– Дилис, – сказал он, когда мы забрались на Эггардон-Хилл, – нам придется идти на риск. В конце концов, в скором времени он обо всем узнает.
– Угу, – ответила я. Полезное слово, которое можно трактовать по-любому. Я дала себе зарок не думать об этом и не собиралась думать. У меня, возможно, и отключались какие-то участки мозга, но дурой я себя никак не считала. После этого месяца могло случиться что-то ужасное. Так что я хотела насладиться последними днями мира и покоя.
Чтобы исключить встречу моего мужа и дочери фермера Хоупа на улице, в ходе которой мог прозвучать вопрос: «А где же этот симпатичный молодой человек, который отдыхает здесь с вашей женой?..» – следовало чем-то занять Френсиса в течение всего уик-энда. Я смогла придумать только одно: позвонила Петре и предложила ей и Джону приехать с детьми в следующую субботу. Пораньше.
– Френсису не говорите, – предупредила я. – Давай удивим его.
Приглашение ее обрадовало. Они очень хотели приехать и не могли понять причину нашего нежелания видеть их. Обычно мы всегда приглашали их с собой.
– Отлично! – воскликнула она. – Я привезу что-нибудь вкусненькое из магазина.
– Отлично, – откликнулась я. – Отлично…
Потом вернулась к постель к Мэттью, чтобы провести с ним последнюю ночь перед тем, как поменять на мужа.
В пятницу Френсис приехал около девяти вечера. Привез много вкусной еды и две бутылки шампанского, извинился за опоздание.
– Ты была права, – сказал он. – Они начали ремонтные работы.
Я, из последних сил разлепляя глаза, конечно же, его не ругала. Он начал рассказывать мне о событиях недели, но шампанское и усталость на пару привели к тому, что я крепко заснула, пока он на кухне варил кофе. Я едва помню, как он помогал мне подняться наверх, как совместными усилиями одежду отделили от моего тела, еще успела вдохнуть запах свежего постельного белья (грязное, пахнущее другим мужчиной и любовными ласками, отправилось в нижний ящик комода в пустой комнате), а потом провалилась в темноту. Наутро, когда я извинялась за то, что отключилась, он сказал мне, что тоже устал. Но спросил, что так повлияло на меня.
– Свежий деревенский воздух, – ответила я, благо не сомневалась, что он не слышал, как стучит мое сердце.
– А как… э… – Он посмотрел на мой живот.
– Так же, – коротко ответила я, закрыв тему.
Он стоял у открытого окна спальни, направлялся на кухню, но задержался, чтобы полюбоваться прекрасным утром.
– Лежи. Я принесу поднос.
Я и лежала, мучаясь легким похмельем и очень несчастная, а тупая боль в нижней части живота наводила на мысль, что у меня, возможно, опущение матки, что вполне могло быть, учитывая, как в последнее время пришлось потрудиться этому органу моего тела. В недавнем прошлом мы с Френсисом сексом не увлекались. Иной раз по две-три недели обходились только поцелуями на ночь: Но в последнее время он, правда, нашел новый источник энергии. Может, сработал основной инстинкт. А может, сказывалось воздействие моих феромонов. Но уж коттедж точно пробудил в нем вулкан страсти. А если речь действительно шла о выпадении матки, мне предстояло придумать очень и очень убедительную ложь, прежде чем обращаться к доктору Роуву. Одно дело чувствовать и вести себя как двадцатилетняя, совсем другое – ожидать, что это пройдет безнаказанно для нежных частей тела. Доктор Роув много чего повидал на своем веку. Ложь и опять ложь. А ведь еще следовало помнить о полной блондинке, которая жила на месте свинарника и могла рассказать про меня много интересного.
Френсис принес кофе. На лице читалось изумление. Глянув на поднос и увидев вазочку с любимыми мной ягодами жимолости, я чуть не расплакалась. Что же я творю? Он улыбался, ставя поднос на кровать.
– Теперь я не удивляюсь, что ты отключилась. Внизу шесть пустых бутылок из-под вина.
О Боже. О Боже… Я же постоянно помнила про мусор, тщательно собирала и выкидывала его. Но, будучи экологически ответственной домохозяйкой, автоматически оставляла бутылки. Чтобы потом отнести их в соответствующий контейнер. Нет, я поняла, что эта нагрузка мне не по силам. Собралась уже сдаться и все рассказать, к чему, собственно, и подталкивал меня Мэттью. Но посмотрела на его лицо, он стоял у окна, глядя на лужайку, яблони, холмы, на знакомую руку с чашкой кофе – и не смогла.
– Это не только мои бутылки. – Я рассмеялась. – Я собирала брошенные. Ходила по окрестностям, немного рисовала. – До чего же убедительно я лгала.
Он сел рядом со мной на кровать.
– Значит, обнаженную натуру ты отставила в сторону.
– Не совсем. Но я и рисовала.
– Что ж, ты стала куда спокойнее. – В голосе слышалось облегчение. – Могу я взглянуть?
– Пока нет. Выставляться мне рано. Как насчет завтрака?
– Я не смог найти подставки для яиц.
Неудивительно, поскольку, тщательно вымытые, они вновь отправились к трусикам.
– Мне только гренок. Сейчас поджарю. – Я начала выбираться из кровати.
– Подожди. – Он удержал меня, положив руку на мое плечо. – Как прошла неделя? Скучала обо мне?
И тут, словно явившаяся на подмогу кавалерия, с подъездной дорожки донесся настойчивый звук детской трубы.
– Если я не ошибаюсь, моя младшая внучка сообщает о своем прибытии, – пояснила я, спасенная в самый последний момент.
Френсис посмотрел на меня.
– Джон и Петра, – добавила я.
Он поднялся, прошел к окну.
– Точно. – И помахал им рукой, как марионетка.
– Я не могла сказать «нет», – солгала я.
Он взглянул на меня, во взгляде читались удивление, злость, а мне оставалось лишь виновато смотреть на него.
– Очень даже могла. Но цели я достигла.
Когда мы увидели дочь фермера Хоупа, она была с мужем, Джеффом, это не имело ровно никакого значения, потому что нас окружала семья.
– Можем мы не говорить с ними? – спросила я Френсиса, когда в субботу вечером мы сидели в саду местного паба. – Иначе мне всю неделю придется бегать от них.
Не посмотрев на них, даже кивком не ответив на их приветствие, я подхватила Рози на руки, понесла к низкой стенке, огораживающей сад, рассказывая о колокольчиках, одуванчиках и прочих полевых цветах. За спиной я услышала вежливый обмен приветствиями, предложение заглянуть к ним в гости. Френсис, который в другой ситуации согласился бы, сказал, что нам надо проводить детей.
– Мы успеем, – услышала я голос Петры.
– Дилис! – позвал меня Френсис, что означало: «На помощь!»
– У нас много фотографий свиней, – добавила дочь фермера Хоупа.
Мои внучки разом оживились.
– Большое спасибо, – сказала я, возвращаясь к скамье и семье, – но мне хочется показать им Голден-Кэп.
– Может, завтра?
Но Френсис уже спрашивал у девочек, кто сумеет первой добежать до ворот паба. Потом повернулся, очень жестко попрощался и взял меня под руку.
– Как продвигается книга? – спросила дочь фермера Хоупа.
– Отлично, – ответила я.
– Я рассказала о ней отцу. У него масса фотографий, очень необычных… Вас это может заинтересовать.
– Благодарю, – кивнула я. – Буду иметь в виду.
Френсис что-то пробормотал себе под нос. Вроде бы «Старый вонючий козел». Из-за другого столика фермер Хоуп, улыбаясь, приветственно махал нам рукой, не подозревая, что его записали в извращенцы.
– Фотографии, однако. – Френсис наконец-то нашел повод выплеснуть накопившуюся злость.
– Пошли, – пробормотала я.
– Что за книга, мама? – спросил Джон.
– Так, ерунда, – отмахнулась я.
Петра, представительница другого поколения, твердо уверенного в том, что место женщины не на кухне, тут же встряла:
– Ну что вы стесняетесь. Рассказывайте.
– Я думаю о том, чтобы написать книгу об обнаженной натуре. Вот и все.
Петра и Френсис многозначительно переглянулись. Взгляды эти трактовались однозначно: «Чем бы дитя ни тешилось…»
Френсис весь уик-энд пребывал в прескверном настроении. Не проявил должного отцовского внимания, когда Джон обратился к нему за советом по стратегии какой-то кампании, планируемой Органическим обществом. Не показал себя любящим дедушкой. Более того, когда все вываливались из автомобиля с криками «Сюрприз, сюрприз», едва успел сменить злобную гримасу на натянутую улыбку. Отказался от соевого шоколада Петры, от ее фасолевой запеканки и демонстративно налил себе большую порцию виски, когда остальные пили привезенный Петрой и Джоном персиковый сидр.
– Я думал, что мы собираемся наслаждаться отдыхом вдвоем, – прошипел он, когда мы легли в постель.
– Не будь эгоистом, – отрезала я, лицемерка до мозга костей. – И помни, какие тонкие здесь стены.
Мой план сработал. С детьми в соседней спальне и Петрой и Джоном в гостиной ни о какой физической близости не могло быть и речи. Поскольку мы слышали каждый вздох маленьких девочек, скрип пружин, который сопровождал бы нашу гимнастику на кровати, перебудил бы весь дом. И уж конечно, мы не могли вместе принимать ванну. Мы вернулись к прежней семейной жизни, ограниченной лишь короткими поцелуями перед сном. То есть ночью мы спали. Чего мне и хотелось. А потом случилась беда.
Мне показалось, что Френсис излишне настойчиво выяснял в субботу, будут ли Петра и Джон дома в воскресенье вечером, а получив утвердительный ответ, улыбнулся. И пока Петра и я в воскресенье одевали детей на прогулку, а Джон хозяйничал на кухне, Френсис звонил по телефону. А когда положил трубку, на его лице заиграла довольная улыбка.
– Джулия может задержаться еще на день, – сообщил он мне. – Так что я поеду домой в понедельник вечером. Я взял с собой работу, которую могу сделать и здесь.
Первой у меня мелькнула мысль о том, что изобретателя брифкейса надо бы расстрелять. Второй – непечатная.
Я постаралась изобразить радость, но наверняка получилось не очень. И тупая боль в моей выпавшей матке становилась все сильнее. Когда мне наконец удалось уединиться в глубине сада и позвонить Мэттью, я нарвалась на его автоответчик. Автоответчик? В воскресное утро? Так где же он? Может, не ночевал дома? И к моему страху, что в воскресенье вечером, влетев в дверь и сбрасывая на ходу одежду, он нарвется на Френсиса, добавилась ревность. Ужасное зеленоглазое чудище. Я тут же вспомнила наш разговор в третьесортном отеле. Может, моя особенность поизносилась? Он наверняка продолжал видеться с Жаклин. Воображение всегда рисует самое худшее. Я увидела себя беременной и брошенной и его, уходящего навстречу закату с кем-то еще. Оставила сообщение: «Где тебя носит, черт побери? Френсис остается на понедельник. Повторяю: Френсис остается на понедельник. Приезжай во вторник. Я постараюсь позвонить завтра, тогда и поговорим. Надеюсь, ты ведешь себя хорошо…»
До какой же степени мои слова не соответствовали моему настроению. Я могла убить Френсиса. Взять и убить. Очень уж он мешался под ногами.
О, я пребывала в отчаянии. Меня захлестнула тоска. Куда подевался мой любовник? Почему он не прикован к своему телефону? Почему у него в отличие от всех нет мобильника? Действительно, наверняка половину всех мобильников приобретают любовники. И мне никогда не приходило в голову, что у Мэттью может быть своя, не связанная со мной жизнь, что и без меня он может жить как нормальный человек. В конце концов, мне приходилось иметь другую жизнь, а ему-то нет. Я-то представляла себе, что он постоянно сидит в своей квартире, ждет моего звонка или приезда и ничто другое для него не существует. Пока я стояла в саду, в деревне зазвонили колокола, сзывая честных людей на утреннюю службу.
Вернулась в дом, должно быть, с перекошенным от злости лицом, потому что мой муж сразу спросил:
– Что случилось?
Он сидел, сияя, в окружении семьи. Я перевела взгляд с него на Джона, потом на Петру. Все вопросительно смотрели на меня.
– У меня болит голова.
Петра и Френсис опять переглянулись. Я легко истолковала и этот взгляд: «Ну вот, у нашей старушки очередной закидон…»
– Давайте я помассирую вам стопы, – предложила Петра.
– У меня болят не ноги! – рявкнула я.
Ее и без того огромные глаза раскрылись еще шире.
– Я знаю, но китайцы нашли особые точки, которые снимают боль. И это действительно помогает. Каждый участок стопы отвечает за определенную часть тела, и по дискомфорту той или иной части стопы можно определить, какой телесный орган требует внимания.
– Давай, – поддержал ее Джон. – Мне помогает.
– Вот что я вам скажу: сейчас я приму ванну, а потом можно заняться и массажем.
Я ушла наверх, безумно злясь на них всех. А особенно на моего любящего, заботливого, верного мужа. Поднимаясь по лестнице, подумала на мгновение, что могу понять героинь Агаты Кристи. Я бы сама с радостью кое-кого грохнула.
А раздевшись, чтобы лечь в ванну, с облегчением рассмеялась. Нет, ребенка я не жду, это уж точно. И Френсису этим вечером ничего не обломится, так что на понедельник он остался напрасно. Это меня сильно порадовало. Вот какой я стала злобной. Вниз, переодевшись в халат, я спустилась, улыбаясь во весь рот.
– Массаж не нужен, – сказала я Петре и объяснила почему.
А поймав вопросительный взгляд Френсиса, улыбнулась еще шире и просветила и его:
– У меня пришли месячные.
Судя по выражению его лица, сильнее он бы не огорчился, даже если б я сказала, что сыпанула ему в кофе цианистого калия.
Петра, благослови ее Боже, приготовила на обед баранину, хотя сама была вегетарианкой. Мы же пошли на прогулку по берегу, Я кое-как взяла себя в руки. Держала Френсиса под локоть и надеялась, что Мэттью не залег где-нибудь на холме и не наблюдает за нами в бинокль. В любом случае морально я приготовилась к тому, что мое сообщение он не получил, приедет этим вечером и взорвет мой мир. Когда мы вернулись с прогулки, я переставила автомобиль Френсиса на другое место, чтобы он был виден с дороги. Тогда Мэттью по приезде все поймет. Френсис, ясное дело, удивился моим столь странным действиям, но я, поднаторев во лжи, доходчиво объяснила, что в понедельник утром садовник собирался работать рядом с тем местом, где стоял автомобиль, и последний мог ему помешать. Френсис это объяснение принял. А утром я могла придумать что-то еще, поскольку намечаемый визит садовника был плодом моего воображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38