Где еще Жонесс де л’Ами мог хранить столь ценную вещь, кроме как в шкатулке, к которой сам относился благоговейно?Гриффин пристально вглядывался в нее. Уже несколько недель он снова и снова обыскивал замок, хотя и не знал, что именно следует искать. Это граничило с наваждением.А теперь перед ним была небольшая шкатулка. Она стояла в центре стола. Небольшую, ее легко было скрыть, и она манила, как сирена манит моряков на скалы.Они с Алексом смотрели друг на друга поверх ее крышки, Потом Гриффин потянул ее к себе и провел пальцами по железной защелке. Шкатулка открылась.– Она не заперта, – сказал Гриффин невыразительным голосом. – Неужто такая вещь может быть не заперта?Казалось, его зрение прояснилось. Теперь все вокруг засверкало богатыми яркими красками. Вещи обрели четкие очертания. Остальная же часть комнаты; та, что была вне пределов его пристального внимания, потускнела до белизны и стала ничем. Мир будто просачивался сквозь тонкую, как пергамент, воронку, в центре которой оказалась шкатулка.Когда Гриффин поднимал резную крышку, сердце в его груди билось сильно и громко. Алекс выдохнул. Крышка легко поднялась – петли ее были смазаны маслом. Гриффин заглянул внутрь.Целая шкатулка писем. Как и говорила Гвиневра.И никакого третьего ключа.В нем поднялась волна ярости. Возникло ощущение, будто все когда-то снедавшие его чувства вновь ожили.– Проклятие!Гриффин сделал глубокий вдох, чтобы умерить сердцебиение. Ладони он держал на бедрах и выглядел обманчиво спокойным, пока Алекс шагал по комнате и бранился. Потом Александр повернулся к Гриффину.– Это не то, – сказал он сдавленным голосом. – Не та шкатулка!Гриффин и сам не понимал своих чувств. Чувствовал ли он себя разбитым, испытывал ли облегчение, пришел ли в ярость – все эти чувства бурлили в нем, грозя вырваться на поверхность.– Ты ведь никогда не видел ту шкатулку, Алекс? – спросил он.Алекс покачал головой:– Нет. Наследники получают ее во время инициации, когда становятся подлинными Хранителями. И на церемонии при каждом бывает его Наблюдатель.Гриффин посмотрел вверх. Сквозь не прикрытые ставнями окна струился пурпурно-серый свет и холодный вечерний воздух. Алекс стоял возле незажженной жаровни, скрестив руки на груди и не спуская взгляда со шкатулки на столе.– Значит, я лишал вас этого все долгие годы, Алекс? – сказал Гриффин. – Отказываясь принять свою судьбу, я и вам не давал возможности увидеть святыню?Во взгляде Алекса, теперь устремленном на него, что-то сверкнуло, но он только покачал головой.– Твой отец не позволял тренировать тебя, Гриффин. Это не было твоей задачей. Тебе надо было вручить шкатулку, но он не хотел, чтобы ты прошел всю науку после того, как покинул Англию.Гриффин кивнул, продолжая осмысливать то, что узнал.– Значит, эта шкатулка могла содержать святыню, – сказал он после минутного раздумья, – и ты мог не знать об этом?– Я думал, что это она, – неохотно и печально проговорил Александр.Несколько долгих минут они смотрели на шкатулку. В сознании Гриффина все еще метались обрывки мыслей и чувств, как щепки разбитого судна после бури. Смущение. Решимость. Гнев.Самым сильным чувством, оставшимся в результате, был гнев. Гнев против отца.Его потрясла причина этого гнева: он рассердился, потому что отец не захотел обучить его.– А теперь, Алекс? – спросил он тупо. – Что мне делать теперь?– Почему бы тебе не прочесть письма?Гриффин рассмеялся, и это облегчило его душу. Так и должно было быть между Алексом и им. Товарищество, смех, дружба. Но теперь, когда они заговорили о сокровище, все изменилось.– Значит, таково твое руководство? Я и сам должен был подумать об этом.Алекс улыбнулся:– Я никогда не утверждал, что я самый умный Наблюдатель, но…– Я застрял с тобой и топчусь на одном месте, – закончил Гриффин их старую привычную шутку.Алекс усмехнулся. Они оба вдруг посерьезнели, и Алекс указал жестом на свитки пергамента.– Так что в них?– Гвиневра сказала, что это переписка ее родителей, когда де л’Ами был в крестовом походе.Гриффин взял в руки один и развернул его. Его огрубевшие пальцы оставляли царапины на пергаменте.«Моя бесценная!Я женился на тебе не для того, чтобы говорить о тебе с другими. Я женился на тебе для того, чтобы мы вместе дивились чудесам. Без этого я просто тупею. Приезжай ко мне. Зачем нам ждать? Я хочу прикасаться к твоим волосам. Пошлю за тобой Майлза. Никто не может устоять против него, а он очень высокого мнения о тебе. Здесь, со мной, ты будешь в безопасности. Дамьетта скоро падет, а вслед за ней и Иерусалим. Моя судьба связана с этим городом и с тобой. Приезжай ко мне».Следующее письмо мало чем отличалось от предыдущего. Только было длиннее.«Моя бесценная! Я был не прав, посылая за тобой. Не могу отозвать Майлза назад, но если ты еще не уехала, оставайся там. Не приезжай в этот ад. Здесь не прекращаются песчаные бури, постоянно дует ветер и бои не кончаются. Если ты приедешь, я не смогу ясно мыслить. Оставайся дома. Создай для нас дом. Я вернусь к тебе. Я хочу сына и столько дочерей, сколько ты сможешь мне подарить или сколько потребуешь от меня.Прежде всего береги себя. Это главное.Любовь моя, все идет не так хорошо: и для нас, и для Господа нашего, во всяком случае здесь, в Леванте Название группы стран восточной части Средиземного моря – Сирии, Иордании, Израиля, Египта, Ливана.

. Я молился Господу в надежде на то, что эти письма дойдут до тебя и что ты не покинула «Гнездо». У нас осталось еды всего на несколько дней. Вода затхлая, лошади мрут и падают прямо под нами. Пусть Господь пощадит нас и сохранит тебя дома. Я хочу вернуться домой, чтобы быть с тобой в нашем любимом «Гнезде». Единственный свет во мраке – наш дорогой Жонесс. Когда вернемся, следует сделать для него что-нибудь особенное. Не попросишь ли своего отца, чтобы он подарил ему какую-то часть этих чертовых валлийских холмов? Жонесс полюбит их дикость, как я люблю его. Только благодаря ему я смог продержаться так долго в надежде на то, что увижу тебя снова.Элли, любовь моя, мы получили это».Гриффин медленно поднял голову. Это были письма его отца. Адресованные его матери.Кристиан Соваж писал своей жене Алиеноре, известной всем под именем Элли.Значит, отец Гвиневры сидел у огня, читая эти письма ночь за ночью. Любовные письма Кристиана Соважа, адресованные его любимой жене, в которых он сообщал ей о своей любви к де л’Ами. До того как все рухнуло.Возможно, де л’Ами раскаивался после всех этих лет? Возможно, раскаяние сокрушало его душу, когда он сидел в темноте у огня?Пальцы Гриффина сжали край пергамента. Ему пришлось приложить усилие, чтобы заставить их расслабиться. Какая удача, что в последнем письме речь шла только о сокровище. Тогда пришел конец любви. Они нашли сокровище. Или им его отдали. И все же это случилось. Наследник Карла Великого в лице его отца наложил лапу на какую-то часть сокровищ, хранившихся в Святой земле. И теперь его кровь бурлила в жилах Гриффина, заставляя его желать этого сокровища со страстью, граничившей с отчаянием. Как и его отца. Как и отца Гвиневры.Он рывком поднялся на ноги.– Куда ты? – воскликнул потрясенный Алекс.– К Гвиневре.Он распахнул дверь и вышел.Гвин была внизу, в своем розарии. Она бродила между кустами роз, между рядами подстриженных колючих веток. Вечер был пурпурным и холодным, но она не замечала этого. Ей надо было успокоиться, избавиться от нервной энергии, пока не вернется Гриффин и пока она не расскажет ему правду. И от этой мысли у нее кружилась голова и она испытывала одновременно облегчение и страх.Скоро ворота закроют на ночь. Она услышала крики стражей, оповещающих крестьян в деревне и в полях. «Домой! – кричали они. – Ворота закрываются. Тушить огни, и домой».Она встала на колени перед длинной рабаткой роз и осторожными движениями воздвигла холмик земли вокруг корней растения, уплотняя землю ребром ладони. Скоро образуются бутоны на кустах роз, цветущих дважды в год, как раз перед Святками.Оставалось с нетерпением ждать этой красоты, когда кругом царили мрак и холод.На сад пала тень. Гвин подняла голову. Над ней возвышалась высокая поджарая фигура в латах. Гонец. На нем не было никаких знаков отличия, ничего, что позволило бы выделить его среди остальных.– Леди Гвиневра?Сердце ее забилось чаще. Она кивнула.– У меня есть кое-что для вас. Она поднялась на ноги:– Что это? Кто вас послал?– Мне приказано отдать вам это.Он выбросил вперед руку. Защищавшая руку броня доходила почти до запястья. На его ладони покачивался маленький кожаный мешочек.Она спрятала руки за спину:– Что это?– Не знаю, миледи.Он оглянулся:– Мне пора.Она не сводила глаз с мешочка. Только одно лицо могло посылать ей тайные послания.Она выхватила мешочек из рук гонца.– Что, если бы здесь оказался мой муж? – спросила она резко, не скрывая своего гнева и смущения.Его мрачные глаза встретились с ее взглядом:– Мне говорили, что вы еще не обвенчаны.К щекам ее прилила кровь.– Если бы поблизости оказался лорд Гриффин, миледи, я дал бы вам вместо него это.Появился другой кожаный мешочек из сумки, притороченной к его бедру. Он передал его ей и поклонился.– Миледи.И исчез. Их встреча и разговор продолжались не более минуты. Гвин не сводила глаз с двух мешочков и сначала открыла первый.«Гвиневра! Шлю тебе, дорогой друг, множество пожеланий ввиду твоей приближающейся свадьбы! Кнесчастью, я не смогу приехать. Дражайший Стефансон болен и никогда не сможет ездить верхом. Но ты его знаешь – он ведь всегда был хворым!Прошло так много времени с момента, когда мы разговаривали в последний раз. Мне не хватает наших коротких разговоров, и я никогда не забуду о наших долгих беседах в твоем розовом саду. Я так ясно припоминаю твои слова. Я верю, что они не изгладятся и из твоей памяти. Шлю тебе свою самую нежную любовь, дорогой старый друг!Эллсперет».Гвин никогда не знала никого по имени Эллсперет.Дрожащей рукой она приоткрыла другой мешочек и вытряхнула из него легкий матерчатый узелок. Она развернула ткань, и из нее высыпалась дюжина сухих розовых лепестков. Глава 21 Они лежали распростертые на постели, тяжело дыша. Гриффин играл ее локоном, приподнимая его, пропуская сквозь пальцы, потом выпуская и позволяя ему упасть. Через минуту она перекатилась на живот и посмотрела на него.– Нам так и не удалось поговорить.Он ответил слабой улыбкой:– Нам и не надо говорить чаще.По ее телу рябью пробежал смех:– А я думаю, что мы разговариваем не слишком часто.– Я так не считаю.Она улыбнулась и провела пальцами по его подбородку. Он перехватил ее руку и поцеловал пальцы.– Это все, чего я хочу, Гвин.Она широко раскрыла глаза и жестом указала на матрас:– Этого? Неужели это все, чего ты хочешь? Не разговора?Он ответил улыбкой:– Мне не много надо. Семья, урожай, дети. Bien?Она поцеловала его в шею, пряча глаза. Он пристроил палец в нежное и теплое местечко у нее под подбородком и поласкал его. Она подняла голову и слабо улыбнулась:– Я хотела иметь детей с того самого времени, как сама еще была ребенком. Только никогда не знала…– Не знала чего?Она покачала головой.В жаровне слабо теплились угли. Всходила луна, но ни он, ни Гвин не хотели закрывать ставни. Он натянул меховое одеяло на ее изящные плечи. Ее рука покоилась у него на груди, и она бессознательно поглаживала его.– А ты, Гриффин, о чем ты мечтал в детстве?Он скрестил руки под головой:– У меня в детстве тоже была мечта.– Какая? Должно быть, о чем-то важном?Он привлек ее ближе к себе.– Мы оставили «Гнездо», когда мне было восемь лет. И я мечтал лишь о возвращении домой, будто это могло все поправить. Но, конечно, это были ребяческие мечты. Наше прошлое – как наша тень. Оно повсюду следует за нами.В неверном трепетном пламени свечи она наблюдала за ним.– Я хотел, – продолжал он, опуская глаза и встречая ее взгляд, – чтобы моя жизнь обрела новый смысл.Она приподнялась поцеловать его в подбородок:– Верно. Так и должно быть.– А иначе мы обречены.Минутой позже она задала вопрос, который он, должно быть, и хотел от нее услышать:– А что это было, Гриффин? От чего ты хотел освободиться? Что должно было окончиться по возвращении домой?Он пристально смотрел на кобальтово-синие простыни между столбами кровати:– Я хотел освободиться от дурной славы моего отца. В Нормандии он считался проклятием. Матери пугани им своих детей.– Боже милостивый!– Думаю, хуже всего приходилось моей матери.Мать Гриффина была тихой, неразговорчивой и мало что могла сделать, чтобы защитить себя или сына. Долгие годы любовь Гриффина к ней была подлинной и в то же время пронизанной невольным презрением.Но все это было в прошлом. Его отец был мертв уже тринадцать лет, и мать тоже.Теперь душа Гриффина могла освободиться от кошмаров прошлого.Он был почти погребен под неосуществимыми желаниями, но теперь вынырнул к свету и нашел Гвин. Он пришел к ней, за ней, что бы там ни крылось у нее внутри. Она сумела поднять его из бездны, из грязи и неразберихи.– Расскажи мне о себе, Гвин.Ее голова на подушке пошевелилась:– О чем?– О чем угодно.Она тихонько рассмеялась и приподнялась, опираясь на локоть, чтобы видеть его лицо.– Я совершенно уверена, что все рассказала о себе год назад, когда ехала на твоем коне. Ты или был слишком усталым, слушая меня, или просто все позабыл, а это значит, что повторяться нет смысла.Он перекатился на другую сторону кровати и снова потянул ее к себе так, что их соединенные объятиями тела образовали жаркую дугу.– Ты вспоминаешь, что хотела иметь детей, когда сама была ребенком, Гвин, а я вспоминаю, что желал тебя, едва став мужчиной.Она уютно свернулась возле него:– Когда ты был мальчиком, ты меня не знал.– Я грезил о тебе. Глава 22 На следующее утро Гриффин вместе с Арманом, архитектором и бригадиром каменщиков, поднялся на стену замка. Энергичный француз указывал на ближайшую к ним угловую башню.– Проблема, милорд, заключается в том, что она квадратная. Видите? Это плохо!Он рубанул рукой воздух.– Лучше было бы, если бы она была круглой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35