— Так чего же тогда они на вас напали?
— Они появились словно из-под земли, — сказал я., нисколько не погрешив против истины.
— Слушай, сынок, а тебя-то самого как зовут? Итак, обо мне они тоже ничего не знали, и я не мог сказать им правду. Я попытался было придумать какую-нибудь вымышленную фамилию, но на ум, как назло, ничего не приходило. Тогда я перевел взгляд на своего соседа по палате — рядом с его койкой на тумбочке стояла ваза с крапчатыми бананами.
— Файф, — проговорил я. — Джеймс. Файф.
— Так, значит, раньше вам с ними встречаться не доводилось?
— Нет. На нас наехал грузовик. А что вообще случилось?
— Водитель сказал, что увидел вас, окруженного толпой. Было темно и очень сыро, а вас он заметил слишком поздно, чтобы успеть нажать на тормоза. Если честно, он значительно превысил скорость, допустимую в черте города. По его словам, он довольно сильно саданул по паре-тройке парней, однако к тому моменту, когда смог наконец выбраться из кабины, они уже успели разбежаться — похоже, на самом деле удар оказался не таким уж и сильным. Если верить ему, то он чуть ли не врезался в них, на асфальте даже следы от покрышек остались.
— .Кровь тоже должна быть.
— Ни крови, ни каких-то отметин на самой машине мы так и не обнаружили. Не исключено, что их смыло дождем, однако обычно в подобных ситуациях все же остаются какие-то следы. Что и говорить, загадочный случай.
Итак, водитель все же видел их.
Получалось, что фокусы Спанки от раза к разу приобретали все более искусный характер, причем эта новость имела как положительную, так и отрицательную стороны: хорошо, что мое психическое состояние оставалось в норме, и я не выдумал всего этого, зато над моим физическим здоровьем нависла вполне реальная опасность, и впрямь силой своего внушения Спанки теперь был способен меня убить.
Если верить статье, которая была опубликована в одном из журналов Зака, то чтобы совершать по-настоящему крупномасштабные акции, Спанки требовалось находиться в непосредственной близости от своего предполагаемого будущего хозяина. Его силы заметно возрастали, причем непосредственное содействие этому оказывал я сам. Он как бы подпитывался от меня, тогда как я по-прежнему был совершенно бессилен хоть как-то противостоять ему.
Я так и не смог сообщить представителям полиции никакой интересующей их информации, а потому вскоре они удалились, раздосадованные моим нежеланием сотрудничать с ними и предупредив, что в следующий раз подобные молодчики могут и вовсе убить ни в чем не повинного человека. Мне оставалось лишь надеяться, что этим человеком буду не я, хотя, по правде говоря, уже отнюдь не считал себя ни в чем не повинным.
После их ухода я еще некоторое время полежал неподвижно, вслушиваясь в негромкие отзвуки окружавших меня человеческих страданий. Окутанные темнотой, тела этих людей вели незримую схватку с недугом. Стенки клеток разбивались под натиском орд болезнетворных вирусов, кровяной поток засорялся посторонними веществами, ткани разлагались, кости и кишки изрешечивались под грозными атаками коварной болезни. Таким образом, мир совершенно не нуждался в существе, подобном Спанки, поскольку и без него уже отыскал миллион других способов добиться саморазрушения.
И все же через несколько мгновений он уже стоял в изножье моей койки, чуть освещенный знакомым мне голубоватым мерцанием, одетый, как всегда, с иголочки и говоривший шепотом — не потому, что его мог услышать кто-то посторонний, а просто потому, что так было принято в больницах.
— Добрый вечер, Мартин. Постараюсь сразу перейти к делу. Я полагаю, что время для традиционного обмена любезностями истекло, не так ли? Ты всерьез вознамерился не допускать меня в свое тело.
— Но почему это должен быть именно я? Почему не кто-то другой?
— Потому что я никогда не проигрываю. Еще ни разу мне не доводилось терпеть поражение, не потерплю его впредь, не будет его и в данном, конкретном случае.
— На моем месте должен быть кто-то другой. Что сталось с Мелани Палмер, с той самой женщиной, которую ты лишил зрения?
— Ей с самого начала отводилась резервная роль — на тот случай, если подготовительные меры в отношении тебя почему-либо дадут сбой. Она отличалась слишком высокой степенью эмоциональной нестабильности чтобы я мог посчитать ее идеальным образцом. Когда же ты попросил меня помочь тебе, потребность в ней и вовсе отпала.
Таким мне его еще ни разу не доводилось видеть. Спанки ходил вокруг моей койки, нервно вертя в руке монету: вид у него был явно напряженный, взвинченный. Я же снова и снова мысленно спрашивал себя, что все же случится, если он и в самом деле потерпит поражение, и это заставляло меня всеми силами противостоять ему. Более того, мне хотелось быть свидетелем его поражения, увидеть все собственными глазами.
— Итак, я уже имел возможность убедиться в том, что на свою жизнь тебе наплевать, — проговорил он, в очередной раз читая мои мысли. — Не убеждает тебя и смерть других людей.
— Если ты хотя бы пальцем тронешь мою семью, я покончу с собой, и тогда ты уже никогда не сможешь заполучить меня. Ты это знаешь.
— Мартин, я постараюсь быть с тобой максимально честным, — сказал он, гневно наставляя на меня свой палец. — Мне еще ни разу не доводилось сталкиваться с ситуацией, когда простой смертный занимал бы подобную... позицию, и это меня крайне удручает. Настолько сильно удручает, что я испытываю все более непреодолимую потребность причинять боль. Итак, Мартин, я сейчас в одиночку, без тебя отправляюсь в город. Если бы ты просмотрел сегодняшние газеты, то понял бы, что я уже начал действовать. Я никогда не испытывал уважения к человеческой жизни, однако теперь буду истреблять людей в огромных количествах. Но ты еще можешь меня остановить, пока все еще в твоей власти. Скажи одно-единственное слово, и убийства прекратятся. А если ты вздумаешь каким-то образом нанести ущерб своему телу, то я захлестну этот город волной такого жестокого насилия, подобного которому он не видывал со времен немецких бомбардировок. Ты хорошо меня понял? Он остановился и посмотрел на часы.
— Ну что ж, настало время идти убивать. Разыщи меня, Мартин. Разыщи и сдайся мне. Причем постарайся сделать это как можно быстрее.
Свойственной ему быстрой походкой он вышел из палаты, на сей раз даже не потрудившись вызвать какую-нибудь очередную мерзкую галлюцинацию. Стоявшие на тумбочке часы показывали без пяти минут десять. Итак, для разрушений у него впереди была целая ночь. Я хотел было приподняться на койке, однако мышцы ног тут же отозвались на эту попытку спазмом обжигающей боли.
Я был уверен в том, где смогу его отыскать. Спанки всегда нравилось демонстрировать мне, насколько легко он умеет читать мои мысли. Теперь же настал мой черед продемонстрировать аналогичные способности.
Итак, я должен был немедленно покинуть больницу. На одной из стоявших рядом со мной тумбочек лежал свежий выпуск “Ивнинг стэндард”, первая полоса которой возвещала о человеческой смерти: в одном из мусорных баков, в переулке неподалеку от Лейстер-сквер, бригада мусорщиков обнаружила труп молодой женщины. В статье содержался намек на то, что предварительно жертва подверглась жестоким истязаниям. Полиция все еще не считала возможным сообщить подробности ни о личности убитой, ни о том, в каком состоянии она находилась. Явно с целью помочь читателям получить более наглядное представление о случившемся, в газете помещался фотоснимок переулка — зловещая черно-белая картинка — с помеченным стрелкой местом, где стоял тот самый злополучный мусорный бак.
Я знал, что это преступление — дело рук Спанки, и потому пристально всматривался в фотоснимок, максимально напрягая свои органы чувств, словно пытаясь отыскать его, бродящего по темным городским улицам. В данный момент он был где-то там, выбирая заведения вполне определенного типа, в первую очередь бары и танцклубы, и намечая своих будущих жертв, смерть которых, скорее всего, так и останется никем не замеченной и никем не оплаканной.
Больницу я намеревался покинуть сразу после того, как на дежурство заступит ночная смена, но для этого мне требовались одежда и хоть какие-то деньги. Более того, мне был просто необходим надежный, заслуживающий доверия помощник. О том, чтобы обратиться за помощью к Дэбби, не могло быть и речи, Лаура же находилась слишком далеко от меня. Лучше всего для этого подошла бы Лотти, однако я был все же не готов к тому, чтобы подвергать ее жизнь такой опасности.
Мою окровавленную рубашку выбросили, а изодранные брюки сестра куда-то спрятала. В прикроватной тумбочке лежало содержимое моих карманов — поистине царское богатство в размере пятидесяти пяти пенсов. С трудом доковыляв до находившегося в коридоре телефона-автомата, я набрал ее номер.
— Я могла бы помочь тебе получить профессиональную помощь, — прохладным тоном ответила Лотти. — Ну, кого-то, кто объяснил бы тебе причину всех этих... галлюцинаций.
— Не нужен мне никакой доктор, — шепотом прервал я ее, прекрасно понимая, сколь абсурдно звучат подобные слова в устах пациента, находящегося в больнице. — Ты сама видела, что случилось, когда мы были вместе, и не могла не почувствовать, что в комнате помимо нас находился кто-то еще.
— Мартин, твое поведение никак нельзя назвать нормальным, и ты сам должен это признать.
— Конечно, оно ненормальное. Я ведь уже объяснил тебе, что случилось.
На другом конце провода послышался глубокий вздох.
— То есть ты не считаешь, что с тобой что-то не в порядке?
— Лотти, если хочешь, можешь считать меня Джеком-потрошителем или кем-то вроде него, однако в данный момент мне нужна твоя помощь. Я даже готов заключить с тобой что-то вроде сделки. Если к следующей полуночи я не избавлюсь от Спанки, то сложу оружие, обращусь к психиатру, сяду в тюрьму — что угодно.
— Обещаешь?
— Ну, конечно. Если захочешь, можешь сама потом препроводить меня в полицейский участок или в дурдом.
— И чего же ты от меня хочешь?
— Я хочу, чтобы ты немедленно приехала в больницу. У меня нет никакой одежды.
— Сейчас уже поздно. Почему бы тебе сначала хорошенько не выспаться?
— Мы оба с ним находимся в жесточайшем цейтноте, а потому сделать это надо именно сейчас.
— Не уверена, что смогу...
— Лотти, если я не сделаю этого, мне крышка. Умоляю тебя, помоги мне хотя бы в этот один-единственный раз. Тебе даже не надо будет видеться со мной лично.
Она ненадолго задумалась.
— Ну хорошо. Проникнуть в больницу большого труда не составит — там работает моя соседка. Но что я скажу дежурной сестре?
— Скажешь, что ты моя подруга и только что узнала, где я нахожусь. Я должен во что бы то ни стало выбраться отсюда, а для этого мне нужны джинсы, свитер, ботинки и носки. Ты можешь их достать?
— Приятель Сьюзен всегда разбрасывает свои вещи у нее в комнате. Правда, ему это чертовски не понравится. Да и тебе тоже выбирать не придется — возьмешь то, что есть.
Лотти прибыла в тот самый момент, когда одна из медсестер собиралась уходить, и хотя между ними состоялся в общем-то довольно любезный разговор, ей было позволено лишь краем глаза взглянуть на меня от двери. Лотти легонько помахала мне левой рукой, изобразив на лице неуверенную улыбку, однако я успел заметить, что ее просто шокировал мой вид. Подобно заправскому игроку в кегельбан, она катнула по полу полиэтиленовый сверток с одеждой, который закатился мне под кровать.
Я подал ей знак рукой, чтобы она уходила, поскольку новая медсестра могла заметить ее и начать приставать с расспросами. Кроме того, я опасался, что Спанки также мог почувствовать ее присутствие поблизости от меня. Скользнув взглядом по дверям больничной палаты, она приложила к сердцу два пальца, после чего подняла их вверх. Я залез под одеяло и стал ждать, пока угомонятся все вокруг.
Когда в отделении воцарилась гробовая тишина, я прошел в туалет, пряча под больничным халатом сверток с одеждой, и переоделся в то, что принесла мне Лотти. Судя по всему, приятель Сьюзен был борцом-тяжеловесом, поскольку и черный мешковатый свитер, и джинсы, и черные кроссовки оказались на несколько размеров больше, чем мне требовалось. Впрочем, для того, чтобы выйти за пределы больницы, сгодились бы и они, а кроме того, столь просторный наряд не травмировал мои забинтованные ребра. В заднем кармане я обнаружил швейцарский перочинный нож с красной рукояткой.
Пожалуй, раньше мне и в голову не могло бы прийти, что Лотти окажется тем самым человеком, который протянет мне руку помощи, однако в данный момент она действительно стала той последней соломинкой, которая продолжала удерживать меня от полного помешательства.
Перед уходом мне надо было сделать еще одну вещь. Стоя перед зеркалом в туалете, я просунул пальцы под повязку и отодрал окровавленный лейкопластырь, после чего осторожно вытащил нитки, которыми было зашито левое веко — в результате подобной “операции” оно снова стало открываться. Находившееся под ним глазное яблоко было налито кровью и чертовски болело, однако перед новой встречей со Спанки мне было необходимо в буквальном смысле слова глядеть в оба.
Улучив момент, когда поблизости никого не оказалось, я направился к выходу из больницы, с трудом ковыляя по пустынным коридорам и изо всех сил сопротивляясь соблазну перейти на бег.
Через полчаса я снова оказался в Вест-Энде, готовый приступить к поискам Спанки.
Глава 33
Ночная жизнь
“Дис-Истэблишмент”. “Блютопия”. “Дурдом”. “Мистер Хлыстер”. “В клочья”. “Подземка”. “Дерьмовый город”. Вскоре я уже толком не мог отличить одно заведение подобного рода от другого: черные стены, тусклый свет, масса техники и полное отсутствие вкуса. Тем не менее я довольно быстро отточил процедуру своих поисков — чтобы определить, здесь Спанки или нет, мне требовалось лишь подойти к балкону, нависавшему над пульсирующей танцплощадкой, и окинуть сканирующим взглядом расстилавшееся передо мной пространство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41