После ленча я позвонил в больницу, однако Дэррил даже не пожелал со мной разговаривать. Доктор извинилась, сообщив, что травма у ее пациента оказалась гораздо серьезнее, чем она предполагала, и хирургам не удалось спасти ему глаз. В данный момент Дэррил не строил никаких планов по поводу возвращения на работу, а врачи упорно пичкали его антидепрессантами. Я чувствовал себя ужасно, хотя доктор уговаривала меня не терзаться угрызениями совести, поскольку, заявила она, это был всего лишь несчастный случай, редкий, что называется, один на тысячу. Как выяснилось, к злополучному мячу прилип крохотный осколок стекла, который при ударе проник в зрачок Дэррила, тем самым трагически усугубив последствия травмы. Дэррил даже мог бы предъявить иск производителям спортивного инвентаря. Я умолял врача разрешить мне навестить Дэррила, но она заявила, что в данный момент он спит, и повесила трубку.
В связи с отсутствием Дэррила моя нагрузка резко возросла. Дэррил обладал прирожденным даром общения с клиентурой, хотя заполнение всевозможных бланков и квитанций всегда было для него мукой. Мои же таланты, если таковые вообще имелись, лежали в сфере бумаготворчества. Однако теперь, во многом благодаря эмоциональному осмосу Спанки, я с гораздо большей легкостью убеждал покупателей расставаться со своими деньгами, ну а уж канцелярскую часть работы выполнял и подавно со свойственными мне сноровкой и умением.
К концу дня мы подвели баланс за понедельник. Неиссякаемое чувство вины перед Дэррилом постепенно притупилось, тем более что Макс был просто в восторге от моей успешной деятельности. Даже Доки то и дело прохаживался по магазину с глупой ухмылкой на лице, насвистывая себе под нос какую-то маловыразительную мелодию. И все же в глубинах моего сознания то и дело возникала бередящая мысль по поводу телефонного звонка матери. Если и в самом деле случилось что-то тревожное, мне хотелось знать, что именно. Однако я дал Спанки слово, и, если не сдержу его, он может покинуть меня навсегда.
Вернувшись домой, я застал Зака ползающим по полу гостиной среди множества вырезок из старых журналов.
— Вот, старик, хочу оказать тебе услугу, — радостно сообщил он, — помочь разобраться со своими духовными терзаниями.
— С чем-чем? — переспросил я, открыв холодильник и обнаружив, что молока нет. — Слушай, Зак, а ведь сегодня была твоя очередь идти в магазин.
— Извини, старик, очень был занят. Как я понял, ты ужасно взволнован этой историей с даэмоном, правильно? Вот я и решил навести для тебя кое-какие справки.
— Послушай, это все не столь существенно, поскольку речь шла о случайной встрече с даэмоном в баре, а остальное — моя выдумка. — Конечно же, мне хотелось как можно больше узнать о даэмонах, но, поскольку не было известно, когда вновь появится Спанки, мне ничего не оставалось, как поскорее завершить начатый Заком разговор. К тому же я помнил предупреждение Спанки: о его существовании не должна знать ни одна живая душа.
— Да что ты мне арапа-то заправляешь! Я же слышал, как в то утро ты разговаривал с кем-то у себя в спальне. Да и всю последнюю неделю ведешь себя как-то странно.
Я вернулся в гостиную и помог Заку собрать с пола газетные вырезки, которые он сложил в картонную папку.
— Ну хорошо, — кивнул он, — подожду, когда ты сам решишь рассказать мне обо всем. А это досье пока приберегу. Кстати, ты мог бы почерпнуть из него немало интересного по части даэмонологии. И далеко не все из прочитанного тебе понравилось бы, — мрачно добавил он.
— Я и так это знаю.
Я направился к себе в комнату переодеться — день сегодня выдался и вправду трудный. Пожалуй, впервые за все время работы в магазине я понял, что действительно могу чего-то достичь, и испытывал удовлетворение.
Я надеялся вскоре увидеть Спанки, но шли за днями дни, а он не появлялся. Я еще немного почитал, лежа на кровати, потом незаметно для себя заснул. Когда я проснулся, был уже час ночи, а в блокноте рядом с телефоном красовалась оставленная Заком записка, чего он прежде никогда не делал:
“ТВОЯ МАТЬ ПРОСИЛА ПОЗВОНИТЬ. ОЧЕНЬ ВАЖНО”.
Испытав короткую вспышку чувства вины, я разорвал записку в клочья и снова улегся в постель.
Остаток недели прошел в суете магазинных дел и сопровождался некоторыми ошибками в организации распродажи. Тем не менее, бизнес, можно сказать, процветал, и мне частенько приходилось в одиночку управлять магазином, поскольку Макс был занят улаживанием дел с Симсом. Под неусыпным оком и сияющей улыбкой моего патрона я был само внимание, демонстрируя моим богатеньким покупателям самые роскошные гарнитуры, типа гостиной “Принцесса Коннаутская”, и даже ухитрился “толкнуть” надолго застрявший было у нас набор кресел, избавиться от которого не удавалось даже совместными усилиями всего штата продавцов.
Разумеется, в подобной ситуации Максу было бы уже неловко ставить своего сына надо мной. Даже Лотти после оформления одной из наиболее трудных сделок подошла ко мне и пробормотала что-то насчет моего поразительного умения работать. Что и говорить, я был тронут, ибо восхваление моих деловых качеств оказалось чем-то совершенно неожиданным для меня.
К четвергу меня всерьез стали одолевать сомнения, увижу ли я наконец Спанки. Впрочем, я был по горло загружен работой, чтобы слишком часто вспоминать о нем. Вечером, когда я собрался уже закрывать магазин, он вдруг материализовался в одном из складских шкафов, чем едва не вызвал у меня разрыв сердца. С мокрыми волосами, в плавках и с доской для серфинга.
— У тебя не найдется, чем вытереться? — спросил он, оглядываясь по сторонам.
— Пошли со мной.
Я провел его в одну из душевых и протянул ему полотенце. По всему магазину за ним тянулись мокрые следы.
— Где это ты был?
— На Гавайях. Ну и волна была сегодня, скажу я тебе! Ты серфингом случайно не увлекаешься?
— Здесь негде заниматься серфингом, — сказал я, усаживаясь на стопку вышитых “фитильком” накидок для тумбочек “Императрица” и наблюдая, как он вытирает голову. К этому времени почти ничто уже не удивляло меня в Спанки, и я, пожалуй, даже глазом не моргнул бы, если бы он въехал в магазин в экипаже, запряженном четверкой лошадей. Впрочем, видеть его снова было действительно приятно.
— У тебя что, отпуск был?
— Да, надо было немного проветриться. От твоей семьи у меня голова идет кругом-
— А я все продолжаю получать записки с настоятельной просьбой позвонить матери. Ради Бога, скажи, что ты там с ними делаешь?
— Мартин, они проходят процедуру радикального душевного очищения. Я пытаюсь вытряхнуть их из скорлупы собственного самодовольства. Но ты только не волнуйся, все это не так страшно, как может показаться на первый взгляд. Очень скоро ты сможешь полюбоваться первыми результатами. Любые же контакты с ними на данном этапе лишь породят нежелательные осложнения. Ну, рассказывай, как у тебя-то дела.
— Все прекрасно. Макс, хотя и неофициально, но все же повысил меня. Я получил прибавку к зарплате. Однако, как мне кажется, на место Дэррила он намерен взять собственного сына.
— А у этого сына уже есть опыт подобной деятельности?
— Насколько мне известно, никакого.
— Это нечестно. С этим надо что-то делать: твоя карьера развивается слишком медленными темпами.
— Но только прошу тебя — никаких новых партий в сквош.
Я рассказал ему, что Дэррил лишился глаза.
— Ты меня, конечно, извини, Мартин, но несчастный случай может произойти с каждым. И потом, помимо него, никто ведь пока не пострадал, не так ли?
— Так, — вынужден был признать я, хотя в глубине души был более чем уверен, что мой персональный даэмонический тренер что-то припрятал про запас. У него как-то странно поблескивали глаза — мне случалось уже видеть его таким, — да и во всем его поведении чувствовалось определенное возбуждение.
— Мы собираемся сегодня куда-то пойти? — спросил я, не в силах долее томиться тревожным ожиданием.
— Всенепременно! — воскликнул он.
Спанки показал мне карточку с золотым обрезом, на которой затейливыми вензелями был написан какой-то текст. Держа ее перед собой, он театрально раскрыл глаза, изображая наивность.
— Мартин, ты не хотел бы пойти со мной на одно престижное сборище?
Костюм от Версаччи смотрелся на мне просто великолепно, хотя туфли оказались чуточку великоваты.
— Да, ошибся на полразмера, — признал Спанки. — Надень потолще носки.
Мы прибыли в “Гросвенор-Хаус” и сквозь толпу зевак прошествовали в знаменитый зал. Наш стол стоял в центре зала — огромный белый диск, за которым восседали десять гостей. Середину стола украшала ваза с грандиозным букетом, полностью скрывавшим от нас сидевших напротив сотрапезников.
Спанки стоял рядом со мной, явно раздосадованный тем, что самому ему места, увы, не досталось.
— Быстренько хватай вон тот стул у стены, — сказал я, — и ради Бога объясни, куда мы попали?
В зале было полно театральных знаменитостей — мужчины во фраках, дамы — в вечерних туалетах, и поцелуи, поцелуи...
— На церемонию вручения премий. Поздравляю, Мартин, оказывается, ты теперь известный драматург.
— Кто я? Господи Иисусе, Спанки, да я за всю свою жизнь в театре-то был не больше двух раз, не считая, конечно, “КОШЕК”.
— Тем не менее я уверен, что у тебя богатейший опыт по этой части.
— Дик Уиттингтон и “Пожалуйста, никакого секса”, ибо мы, британцы, отнюдь не являемся эталоном в постановке драмы из жизни высшего света. Терпеть не могу театр.
— Не волнуйся. Масса людей испытывает к нему точно такие же чувства, причем вина за это во многом лежит на Эндрю Ллойд-Уэббере.
Здесь присутствовали буквально все, кто когда-либо принимал участие в нашумевших шекспировских постановках. Писатели, продюсеры и режиссеры всех национальностей заполонили гигантских размеров зал. Ярчайшие звезды театрального небосклона с неподражаемым очарованием обменивались обильно сдобренными ядом любезностями, пользуясь, пожалуй, единственной в году подходящей для этого возможностью.
Стоя у сцены, Салман Рушди беседовал с группой возбужденных молодых людей. В дальнем конце справа от меня Кеннет Бранах и Эмма Томпсон вели поистине королевский прием гостей. Еще чуть дальше я разглядел Ванессу Рэдгрейв и Артура Миллера. Я был единственным человеком, о котором никто из присутствующих никогда прежде не слышал. Ни разу в жизни я не чувствовал себя до такой степени не в своей тарелке, как сейчас.
— Мартин, считай, что это для тебя очередной маленький тест. Я знаю, ты не в восторге от подобного окружения, но мне хочется, чтобы ты обрел некоторый опыт в светском общении. Если ты окажешься достаточно смекалистым, то тебя пригласят на торжество для узкого круга с участием лауреатов, которое состоится чуть позже.
— Да как же я смогу этого добиться? Ведь я даже пары слов толком связать не сумею. Я работаю в мебельном магазине и здесь чувствую себя явно не в своей тарелке.
— Чепуха. Просто тебе надо вести себя более уверенно. А пока, закатай рукав и дай мне руку. Возможно, со стороны это будет выглядеть странно, однако эта публика настолько увлечена собой, что не обратит на нас ни малейшего внимания.
Я сделал, как велел Спанки, и он сильно сжал мне руку чуть выше запястья. И снова я испытал знакомое мне покалывание.
— Ну вот, теперь к тебе перешла частичка меня самого, этого вполне достаточно, чтобы ты обрел уверенность в себе. А сейчас — давай действуй— И не волнуйся, я буду рядом и в случае необходимости выручу-
— Я в полной растерянности и не способен вымолвить ни слова.
— Ну что ж, тогда придется помочь тебе взять старт с места.
Спанки с силой хлопнул меня по спине и тут же исчез.
У меня в голове словно что-то вспыхнуло.
— Как мне представляется, — услышал я собственный голос, — пора уже перестать относиться к тексту пьесы как к чему-то незыблемому и неприкосновенному и вообще положить конец полной зависимости театра от сценария.
Я обвел взглядом сидевших за столом знаменитостей. Артур Миллер недовольно покосился в мою сторону.
Все остальные тоже насторожились. Я чувствовал, как на лбу у меня выступают капли пота, и был готов убить Спанки.
— Это сказал Арто, не так ли? — спросила очаровательная блондинка с короткой стрижкой, отправляя в рот кусочек лососины.
— Я... э-э… — Похоже, муза вложила в мои уста всего одну фразу, после чего навсегда покинула меня.
— Речь идет не о безоглядном перенесении на сцену современной разговорной речи, а о том, чтобы слова наилучшим образом передавали замысел автора, не так ли?
И это сказала, обращаясь ко мне, сама Эмма Томпсон. О Бог мой, она разговаривала со мной! Я принялся лихорадочно рыться в кладовой своей памяти в надежде произнести какую-нибудь мало-мальски умную фразу. Господи, да у нее же есть “Оскар”!
— Ну-ну, продолжай, — услышал я шепот Спанки. — Сейчас я подкину тебе еще кое-что.
— Мы не можем и дальше проституировать на идее театра, единственная ценность которого состоит в мучительной и одновременно магической связи с реальностью, — заявил я.
— А теперь я просто уверена, что вы цитируете Арто, — проговорила Эмма, грозя мне пальчиком. — Разумеется, он сошел с ума, хотя, возможно, это произошло именно потому, что тоже не устоял перед этой самой магической связью.
— А я просто обожаю театр жестокостей, — проговорила блондинка, доедая свою лососину. — Насколько я поняла, вы разделяете взгляды покойного Антуана, не так ли, мистер....
— Росс, Мартин Росс. Я... драматург-
— Прошу меня извинить, но я незнакома, с вашими работами.
Она собралась было снова заняться содержимым своей тарелки, но теперь я уже знал, что Спанки пристально наблюдает за мной, оценивая каждую мою реплику.
— Как и я, увы, незнаком с вашими, — дерзко парировал я.
К моему удивлению, она взглянула на меня и улыбнулась:
— Означает ли это, что мне удалось наконец отыскать в этом зале единственного человека, не видевшего мою Дездемону?
— Дорогая, — сказал Кеннет, — я уверен, что все уже имели возможность увидеть вашу Дездемону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41