Тот шел к цели с бульдожьим упрямством, так отличавшим его в полицейской работе. Здесь оно казалось очень кстати. Хотя о соперничестве речи не шло, Дункан счел за лучшее подстроиться.
В полдень, усталые и мокрые от пота, они устроили привал: утолили жажду, пожевали жесткий, как кожа, альпинистский паек, и позволили напряженным мышцам ненадолго расслабиться.
Поскольку именно Перкинс подал идею вместе пойти в горы, Дункан предоставил ему возможность начать разговор, что он и сделал, откинувшись на шершавый гранит ниши, где они укрывались от ветра.
— У тебя роман с Александрой Форрест, — проговорил он, не спрашивая — скорее констатируя факт.
Дункан усмехнулся:
— Да, а что? Ты притащил меня сюда, чтобы оторвать яйца?
— Спать с ней можешь сколько влезет, — ответил Перкинс и тоже усмехнулся, без злости или угрозы. — Я имел в виду — не обижай ее, иначе точно останешься без яиц.
— Вот оно что… Значит, я тогда не понял, о чем речь. Мне показалось, ты сам не против.
— Насчет Алекс? Можешь быть спокоен. Мы с ней просто хорошие знакомые, даже не друзья. У меня другой вкус.
— Понимаю. Джиллиан? Красивая женщина.
Перкинс вздрогнул так, что чуть не свалился с камня, на котором сидел.
— Как, черт возьми, ты догадался?!
— Перехватил пару твоих взглядов в библиотеке, — пожал плечами Дункан. — Думаю, точно так же и я таращусь на Алекс.
Чтобы не смущать сержанта, он перевел взгляд на лесистую линию гор. Тучи ползли низко, цепляясь за темные верхушки кедров и статных конических «елей Дугласа». Дышалось легко. Интересно, подумалось вдруг, как передал бы такую красоту Ван Гог?
— Все сложнее, чем ты думаешь, — наконец заговорил Перкинс, — поэтому сделай одолжение, не делись ни с кем своими наблюдениями.
— Да ради Бога.
Наступило молчание. Оба сидели так неподвижно, что птичка спланировала с ближайшей скалы к их ногам и начала выклевывать из моховой кочки червячка. Вскинув свою черно-белую головку, он а оглядела людей, словно вопрошая, нет ли съестного. Дункан бросил ей кусочек фруктового брикета. Птичка ухватила его, вспорхнула и исчезла за гранитным выступом.
— По-моему, Джиллиан здорово натерпелась, — заметил он.
— И что из того?
— Не обижай единственную родственницу Алекс, не то останешься без яиц.
Взрыв смеха выгнал птичку из укрытия, и с недовольным писком она взлетела вверх, подальше от непредсказуемых людей. Смех длился недолго, скрепив только что возникшие отношения.
— Может, попробуем склон покруче? — предложил Перкинс, когда они поднялись, готовые идти дальше.
Дункан охотно согласился, зная, что взаимное недоверие осталось в прошлом. На первом этапе они с сержантом успели не один раз поменяться местами. Роль ведущего снова переходила к нему.
Шел не в пример более трудный участок пути, но теперь, когда они в самом деле стали одной командой и сомнения больше не отравляли удовольствия, Дункан наслаждался каждым новым рывком вверх, когда чуткие пальцы нащупывают, за что бы ухватиться, а ноги пружинят, отталкиваясь от едва заметной опоры. Кровь энергично бежала по жилам, легкие расширялись, жадно хватая воздух.
На самом верху он выпрямился, с наслаждением прислушиваясь к тому, как гудят все мышцы, отдаваясь ни с чем не сравнимому моменту победы над холодным гранитом и над самим собой. Чуть позже к нему присоединился Перкинс.
После короткой передышки начался спуск. Дункан снова встал ведущим, но теперь его роль была проще. Основная работа доставалась сержанту. В какой-то момент, пока тот сворачивал свободный конец веревки, Дункан позволил себе расслабиться. Утомленные мышцы гудели. Ветерок дунул в лицо свежестью, откуда-то снизу, из лесистой пропасти, донесся резкий звук, похожий на треск автомобильного выхлопа.
Мимо с жужжанием пронеслась пчела. Дункан праздно удивился тому, что так высоко в горах селятся дикие пчелы, но уже в следующее мгновение что-то с визгом впилось в скалу недалеко от того места, где он, беспомощный, висел в воздухе.
Не пчела. Пуля.
В него стреляли. Долгий опыт подсказывал: не паниковать! Спокойствие, только спокойствие.
И поскорее спуститься. Спуститься настолько, чтобы оказаться вне линии огня.
— Потравливай! — крикнул он Перкинсу.
Тот подчинился, не задавая лишних вопросов. «Быстрее, быстрее!» — мысленно понукал Дункан.
Звук, похожий на выхлоп, раздался снова, но теперь он знал, что в него стреляют, и невольно втянул голову в плечи, ожидая услышать жужжание и визг расщепляемого гранита.
Веревка странно дернулась, заставив вскинуть голову. Оказывается, выстрел повредил ее, подрезав, словно острым ножом. Оставшиеся нейлоновые волокна держали, но их не могло хватить надолго. С тем же успехом он мог висеть на бельевой веревке.
Холодный страх сжал сердце.
Дункан заставил себя собраться с мыслями. Посмотрел вниз, прикидывая расстояние. В паре метров виднелся выступ, а чуть повыше — трещина, достаточно широкая, чтобы вошли все пять пальцев. Туда он и нацелился.
Для начала отцепить страховку. Если спускаться медленно и осторожно, веревка, быть может, и выдержит. Главное — смотреть только на выступ, но не дальше, не в пустоту, на дне которой щерятся острые зубы елей.
Однако стоило перехватиться, как веревка лопнула, и Дункан полетел вниз.
Ему все-таки дьявольски везло, потому что ноги ударились о вожделенный выступ и спружинили достаточно, чтобы он успел, обдирая пальцы, вцепиться в трещину. Теперь осталось только держаться, не позволить инерции сорвать его с выступа и швырнуть в пропасть. Каждую каплю еще имевшихся сил Дункан вложил в отчаянную хватку.
Несколько бесконечно долгих мгновений исход поединка с силой тяжести оставался неясным, но он висел вопреки боли в пальцах, с мрачным упорством, сродни упрямству Перкинса.
Удержался! Теперь можно легонько перевести дух.
Откуда-то доносились шумы и шорохи. Послышался оклик: «Держишься?»
— Держусь… — выдохнул Дункан, и хотя Перкинс не мог его слышать, дальнейших вопросов не последовало.
Ожидание. Как медленно ползут секунды!
— Эй, Форбс! — раздалось целую вечность спустя. — Веревка на полтора метра ниже и на два левее от тебя, — сообщил сержант так спокойно, словно они тренировались на стене. — Если дотянешься, остальное пойдет как по маслу.
Дункан не стал тратить силы на ответ, просто высмотрел веревку, нацелился и пополз вниз по скале так, словно вместо четырех человеческих конечностей у него вдруг выросло восемь паучьих ног. Никогда еще в нем не клокотала с такой силой жажда жизни. Ему требовалось выжить, и он выживал. Мышцы уже не гудели, а кричали от боли, уровень адреналина достиг наивысшей точки, зрение, слух и осязание обострились.
Еще немного — и веревка оказалась в пределах досягаемости. На всякий случай Том закрепил ее добавочной скобой. Постаравшись забыть про боль в руках, Дункан вцепился в нее мертвой хваткой.
Далеко внизу и в стороне заворчал мотор. Потом он взревел, взвизгнули шины. Хотелось верить, что стрелок, кто бы они ни был, видел только падение, но не отчаянную борьбу за жизнь, и теперь покидает место действия.
— Не обращай внимания! — приказал Том. — Тебе есть чем заняться!
Дункан еще крепче вцепился в веревку.
— Порядок! — крикнул он и порадовался, что голос не дрожит. — Потравливай!
Если верить внутренним часам, путь к безопасности занял не менее года, на деле же длился минуты. Когда подошвы коснулись твердой земли, Дункан чуть не повалился мешком и лишь с трудом выпрямился на подгибающихся ногах. Он дышал как загнанная лошадь.
— Спасибо…
— Всегда пожалуйста! — Том хлопнул его по плечу, едва не опрокинув. — А теперь давай займемся нашим приятелем.
Добраться до джипа составляло для Дункана большой труд сродни подвигу. Том рванул с места так, что гравий взлетел выше крыши.
— Держись, а то насажаешь шишек! — крикнул он Дункану, но тот только отмахнулся, пропуская между пальцами оборванный конец веревки. Та часть волокон, что лопнула, распушилась, остальные заканчивались четким срезом.
— Кто знал, что сегодня ты идешь в горы? — спросил Том, перекрикивая рев двигателя и грохот камешков по днищу машины.
— Чуть не весь город. Я не делал из похода тайны.
— Тогда такой вопрос: кто не хотел, чтобы ты вернулся?
Дункан задумался, глядя в окошко на плотные ряды колючих вечнозеленых хвойных деревьев. В принципе у него имелся ответ на данный конкретный вопрос.
Желать ему смерти мог только конкурент в погоне за Ван Гогом. Он так усердно намекал в антикварном магазине, что теперь некого винить, кроме себя самого.
Эрик Мунн, ублюдок эдакий. Но если назвать имя, придется объяснять, зачем он в Свифт-каренте.
Лучше оставить подозрения при себе. Почему? Во-первых, за неимением доказательств. Во-вторых, опыт подсказывает, что не стоит связываться с полицией. Одно дело — Интерпол, и совсем другое — провинциальные сыщики. У них отвратительная привычка совать нос в чужие дела. В-третьих (и это главное), он еще не добрался до Ван Гога и даже не знает, где его искать. Вот доберется, тогда и начнет сотрудничать с полицией в полной мере, как следует законопослушному гражданину. А пока извините, сержант Перкинс, у нас немного разные цели.
Сегодня он не только вышел из передряги невредимым (ну, если не считать натруженных мышц и ободранных пальцев), но и понял кое-что важное. Эрик Мунн тоже нацелился на Ван Гога и готов ради него на все.
Вообще говоря, немного странно…
Раз уж «золотому мальчику» старика Форреста известен сам факт существования Ван Гога, то почему он не знает, где Ван Гог скрыт?..
Хотя погоня шла на полной скорости, открывшееся впереди шоссе выглядело пустынным в обе стороны. Стрелок успел уйти.
Дункан и не ждал, что Перкинс разразится проклятиями, поэтому не удивился, когда тот просто снизил скорость. Некоторое время они продолжали путь в молчании, потом сержант спросил негромко, но с нажимом:
— Надеюсь, ты заявишь в полицию?
— О чем? — деланно удивился Дункан. — Наверняка чистой воды случайность. Неопытный охотник.
— Тебя пытались убить, — холодно возразил Перкинс. — Мне совсем ни к чему иметь в городе еще один труп, даже твой.
— А что, я уже не на очереди в каталажку?
— По крайней мере сегодня можешь идти на все четыре стороны. — Косой взгляд. — Но учти, сокрытие информации, которая могла бы помочь следствию, карается законом. И вообще, не по душе мне увертливые типы. Такого я сдам, если что, без малейших угрызений совести.
Хвойный лес поредел, но все еще оставался достаточно густым, чтобы добавлять мрачности непогожему дню. Обочина заросла папоротником. Шины вибрировали на потрескавшемся асфальте.
Дункан думал об Алекс: о выражении ее лица в момент наивысшего наслаждения, о вкусе ее губ и кожи, о звуках, которые она при этом издавала. Алекс жила в Свифткаренте, а значит, находилась в пределах досягаемости убийцы.
— На твоем месте, Том… — Он помедлил, потом решительно продолжал: — На твоем месте я бы начал с поисков связи между Эриком Мунном, Джерси Плотником и одним лос-анджелесским дилером по имени Гектор Мендес.
Алекс остановила машину за коттеджем, который Дункан снимал в гостинице «Риверсайд». Местечко находилось у реки, летом шумное и многолюдное, а сейчас, в середине февраля и под холодным моросящим дождем, донельзя пустынное и унылое.
Впрочем, как раз то, что нужно писателю в муках творчества, с улыбкой подумала Алекс. Кругом тишина, и ничто не отвлекает от работы.
Оставалось только надеяться, что ее появление станет для Дункана приятным сюрпризом, а не наоборот. Но не все же ему, бедняге, одному торчать в халупе, где и кухни-то толком нет — так, голые стены и пара дешевых предметов меблировки. Да еще после целого дня в горах, на холодном ветру! Наверняка он оценит обед, привезенный прямо на дом.
Для самой Алекс ее приезд — шанс показать, что все между ними опять в порядке после той ночной размолвки.
Как Эрик мог? Как мог? Только потому, что как-то раз случайно видел ее полуголой, притвориться, что они уже и спят?! Так не похоже на человека, которого она знает тысячу лет…
Быть может, следовало с утра пораньше заехать в магазин и выложить Эрику, что она о нем думает. Так бы она и поступила, не попроси Дункан оставить все как есть. Он даже взял с нее слово, объяснив, что не хочет заработать репутацию ревнивца, поставив их всех в неловкое положение.
Поразмыслив, Алекс согласилась, а когда первое возмущение улеглось, она даже обрадовалась, что объяснение не состоится. Видеть Эрика не хотелось, и как можно дольше.
Алекс приготовила цыпленка в красном вине — блюдо простое и вкусное. Возиться на кухне — одно из ее любимых занятий. Аромат еды в процессе приготовления всегда казался ей упоительным, вот и теперь она сполна насладилась букетом, где переплелись запахи вина, томатного соуса, овощей и приправ. Густая подливка аппетитно булькала в большой кастрюле, создавая тот особенный настрой, что пробуждает дремлющую в каждой, даже самой независимой, женщине хозяйку дома. У нее возникло настроение убраться в квартире. Алекс перестирала накопившееся белье, выгладила то, что требовалось, вымыла окна и натерла воском антикварный стол, добавив к общему букету другие приятные запахи — те, что символизируют чистоту и порядок.
У нее уже давно вошло в привычку раз в неделю готовить для дедушки и отвозить ему домой ужин, такой солидный, что остатков хватало еще на пару дней. В такие вечера они много разговаривали за партией в шахматы или у телевизора. Для нее посещения дедушки составляли важную часть жизни, и не требовалось визита к психоаналитику, чтобы понять, что теперешняя возня у плиты — попытка возродить любимый ритуал.
Ужин получился знатный — Дункан сможет растянуть то, что останется, примерно на неделю. Одного хлеба целая коврига, прямо с лотка в бакалейном магазине, где пекут сами. Бутылка бургундского. Ну и, конечно, целое море откровенного плотского вожделения, которое уже не из прежней оперы, а нечто новое и пикантное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41