Саша не видела лица той девушки, которая, замерев в тревожном ожидании, напряженно следила взглядом за странной сомнамбулической фигурой. Не видела, как что-то зажглось и тут же потухло в глазах этой незнакомой рыжеволосой обладательницы заветного светящегося прямоугольника, когда та увидела Сашино лицо.
Саша подошла и протянула руку, не в силах выговорить ни слова, надеясь, что ее желание и без слов будет понято. Она смотрела только на зеркало, напряженно пытаясь уловить в нем собственное отражение. Но у нее ничего не получалось.
— Зеркало, — выдавила она единственное слово и наконец перевела нетерпеливый взгляд на девушку, которая, казалось, никак не хочет ее понять. — Дай.
То, что произошло потом, казалось необъяснимым. Рука, держащая зеркало, слега дрогнув, опустилась вниз и скользнула за спину.
— Дай! — повторила Саша настойчиво и удивленно, не в силах объяснить себе странного поведения незнакомки. — Дай! — и потянулась вниз, к ней за спину, отчаянно пытаясь достать до зеркала, выхватить его из рук.
Две женщины, наблюдавшие за этой борьбой, сидели, словно оцепеневшие, не двигаясь и не произнося ни слова. Саша схватила девушку за рукав халата и изо всех сил отчаянно потянула наверх, но в тот же момент другая рука выскользнула из-за спины, взметнулась вверх. Саша устремилась за ней, но в ту же секунду, когда она уже почти дотянулась до зеркала, рыжеволосая девушка стремительно выбросила руку в приоткрытую створку больничного окна… И разжала пальцы.
Саша услышала, как зеркало упало на асфальт. Она смотрела впереди себя невидящими глазами, а потом вдруг схватила девушку за плечи и принялась трясти ее.
— Ах, ты! Зачем? Зачем ты это сделала! Ах ты! Гадина! — кричала она, не обращая внимая на мольбу, застывшую в глазах, неотрывно смотрящих на нее.
Чьи-то руки крепко ухватили ее сзади и принялись оттаскивать в сторону. А Саша сопротивлялась с такой силой, какой и не подозревала в себе до этих пор, и все повторяла бранные слова срывающимся, почти визгливым, неузнаваемым голосом…
Последующие события почему-то не сохранились в памяти. Очнувшись у себя в палате, она увидела знакомое лицо дежурного врача, который смотрел на нее тревожно и как-то странно.
— Все в порядке, Саша? С вами все в порядке?
Сколько раз за последнее время она слышала эти слова, сколько раз кивала головой в ответ на этот нелепый и бессмысленный вопрос. Что может быть в порядке у нее после того, что случилось? «Все хорошо» — отвечала она кивком головы, сама не понимая, что может быть хорошего и как вообще можно предполагать что-то хорошее в данной ситуации. Хотя с течением времени она научилась понимать, что вопрос, который так часто задают ей врачи, имеет совсем другой смысл — совсем не тот, который привыкла придавать Саша этому слову. И она мысленно «переводила» фразу на «больничный язык». «У вас ничего не болит?» — приблизительно таков был смысл этих слов, и только после того, как Саша мысленно произносила их в новом значении, у нее появлялись силы на то, чтобы кивнуть головой в знак согласия. Сейчас у нее ничего не болело, если не считать неприятных ощущений во внутренней области локтевого сгиба, куда ей, по всей видимости, укололи какое-то лекарство. Значит, с ней было все в порядке.
Врач задавал еще какие-то вопросы, что-то говорил, объяснял. Она забывала его вопросы и свои ответы в следующую секунду после того, как слова переставали звучать. Когда она наконец снова осталась в палате одна, воцарившаяся тишина показалась ей еще более страшной, лишенной какого бы то ни было смысла — точно так же, как звуки.
— Буянишь, говорят? — вдруг услышала она голос Кристины, которая появилась в палате совершенно незаметно и заставила Сашу вздрогнуть. Кристина улыбалась, и Саша, поймав эту улыбку, принялась напряженно вглядываться в ее глаза, пытаясь отыскать в них хоть каплю того страха, который был ей уже знаком. Она впервые увидела его в этот день в глазах окружающих людей — в глазах пожилой женщины из соседней палаты и той девушки, которая так отчаянно боролась за то, чтобы Саша не смогла увидеть в зеркале свое отражение. Кристина улыбалась, и Саша так и не смогла разглядеть признаков страха, несмотря на то, что подруга видела ее лицо без бинтов впервые. Кристина смотрела на Сашу так, как будто в ее лице ничего не изменилось, а если и изменилось, то это было не настолько ужасно, как она предполагала. Кристина смотрела так, как будто Саша была прежней — и на миг, совсем короткий миг, сумасшедшая мысль о том, что она и в самом деле осталась прежней, промелькнула в сознании.
— Чему ты улыбаешься? — удрученно спросила она, продолжая напряженно следить за выражением лица подруги. — Я такая смешная? Я похожа на клоуна, да?
— Я улыбаюсь, — Кристина медленно присела на край кровати, — потому что у меня хорошее настроение. Потому что тебя сегодня выписывают, а еще потому, что ты наконец ожила.
— Ожила? — насмешливо переспросила Саша, скривив губы.
— Ну да. Ты, по крайней мере, разговариваешь со мной. Ты подралась с девушкой из соседней палаты — это поступок.
— Господи, — пролепетала Саша, внезапно вспомнив все то, что произошло. — Нужно пойти извиниться.
— Да что случилось? Я толком ничего не поняла.
— Сама не знаю. Наваждение какое-то. В принципе, меня просто пожалели, а я среагировала неадекватно.
— Кто тебя пожалел?
— Эта самая девушка, из соседней палаты. Не хотела мне зеркало давать…
В этот момент Саша почувствовала, что ее желание увидеть себя зарождается внутри с новой силой.
— Зеркало? — услышала она голос Кристины и поняла, что молчит уже довольно долго.
— Кристина, послушай… Это глупо, я ведь все равно когда-нибудь себя увижу. Не сейчас, так через час. Я… Я тебе обещаю, я клянусь тебе, все будет нормально. Поверь мне…Кристина, пожалуйста, Кристиночка!
— Да о чем ты, Сашка? — Кристина, казалось, совершенно искренне не понимала смысла этой подобострастной преамбулы.
— Зеркало. Дай мне, пожалуйста, зеркало.
— Зеркало? Сейчас, — как ни в чем не бывало, Кристина расстегнула «молнию» на сумке и немедленно извлекла оттуда черную атласную косметичку.
Через минуту зеркало было у Саши в руках.
Распахнув дверь, Кристина огляделась по сторонам и, увидев Владимира, буквально рухнула ему на грудь. Плечи ее вздрагивали. Она плакала беззвучно, как будто потеряв голос, и он гладил ее по волосам, не зная, где найти слова, чтобы ее успокоить. Но все слова, все нужные и важные слова почему-то напрочь исчезли из его памяти, и он только повторял, в глубине души ненавидя себя за это глупое бормотание:
— Не плачь. Ну, не плачь, пожалуйста…
— Уеду, — она наконец подняла мокрое от слез лицо и посмотрела мимо, куда-то вдаль. — Уеду, завтра же. Не могу больше. Никаких сил не осталось.
— Уедешь? Куда ты уедешь? — удивленно спросил он.
— К себе, в Михайловку. Я же не местная. Просто училась здесь в университете, да и прижилась. Вернее, не прижилась. Совсем не прижилась, как ни старалась.
— Не местная, — после недолгого молчания проговорил Владимир и замолчал. Он почему-то сразу поверил в то, что так и будет на самом деле, что Кристина сегодня же, или, в крайнем случае, завтра, соберет вещи и уедет. Что Кристины больше не будет, и он останется — один. Что больше некому будет успокаивать его — каждый день, каждую минуту, как маленького ребенка. Невозможно было представить себе, что этой девушки, которую еще несколько дней назад он даже не знал, больше не будет в его жизни.
Он хотел сказать ей об этом, о том, что понял, только сейчас понял, насколько трудно теперь представить ему свою жизнь без нее. Но, как это обычно случается, не смог подобрать слов. С большим трудом он смог выдавить из себя только:
— Кристина, а как же… — и замолчал, уставившись на нее, не мигая, надеясь, что больше не придется ничего говорить, что она поймет его и скажет, что чувствует то же самое…
— Не знаю, — ответила она, вытирая застывшими руками слезы с лица, и он сразу догадался, что она сейчас говорит о Саше. — Понятия не имею. Но я ведь тоже не железная. У меня просто больше нет сил. Я не могу, не могу больше…. Если бы ты знал, каких усилий мне стоило сегодня увидеть ее и не закричать от ужаса. Она ведь без бинтов. Лицо все в шрамах. Глубокие, темно-бордовые, фиолетовые… Я даже представить себе не могла, что это будет настолько ужасно… А она — смотрит на меня, глаза все те же, представляешь себе ее синие глазищи? Смотрит, живая, а я не могу, мне провалиться хочется. Исчезнуть, в воздухе раствориться. Знаешь, в ту минуту, когда я ее увидела, подумала — уж лучше бы я не жила на свете. Лучше бы меня совсем не было, чем такое! Господи, у меня нет больше сил. Нет сил больше.
— Кристина, — он снова притянул ее к себе, и она подалась, легко, не сопротивляясь, спрятала свое лицо у него на груди. — Кристина, прости меня.
— Тебя? За что, Володя? — тихо спросила она, не поднимая глаза. — Если бы не ты, я бы, наверное, точно с ума сошла.
Он вздрогнул от этих неожиданных слов и не поверил ей. Почему-то казалось, что Кристина снова, как обычно, как всегда, просто утешает его. И от сознания этого ему стало еще тяжелее. Чувство вины перед этой девушкой стало еще более ощутимым.
— Не правда. Все это время я вел себя, как сопливый мальчишка, как слабый ребенок, а ты… Ты даже представить себе не можешь, какая ты. Необыкновенная. С тобой все кажется… светлым.
Она отстранилась и, глядя мимо него, прошептала:
— Не могу. Боюсь туда возвращаться. Знаешь, когда я дала ей зеркало…
— Ты дала ей зеркало?
— Она меня попросила. Сама попросила. Она сегодня с девушкой из соседней палаты подралась. Из-за зеркала.
— Саша? — Владимир не мог поверить ее словам.
— Саша, — кивнула Кристина. — Знаешь, все это время она как замороженная была. А сегодня — не знаю, что на нее так подействовало, наверное, известие о выписке. Сегодня она — как сумасшедшая. Она вся — другая. Вся, только глаза остались. Я так боюсь за нее. Я не знаю, как себя вести. Не знаю, что говорить, что делать, а чего не делать. Она попросила зеркало — и я ей дала.
— И как она?
— Она… Она взяла зеркало, поднесла к лицу, стала смотреть… О, Господи!
Дрожащими пальцами Кристина достала из сумки пачку сигарет. Владимир помог ей прикурить и молча ждал, когда Кристина снова сможет говорить.
— Знаешь, с этого момента стало вообще ничего не понятно. Она смотрит и смотрит. Не знаю, сколько времени прошло, а она все смотрит, не мигая. А я стою и чувствую, что у меня ноги подкашиваются. Как это я на пол не свалилась. Она долго так смотрела, очень долго. Ни слова не сказала, даже не вздохнула ни разу. Потом опустила зеркало вниз, посмотрела на меня. Только знаешь, как будто и не на меня. И улыбнулась… Улыбнулась так просто, как будто снова свои стихи где-то услышала. Знаешь, она иногда так раньше улыбалась. И так жутко стало от этой улыбки, так страшно. А потом она взяла у меня телефон.
— Телефон? — Владимир, словно в оцепенении, повторял слова Кристины. Нарисованная ею картина представлялась ему настолько отчетливо, что он и сам почувствовал примерно то же самое, что чувствовала Кристина — страх. Парализующий страх, сковывающий не только душу, но и тело, не позволяя пошевелиться и даже вздохнуть. — Для чего ей телефон? Думаешь, она решилась?…
— Ей больше некуда звонить, — подтвердила его предположение Кристина. — Да я ведь и сама сколько раз ее об этом просила, настаивала. А теперь — уж и не знаю, стоило ли…
— Она сама попросила тебя уйти?
— Нет, — Кристина отрицательно покачала головой, — я просто не выдержала. Мне казалось… Знаешь, так глупо все это, но в какое-то мгновение я вдруг подумала, что если я сейчас уйду, если я перестану видеть это, то этого не будет. Не будет этой палаты, не будет Сашки со шрамами на лице. Ничего не будет. Может быть, зря я ушла?
Владимир молчал. Он знал, что на месте Кристины точно так же сбежал бы из палаты. Просто сбежал, не в силах присутствовать при том, что происходит. Но, может быть, на самом деле, было более разумно в данный момент оставить Сашу одну, не мешать ей своим присутствием? Может быть, одной ей будет легче? Может быть… а может быть, и нет. Если бы только знать.
— Послушай, Кристина, успокойся. Если хочешь, я вместо тебя сейчас поднимусь к Саше, помогу ей собраться, провожу до машины. Я сделаю все, что нужно. У меня хватит сил, я смогу. А ты, если хочешь, иди домой, и не переживай. Не переживай за Сашу, я сделаю все, что нужно. А ты отдохни, тебе ведь, в самом деле, нужно отдохнуть, ты устала. Прошу тебя, только… — его сбивчивый шепот оборвался на короткое мгновение. Кристина подняла на него глаза, и слова снова застряли у него в горле, как у шестнадцатилетнего мальчишки, впервые в жизни назначающего свидание девчонке-однокласснице. Но в ее глазах он увидел вопрос, напряженное ожидание и еще что-то, что нельзя было назвать словами. Он почувствовал, что Кристина ждет от него тех слов, которые он хочет ей сказать. И он сказал, с шумом выдохнув воздух из легких: — Только ты не уезжай, Кристина. Не уезжай, останься. Со мной…
Он сжал ее холодные пальцы в своих руках. Она как-то странно посмотрела на него и, вздохнув, молча отвернулась и снова скрылась в дверях больницы.
Денису начинало казаться, что самолет никогда не взлетит, что эта взлетная полоса будет длиться бесконечно, а стальная птица, напоминавшая ему сейчас скорее стальную гусеницу, так и будет ползти по земле, безуспешно пытаясь расправить крылья. Казалось, с того момента, как мотор наконец загудел и серый горизонт медленно поплыл перед глазами, прошла целая бесконечность.
Девушка в темно-синей отглаженной форме стюардессы смотрела на него вопросительно. Кажется, она задала ему вопрос — он слышал ее голос, но почему-то никак не мог уловить смысла слов, обращенных к нему. Натянутая и немного недоумевающая улыбка на ее лице уже начинала потухать.
— Пожалуйста, пристегните ремни. Таковы правила безопасности, — повторила она в третий раз, уже всерьез начиная опасаться, что судьба свела ее с сумасшедшим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35