но мне бы не мешкать, а отправляться домой — узнать, как там и что.Коклит. Застанешь очень много нового.Памфаг. Это понятно. Главное — чтобы ничего огорчительного!Коклит. Желать никому не возбраняется, да только ни у кого еще не сбывалось такое желание.Памфаг. Нот еще какую пользу принесет каждому из нас путешествие: после приятнее будет дома.Коклит. Не уверен. Я вижу, как люди ездят в Рим и по семь раз. Эта чесотка, если уж нападет, так зудит и зудит — без конца. Исповедь солдата
Ганнон. Трасимах Это греческое имя означает примерно «храбрый воитель».

Ганнон. Откуда к нам, Трасимах? Уходил ты Меркурием, а возвращаешься Вулканом.Трасимах. Какие там еще Меркурии, какие Вулканы? О чем ты толкуешь?Ганнон. Да как же: уходил — будто на крыльях улетал, а теперь хромаешь Меркурия (Гермеса), вестника богов, древние изображали обутым в крылатые сандалии; Вулкан (Гефест), бог кузнечного ремесла, был, но их представлениям, хромцом.

.Трасимах. С войны так обычно и возвращаются.Ганнон. Что тебе война — ведь ты пугливее серны!Трасимах. Надежды на добычу сделали храбрецом.Ганнон. Значит, несешь уйму денег?Трасимах. Наоборот, пустой пояс Носить деньги в поясе — обычай римских легионеров.

.Ганнон. Зато груз необременительный.Трасимах. Но я обременен злодеяниями.Ганнон. Это, конечно, груз тяжелый, если верно сказано у пророка «Книга пророка Захарии», V, 7—8.

, который грех зовет свинцом.Трасимах. Я и увидел и совершил сам больше преступлений, чем за всю прошлую жизнь.Ганнон. Понравилось, стало быть, воинское житье?Трасимах. Нет ничего преступнее и злополучнее!Ганнон. Что же взбредает в голову тем, которые за плату, а иные и даром, мчатся на войну, будто на званый обед?Трасимах. Не могу предположить ничего иного, кроме одного: они одержимы фуриями, целиком отдались во власть злому духу и беде и явно рвутся в преисподнюю до срока.Ганнон. Видимо, так. Потому что для достойного дела их не наймешь ни за какие деньги. Но опиши-ка нам, как происходило сражение и на чью сторону склонилась победа.Трасимах. Стоял такой шум, такой грохот, гудение труб, гром рогов, ржание коней, крики людей, что я и различить ничего не мог — едва понимал, на каком я свете.Ганнон. А как же остальные, которые, вернувшись с войны, расписывают всё в подробностях, кто что сказал или сделал, точно не было такого места, где бы они не побывали досужими наблюдателями?Трасимах. Я убежден, что они лгут почем зря. Что происходило у меня в палатке, я знаю, а что на поле боя — понятия не имею.Ганнон. И того даже не знаешь, откуда твоя хромота?Трасимах. Пусть Маворс Маворс — архаическая форма имени римского бога войны Марса.

лишит меня наперед своей благосклонности — пожалуй, что нет. Скорее всего, камень угодил в колено или конь ударил копытом.Ганнон. А я знаю.Трасимах. Знаешь? Разве тебе кто рассказал?Ганнон. Нет, сам догадался.Трасимах. Так что же?Ганнон. Ты бежал в ужасе, грохнулся оземь и расшиб ногу.Трасимах. Провалиться мне на этом месте, если ты не попал в самую точку! Твоя догадка так похожа на правду!Ганнон. Ступай домой и расскажи жене о своих победах.Трасимах. Не слишком сладкой песнею она меня встретит, когда увидит, что муж возвращается наг и бос.Ганнон. Но как ты возместишь то, что награбил?Трасимах. А я уж возместил.Ганнон. Кому?Трасимах. Потаскухам, виноторговцам и тем, кто обыграл меня в кости.Ганнон. Вполне по-военному. Худо нажитое пусть сгинет еще хуже — это справедливо. Но от святотатства, я надеюсь, вы все-таки удержались.Трасимах. Что ты! Там не было ничего святого. Ни домов не щадили, ни храмов.Ганнон. Каким же образом ты искупишь свою вину?Трасимах. А говорят, что и не надо ничего искупать — дело ведь было на войне, а на войне что бы ни случилось, всё по праву.Ганнон. Ты имеешь в виду — по праву войны?Трасимах. Верно.Ганнон. Но это право — сама несправедливость! Тебя повела на войну не любовь к отечеству, а надежда на добычу.Трасимах. Не спорю и полагаю, что не многие явились туда с более чистыми намерениями.Ганнон. Все же утешение: не один безумствуешь, а вместе со многими.Трасимах. Проповедник с кафедры объявил, что война справедливая.Ганнон. Кафедра лгать не привычна. Но что справедливо для государя, не обязательно справедливо и для тебя.Трасимах. Слыхал я от людей ученых, что каждому дозволено жить своим ремеслом.Ганнон. Хорошо ремесло — жечь дома, грабить храмы, насиловать монашек, обирать несчастных, убивать невинных!Трасимах. Нанимают же мясников резать скотину, — за что тогда бранить наше ремесло, если нас нанимают резать людей?Ганнон. А тебя не тревожило, куда денется твоя душа, если тебе выпадет погибнуть на войне?Трасимах. Нет, не очень. Я твердо уповал на лучшее, потому что раз навсегда поручил себя заступничеству святой Варвары.Ганнон. И она приняла тебя под свою опеку?Трасимах. Да, мне показалось, что она чуть-чуть кивнула головой.Ганнон. Когда это тебе показалось? Утром?Трасимах. Нет, после ужина.Ганнон. Но об ту пору тебе, верно, казалось, что и деревья разгуливают.Трасимах. Как он обо всем догадывается — поразительно!… Впрочем, особенную надежду я возлагал на святого Христофора и каждый день взирал на его лик.Ганнон. В палатке? Откуда там святые?Трасимах. А я нарисовал его на парусине углем.Ганнон. Вот уж, конечно, не липовая, как говорится, была защита — этот угольный Христофор. Но шутки в сторону: я не вижу, как ты можешь очиститься от такой скверны, разве что отправишься в Рим.Трасимах. Ничего, мне известна дорога покороче.Ганнон. Какая?Трасимах. Пойду к доминиканцам и там задешево все улажу.Ганнон. Даже насчет святотатства?Трасимах. Даже если бы ограбил самого Христа да еще и голову бы ему отсек вдобавок! Такие щедрые у них индульгенции и такая власть все устраивать и утишать.Ганнон. Хорошо, если бог утвердит ваш уговор.Трасимах. Я о другом беспокоюсь — что диавол не утвердит. А бог от природы жалостлив.Ганнон. Какого выберешь себе священника?Трасимах. Про которого узнаю, что он самый бесстыжий и беззаботный.Ганнон. Чтобы, значит, дым с чадом сошлися, как говорится? И после этого будешь чист и причастишься тела господня?Трасимах. Почему же нет? Как только выплесну всю дрянь к нему в капюшон, тотчас станет легко. Кто отпустил грехи, тот пусть дальше об них и думает.Ганнон. А как ты узнаешь, что отпустил?Трасимах. Да уж узнаю.Ганнон. По какому признаку?Трасимах. Он возлагает руки мне на голову и что-то там бормочет, не знаю что.Ганнон. А что, если он оставит все твои прегрешения на тебе и, когда возложит руку, пробормочет так: «Отпускаю тебе все добрые дела, коих не нашел за тобою ни единого, и каким встретил тебя, таким и провожаю»?Трасимах. Это его дело. Мне достаточно верить, что я получил отпущение.Ганнон. Но такая вера опасна. Быть может, для бога, которому ты должник, ее недостаточно.Трасимах. Откуда ты взялся на моем пути, чтобы ясную мою совесть затуманивать облаками?Ганнон. Счастливая встреча: друг с добрым советом — добрая примета в пути.Трасимах. Может, она и счастливая, но не слишком приятная. Хозяйские распоряжения
Рабин Рабин. — Этим вымышленным именем в «Разговорах» обозначаются обыкновенно доктора богословия. В «Диалоге о правильном произношении, латинском и греческом» Эразм сообщает, что «Наш учитель» (почетный титул доктора богословия) — это перевод еврейского «раввин».

. Сир Рабин. Эй, ты, висельник, я уже охрип от крика, а ты все не просыпаешься! Мне кажется, тебе впору состязаться с тою тварью, что зовется соней. Или быстрее вставай, или я дубиною выбью из тебя сон! Когда ж ты наконец проспишь вчерашний хмель? Неужто не стыдно тебе, сонливец, храпеть среди бела дня? У добрых слуг заведено подняться до зари да позаботиться, чтобы хозяин чуть глаза открыл — а уж все готово! Насилу расстается с нагретым гнездом, кукушка! Пока чешет голову, пока потягивается, пока зевает — целый час пройдет.Сир. Да едва рассвело.Рабин. Ну разумеется! По-твоему, так еще глубокая ночь!Сир. Что велишь делать?Рабин. Разожги жаровню. Отряхни шапку и плащ. Оботри башмаки и туфли. Штаны выверни наизнанку и сперва вычисти щеткой изнутри, потом снаружи. Освежи воздух каким-нибудь курением. Засвети лампу. Перемени мне рубаху, грязную выстирай и высуши над огнем, да смотри дымом не закопти.Сир. Ладно.Рабин. Да двигайся ты поживее! Другой на твоем месте все бы уже сделал.Сир. Двигаюсь.Рабин. Вижу, что двигаешься. А вперед нисколько не подвигаешься. По-черепашьи.Сир. «Не могу одновременно дуть и втягивать в себя!» Плавт, «Привидение», 791.

Рабин. Он еще пословицами изъясняется, кровопийца! Вынеси горшок. Прибери постель, раздвинь занавеси. Подмети прихожую, подмети пол в спальне. Принеси воды умыть руки. Что ты копаешься, осел? Год тебе надобен, чтобы свечу зажечь!Сир. Едва нашел уголек.Рабий. Так, стало быть, вчера запрятал.Сир. И меха у меня нет.Рабин. Как он спорит, бездельник! А легкие тебе на что даны?Сир. Какой властный у меня хозяин! Столько наприказывал, что и десятку слуг разом не справиться.Раб ин. Что ты там говоришь, медлитель?Сир. Ничего. Все в порядке.Рабин. Мне разве послышалось, как ты что-то бормочешь?Сир. Это я молюсь.Рабин. «Отче наш», поди, коверкаешь. Или «Молитву господню» уродуешь. А про власть что ворчал?Сир. Молюсь, чтобы господь даровал тебе императорскую власть.Рабин. А я — чтобы он из болвана сделал тебя человеком. Проводи меня в церковь. Потом бегом домой. Все расставь по местам. Дом пусть так и сияет чистотою! Горшок чтобы блестел! Всякую неопрятность — с глаз долой: меня может навестить кто-нибудь из придворных. Если замечу какое упущение, будешь избит, как пес!Сир. Да уж я хорошо знаю твою доброту.Рабин. А коли знаешь, так берегись.Сир. Но ты еще не словом не обмолвился насчет завтрака.Рабин. Вот что у него на уме, у висельника! Нынче утром я дома не ем. В десятом часу прибежишь ко мне и отведешь туда, где я буду завтракать.Сир. Тебя там накормят, а у меня здесь вовсе нет еды.Рабин. Нет еды — зато есть аппетит.Сир. Аппетитом еще никто сыт не бывал.Рабин. А вот хлеб!Сир. Да, но какой? Черный, с отрубями!Рабин. Подумайте, что за неженка! Ты бы сено должен жевать — вот пища, которой ты заслуживаешь. Или тебя, осла этакого, пирогами прикажешь потчевать? Коли один хлеб в глотку не идет, прибавь порея или, ежели угодно, луку.Рабин. Ступай на рынок.Сир. В такую даль?Рабин. До рынка три шага, но для тебя, ленивца, это две мили. Погоди, я вылечу тебя от лени! Поручений даю много — считай по пальцам, чтобы лучше запомнить. Первым делом завернешь к портному и возьмешь от него сборчатый камзол, если платье уже готово. Потом поищешь Корнелия, гонца. Он большею частью пьянствует в «Олене». Спросишь, нет ли писем для меня и когда он собирается в дорогу Почты еще не существовало, и письма пересылались либо с оказией, либо — чаще — с нарочными (гонцами), взимавшими за свои труды немалое вознаграждение.

. Потом зайдешь к булочнику и от моего имени попросишь не беспокоиться, что я не прислал денег к назначенному сроку, — в ближайшее время будет уплачено.Сир. Когда? В греческие календы Соответствует русскому «на турецкую пасху»: календы — чисто римское понятие.

?Рабин. Насмехаешься, обжора? Нет, еще до мартовских календ! На возвратном пути свернешь влево и узнаешь у книгопродавца, нет ли новых книжек из Германии Следует иметь в виду, что речь идет не о слуге типа гоголевского Петрушки или Осипа, но о прислужнике-ученике, состоящем в услужении у ученого хозяина и совмещающем обязанности собственно слуги и секретаря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82