Сейчас ты вольна читать в своей комнате, молиться, петь, когда и сколько душе угодно. Надоело сидеть в комнате — можно послушать церковное пение, службу, проповедь. Если повстречаешь мать семейства или девицу испытанной скромности, можно заговорить и через этот разговор самой сделаться лучше, если мужа, заведомо достойного, — спросить у него, что могло бы придать достоинства и тебе. Можно, наконец, выбрать проповедника, который проповедует Христа особенно чисто и свято. Отсюда начинается самый прямой путь к истинному благочестию, и всех этих благ, всех разом, ты лишишься, как только поступишь в монастырь.Катарина. Но ведь я еще не буду монахиня Между поступлением в монастырь и принятием монашеского чина (принесением обетов) протекал своего рода «испытательный срок», и обычно довольно продолжительный — не менее года.

.Евбул. Что тебе до названий! Не об имени тревожься — думай о сути. Они хвастаются послушанием. Но разве недостанет тебе славы послушания, если будешь покоряться родителям, которым бог велит покоряться, и своему епископу, и пастырю? Или славы бедности недостанет, когда всё в руках у родителей? Правда, в старину святые мужи особенно хвалили в святых девах щедрость к беднякам, а они не могли быть щедры, если бы ничем не владели… И от целомудрия твоего ничего в родительском доме не убудет. Что ж остается? Манатья, холщовое платье, вывернутое наизнанку, да кое-какие обряды, сами но себе благочестию нисколько не способствующие и ко Христу не приближающие, потому что Христос смотрит на чистоту души.Катарина. Что-то неслыханное ты проповедуешь.Евбул. Зато бесспорное и несомненное. Ежели ты не свободна от власти родителей, ежели не владеешь правом продать одежду или поле, откуда у тебя право отдать себя в рабство чужим людям?Катарина. Родительское право — вере не помеха, так все говорят.Е бул. А разве ты в крещении не исповедала христианскую веру?Катарина. Исповедала.Евбул. Разве не веруют те, кто верны заветам Христовым?Катарина. Очень даже веруют.Евбул. Что же за новая вера такая, отменяющая то, что возвестил закон природы, чему учил ветхий закон, одобрил закон евангельский, подтвердило апостольское учение? Это постановление не от бога, оно принято в монашеском сенате. Подобным же образом иные утверждают, будто следует считать законным брак, который заключен без ведома или даже вопреки воле родителей меж мальчишкою и девчонкой через изустное их согласие. Но такого суждения не одобрит ни здравый смысл, ни древние законы, ни сам Моисей, ни евангельское учение, ни апостольское.Катарина. Стало быть, ты считаешь, что мне грешно обручиться со Христом иначе, как после родительского одобрения?Евбул. Ты уже с ним обручена и все мы тоже. Кто обручается дважды с одним женихом?! Речь идет лишь о месте, о платье, об обрядах, а ради этого пренебрегать родительским правом, по-моему, нельзя. И берегись, как бы, готовя себя к браку со Христом, не побрачиться со многими иными.Катарина. Но монахи объявляют во всеуслышание, что нет ничего более святого, как пренебречь родителями в таком деле.Евбул. А ты потребуй у этих столпов учености, чтобы они привели хоть одно место из священных книг, которое бы наставляло в таком непослушании. А если не смогут, вели им выпить стаканчик бургундского — это они смогут. Бежать от нечестивых родителей ко Христу — благочестие. Но от благочестивых в монастырь, то есть от достойных к недостойным (случай, увы, нередкий), — какое же это, спрашивается, благочестие? Ведь и встарь, если кто обращался от язычества ко Христу, он был обязан повиновением родителям-идолопоклонникам до тех пределов, покуда это было совместимо с его верою.Катарина. Выходит, что ты вообще осуждаешь монашескую жизнь.Евбул. Отнюдь. Но если я никогда не стал бы советовать девице, уже обрекшей себя на эту жизнь, чтобы она постаралась от нее избавиться, я, не задумываясь, призвал бы всех девиц, особенно даровитых, не бросаться очертя голову туда, откуда после уже не смогут выпутаться, тем более что в монастырях невинность часто подвергается очень тяжелым испытаниям, а всего, что достигается в обители, ты способна достигнуть и дома.Катарина. Как ни много у тебя доводов и как они ни убедительны, а все-таки моей страсти им не развеять.Евбул. Если уж я тебя не убедил (о чем весьма сожалею), то хотя бы запомни, что Евбул тебя предупреждал. А пока, — ради моей к тебе любви, — буду молиться, чтобы твоя страсть оказалась счастливее моих советов. Раскаяние
Евбул. Катарина Евбул. Всегда бы встречали меня такие привратницы!Катарина. И всегда бы стучались такие гости!Евбул. Однако прощай, Катарина.Катарина. Что я слышу? Еще «здравствуй» не сказал, а уже «прощай»!Евбул. Не для того я сюда пришел, чтобы видеть тебя в слезах. Как это понимать: стоило мне появиться — ты в слезы?Катарина. Куда побежал? Обожди, обожди, говорю! Сейчас перестану плакать. Посмеемся вволю.Евбул. А это что за птицы?Катарина. Приор из монастыря по соседству. Не уходи. Они уже все пьяны. Посиди со мною немного, а когда приор удалится, мы потолкуем, как бывало.Евбул. Изволь. Это ты не хотела меня слушаться, а я тебя послушаюсь. Ну, вот мы и одни. Рассказывай все как есть, я хочу услышать твою историю из твоих же уст.Катарина. Из множества друзей, которые все капались мне людьми весьма разумными, ни один не дал такого по-стариковски мудрого совета, как ты, самый младший годами. Теперь-то я это понимаю.Евбул. Но как ты сломила сопротивление родителей?Катарина. Сперва бесчестные уговоры монахов и монахинь, а после мои просьбы и ласки поколебали непреклонность матери; зато отца тронуть никак не удавалось. Наконец пустили в ход все средства, но и тогда он скорее рухнул в изнеможении, нежели согласился. Случилось это за попойкою: ему грозили вечной погибелью, если он не отдаст Христу его невесту.Евбул. О, какая наглость! И какая тупость! Ну, а потом?Катарина. Три дня оставалась я дома взаперти, и все это время при мне неотлучно были несколько женщин из обители, которых монахи называют «обращенными»; они убеждали меня быть твердой в святом намерении и зорко следили, как бы не проникла ко мне какая-нибудь родственница или приятельница, которая могла бы изменить мое настроение. А пока готовили уборы, наряды и все прочее, что было потребно для празднества.Евбул. А ты как себя чувствовала тою порой? Колебалась в душе?Катарина. Нет. Но перенесла такую страшную муку, что лучше десять раз умереть, чем вынести ее еще раз.Евбул. Что же это было? Скажи!Катарина. Не могу.Евбул. В чем бы ты ни открылась, ты откроешься другу.Катарина. Обещаешь молчать?Евбул. Я молчал бы и так, безо всякого уговора. Будто ты меня не знаешь!Катарина. Мне явилось ужасное привидение.Евбул. Несомненно, это был твой злой дух, он-то и гнал тебя в монастырь.Катарина. Да, наверняка, это был χκακοδαιμων Злой дух, злое божество (греч.)

.Евбул. Каков же он был с виду? Такой, каким его рисуют? Клюв крючком, рога, когти, как у гарпии, длиннущий хвост?Катарина. Ты знай себе шутишь, а мне бы, право, лучше сквозь землю провалиться, чем увидать его снова.Евбул. А твои увещательницы при этом были?Катарина. Нет. И я ничего им не рассказывала, хоть они всячески допытывались, что со мною стряслось: они застали меня без памяти и без дыхания.Евбул. Хочешь, скажу тебе, что это было?Катарина. Скажи, если можешь.Евбул. Твои приставницы тебя околдовали или, вернее, обморочили до потери рассудка. Но ты тем временем от задуманного не отступалась?Катарина. Нимало. Ведь это, как все кругом говорили, случалось со многими, кто посвящал себя Христу, и если одолеть искусителя в первой схватке, дальше все будет спокойно.Евбул. Как тебя провожали из дому?Катарина. В полном уборе, с распущенными волосами — точь-в-точь, как невесту к жениху провожают.Евбул (в сторону). Да, к толстобрюхому монаху. (Катарине.) Кха! Вот проклятый кашель!Катарина. Отвели меня в обитель средь бела дня, зевак сбежалось — уйма!Евбул. Ох, и ловкие же комедианты! Как они умеют разыгрывать свои представления перед простым народишкой! И сколько ты провела в этой святой девичьей обители?Катарина. Меньше двух недель.Евбул. Что, однако, повернуло твои мысли по-новому? Ты ведь была непреклонна!Катарина. Что — не скажу, но только что-то очень важное. Через шесть дней я вызвала мать и умоляла, заклинала ее, чтобы меня оттуда забрали, если только не хотят моей смерти. Она возражала, твердила, что нужна выдержка. Тогда я вызвала отца. Он даже бранился, кричал, что насилу поборол свои чувства и чтобы теперь я, в свою очередь, поборола свои — не навлекала на себя позора, прыгая взад-вперед. Наконец, видя, что ничего не помогает, я объявила родителям, что исполню их желание и умру — раз они так велят, а умру я здесь непременно, и очень скоро. Услыхав такой ответ, они забрали меня домой.Евбул. Хорошо, что ты успела прыгнуть назад, не связав себя вечным рабством. Но я еще не слышал, что переменило твое настроение так внезапно.Катарина. Этого от меня не слышал никто, и ты не услышишь.Евбул. Что, если я попробую догадаться?Катарина. Не угадаешь — я уверена. А если б и угадал, я бы не подтвердила.Евбул. Ах, ну тогда все понятно! А деньги, конечно, пропали.Катарина. Больше сорока гульденов.Евбул. Да, хорошо погуляли обжоры на свадьбе, нечего сказать! И все же бог с ними, с деньгами, лишь бы ты была невредима. Вперед слушайся добрых сонетов.Катарина. Непременно! В другой раз рыбка в невод не зайдет. ΜΕΜΨΙΓΑΜΟΣ Хулительница брака (греч.).

или супружество
Евлалия. Ксантиппа Евлалия. Здравствуй, здравствуй, Ксантиппа! Как я по тебе соскучилась!Ксантиппа. Здравствуй и ты, дорогая моя Евлалия. Как ты похорошела!Евлалия. Славно же ты меня встречаешь — колкостью, насмешкою.Ксантиппа. Нет, правда, так мне кажется.Евлалия. Может, новое платье мне к лицу?Ксантиппа. Ну, конечно! Давно не видала ничего краше! Сукно не иначе как английское.Евлалия. Шерсть английская, а красили в Венеции.Ксантиппа. Тоньше виссона! И цвет удивительно приятный — настоящий пурпур! От кого такой прекрасный подарок?Евлалия. От кого ж еще принимать подарки замужней женщине, как не от собственного супруга?Ксантиппа. Счастливица ты! Вот это муж так муж! А мне бы лучше быть за пнем дубовым, чем за моим Николаем!Евлалия. Что ты говоришь? Так скоро — и уже нет согласия между вами?Ксантиппа. И никогда не будет согласия с эдаким ослом! Видишь — я вся в лохмотьях, а ему хоть бы что! Клянусь, мне часто на люди выйти стыдно, когда я вижу, как одеты другие женщины, у которых мужья намного беднее моего.Евлалия. Замужнюю женщину украшает не платье и не уборы, как учит святой апостол Петр (и как слыхала я недавно за проповедью), но чистота и скромность нравов, то есть украшения духовные. Шлюхи прихорашиваются ради многих глаз. Мы достаточно хороши, если нравимся одному лишь супругу.Ксантиппа. Однако ж добрый этот супруг, с женою отчаянный скупец, усердно проматывает приданое, которого взял за мною немало.Евлалия. А на что?Ксантиппа. На что вздумает — пьянствует, распутничает, играет в кости.Евлалия. Ужасно!Ксантиппа. Да, но так оно и есть. Я все жду его, жду, а он возвращается далеко за полночь, пьяный, а потом храпит до утра, а нередко и всю постель облюет, а бывает — и того хуже.Евлалия. Тс-с! Ведь ты себя порочишь, когда порочишь мужа!Ксантиппа. Клянусь жизнью, я охотнее спала бы со свиньей, чем с таким мужем!Евлалия. И ты, наверно, встречаешь его бранью?Ксантиппа. Он того и стоит. Пусть помнит, что и не немая.Евлалия. А что он в ответ?Ксантиппа. Сперва отругивался очень свирепо — думал, что запугает меня своими бешеными криками.Евлалия. А до побоев никогда не доходило?Ксантиппа. Как-то раз оба до того распалились, что еще чуть-чуть — и подрались бы.Евлалия. Что я слышу?!Ксантиппа. Он размахивал дубинкой, неистово орал и грозился.Евлалия. И ты не испугалась?Ксантиппа. Наоборот! Я схватила табурет, и если б он хоть пальцем меня тронул, я б ему показала, что и я не безрукая!Евлалия. Вот невиданный щит! Тебе не хватало только прялки наместо копья.Ксантиппа. Он бы у меня понял, с кем дело имеет — с амазонкою!Евлалия. Ах, милая Ксантиппа! Не так бы чадо…Ксантиппа. А как? Ежели он не желает признавать меня за жену, не стану и я признавать его за мужа!Евлалия. Но Павел учит, что жены должны покоряться своим мужьям с полным смирением. И Петр ставит нам в пример Сарру В «Первом соборном послании святого апостола Петра», гл. III, ст. 1—6, говорится: «Также и вы, жены, повинуйтесь своим мужьям… Так Сарра повиновалась Аврааму, называя его господином. Вы — дети ее, если делаете добро и не смущаетесь ни от какого страха» Это намек на деталь ветхозаветной истории патриарха Авраама, которому бог — несмотря на столетний почти возраст — обещает сына, а супруга патриарха «внутренне рассмеялась, сказав: „Мне ли, когда я состарилась, иметь сие утешение? И господин мой стар“ („Бытие“, XVIII, 12).

, которая супруга своего, Авраама, называла «господином».Ксантиппа. Слыхала. Но тот же Павел учит, чтобы мужья любили своих жен, как Христос возлюбил свою невесту — Церковь. Пусть он помнит свои обязанности — я не забуду про свои.Евлалия. Но когда уж зашло так далеко, что кому-то из двух необходимо уступить, — справедливо, Чтобы жена уступила мужу.Ксантиппа. Если только вправе называться мужем тот, кто обращается со мною, как со служанкой.Евлалия. Но скажи, милая Ксантиппа, после того случая он перестал грозиться побоями?Ксантиппа. Перестал и несколько образумился, а не то получил бы как следует.Евлалия. А ты ссориться с ним не перестала?Ксантиппа. И не перестану.Евлалия. Ну, а что же он теперь?Ксантиппа. Что он? Когда спит, сонливец несчастный, когда хохочет без умолку, а когда схватит лютню о трех струнах и бренчит без конца, заглушая мои крики.Евлалия. А тебя это раздражает?Ксантиппа. До того, что и сказать невозможно. Иной раз едва удерживаюсь, чтоб не пустить руки в ход.Евлалия. Милая Ксантиппа, разрешишь быть с тобою вполне откровенной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82