Он заливается визгливым тявканьем, которому научился у бабушкиного йоркширского терьера Одри. Педро – амазонский попугай, чуть больше фута длиной, с ярко-зеленым оперением, сине-красным хохолком и пылающей малиновой грудкой, которая видна, лишь когда он расправляет крылья. Бабушка купила его в 1955 году в Колумбии, где собирала материал для романа «Амазонские приключения». В маленьком городке Летисия, на границе с Перу и Бразилией, какой-то тип торговал на рынке молодыми попугаями. Увидев битком набитые птицами клетки, бабушка пришла в такой ужас, что купила Педро и привезла его домой на самолете. В то время он замечательно говорил по-испански, набрался разных слов на рынке. Выкрикивал: «Loros! Hermosos loros! Comprenme a mi!» («Попугайчики! Красивые попугайчики! Покупайте, не проходите мимо!»). И еще: «Page uno, lleve dos!» («Купите одного, второго получите бесплатно!»), «Cuidado que pica!» («Куда лезешь?»), «Cuan-to me dijo? Tan саго!» («Сколько стоит? Да ты что, с ума сошел?»). Сейчас он уже почти все забыл, но, думаю, если поучить, опять заговорит по-испански. Педро любит властные женские голоса – как у Маргарет Тэтчер. Когда она выступала по телевизору, попугай визжал от восторга и хлопал крыльями. Сейчас его любимица – Эстер Рэнтцен. Бабушка не расставалась с Педро почти сорок лет. Когда она умерла, мы думали, попугай не переживет. Но в своем завещании бабуля отписала Педро Эмбер, «амазонского попугая – амазонке». К счастью, птица быстро привыкла к новой хозяйке (обычно попугаи привязываются только к одному человеку). Педро и Эмбер души друг в друге не чаях Ему нравится кататься у нее на плече, теребить ее светлые волосы и слушать, как она читает отрывки из своей новой книги.
Мы с Эмбер всегда были очень близки, и наутро она предложила подвезти меня по благотворительным магазинам Лондона, чтобы избавиться от свадебных подарков. Сказала, что хочет помочь и отвлечься от переживаний. За завтраком на ней лица не было. Видно, всю ночь глаз не сомкнула. Она то и дело пыталась поставить сахар в морозилку.
– Ты уверена, что сможешь вести машину? – усомнилась я.
– Да, я в порядке, – кивнула она в ответ.
«Гав! Гав!» Почту уже принесли. Кто бы это мог быть? За дверью стоял маленький человечек с огромным букетом.
– Мисс Эмбер Дейн? – спросил он, пока я пялилась на охапку роз цвета фламинго.
– Нет, – разуверила я. – Но она дома.
Я подписала квитанцию о доставке и потащила букет в квартиру. На целлофановой обертке красовался ярлык «Флорибунда». Как странно! Зачем это Хелен посылать цветы моей кузине?
– Это от Чарли! – крикнула Эмбер, схватив крошечный белый конвертик. – Это его почерк! Он хочет, чтобы я вернулась. Прошло всего несколько часов, но он уже осознал, что совершил чудовищную ошибку.
Она разорвала конверт и вынула маленькую прямоугольную карточку. Пробежала ее глазами, и взгляд потух.
– Лучше бы он прислал похоронный венок, – горько произнесла она, протягивая мне карточку.
«Мне очень жаль, что все так вышло. Надеюсь, у тебя все будет в порядке, Эмбер, и мы останемся друзьями».
А ведь Доминик даже цветы не прислал, вдруг пришло мне в голову. И не предложил остаться друзьями. Он мне вообще ничего не предложил, кроме моего же барахла, которое запихнул в два пластиковых пакета.
– Не могу даже смотреть на это, – пожаловалась Эмбер, хватая сумку и ключи от машины. – Отвезу их в больницу.
Так что первым делом мы заскочили в бесплатную городскую лечебницу, где оставили цветы в приемной, и только потом отправились по моему списку. Нам пришлось сделать пять ездок: свадебных подарков туча, а машина у Эмбер не резиновая. Зависнув на двойной желтой линии, ее крошечная черная «мини», как мотылек, содрогалась под весом коробок, пока я ныряла в магазины с подарками. Словно леди Баунтифул, я рассыпала из рога изобилия роскошные подношения: хрусталь, электрические чайники, коврики для пикника.
– Неужели вам это не нужно? – не поверила женщина из магазина Красного Креста, когда я протянула ей эксклюзивную чашу от «Уотерфорд».
– Нет, – твердо ответила я. – Не нужно. Эмбер немного огорчилась, когда пришел черед терки для трюфелей от Антонио Карлуччио и «Поваренной книги Ривер-кафе», но я не поддалась на уговоры. Я должна была избавиться от всех подарков до единого. До последней коробочки. До последнего бантика. Когда мы проезжали Камден и Хампстед, она повеселела. И принялась твердить, какая же Доминик свинья и как она хочет убить его за то, что он со мной сделал. А потом перекинулась на Чарли и стала честить его последними словами, в общем-то, незаслуженно. Я даже не виню его за то, что он бросил Эмбер, хотя никогда не осмелюсь признаться в этом кузине. Я очень осторожно спросила, уверена ли она, что не совершила ошибку с Чарли. Может, в один прекрасный день она передумает?
– Разумеется, уверена, – отбрила она. – Ты что, думаешь, я захочу пройти через это варварство? – И сестрица в который раз стала расписывать все кошмары, которые случаются, когда забеременеешь. Утренняя тошнота, спазмы, отеки и варикоз, не говоря уж о кровотечениях и выпадении волос. Эмбер называет это экзекуцией.
– Плод по своей природе паразит, – разглагольствовала она, отъехав подальше от края тротуара. – Он высасывает кальций из твоих зубов, железо из крови, забирает все витамины из пищи. Как стремительно растущая опухоль, он захватывает твое тело.
Далее, как всегда, она взялась перечислять «кошмары родов»: боль, крики, швы, кровища. Но, если верить Эмбер, нет ничего хуже отупения.
– Доказанный факт: во время беременности мозг уменьшается, – заявила она с непререкаемой уверенностью, когда я опять села в машину.
– Да, но не на семьдесят процентов, как ты утверждаешь, – возразила я, и мы отправились дальше. – Знаешь, думаю, статистика не всегда права.
– А я уверена, что права! – стояла на своем Эмбер, выпячивая губы и качая головой. – Посмотри на всех моих подруг, которые дружили с мозгами. Стоило им только забеременеть, как они в ту же минуту подписались на «Хелло!».
И она опять принялась за Доминика, обозвала его «грязной свиньей» и предположила, что, если бы не он, Чарли и в голову не пришло бросить ее. Мне не понравился такой ход мыслей, но, естественно, я промолчала. Никогда с ней не спорю. Вообще-то, я никогда ни с кем не спорю. Наверное, пора научиться. И тут она пообещала, что выведет Доминика в следующей книге. Я взмолилась:
– Нет, прошу тебя, Эмбер, только не это!
– Не нервничай, – хитро улыбнулась она, когда мы рванули к дому. – Я сделаю это тонко.
Тонко? Да у Эмбер тонкости, как у морского пехотинца.
– Не бойся, Минти! Никто и не поймет, о ком речь, – продолжала она успокаивающим тоном. – Назову его Доминик Лейн. Напишу, что ему тридцать пять лет, что он светловолосый страховой агент из Клапама. Никто не сообразит, что это он! – И она разразилась смехом маньяка, в очередной раз, проскочив на красный свет.
С нее станется. Эмбер никогда не дает себе труда скрывать, кого описывает в своих книгах, и это ужасно. Даже не знаю, как ей до сих пор все сходило с рук. К примеру, я фигурировала в ее романе «Счастливый случай» под именем Минди – разочарованная радиорепортерша, которая мечтает выбиться в ведущие. Мало того, что у Минди были длинные, кудрявые, темные волосы. Эмбер еще указала мой точный адрес на Примроуз-Хилл. Мама была следующей. Роман «Убежище», сага о жизни западного Лондона, не оставлял сомнений, кто его главное действующее лицо. С таким же успехом Эмбер могла назвать героиню Димпна Мэлоун, и дело с концом. Когда мы с мамой потребовали больше не писать о нас: спасибо, конечно, но не хотим мы ходить в прототипах, – Эмбер затянула свою обычную песню. Она, мол, создает «композицию», и никто в жизни не догадается, кто ее «композиты». Мы много раз слышали эту удобную, эгоистичную отговорку.
– Знаешь, дорогая, есть такая вещь, как воображение, – осторожно попыталась вразумить сестрицу моя мама. – Почему бы тебе не придумывать своих персонажей?
Эмбер взглянула на нее странно и не совсем дружелюбно. Я уставилась в пол.
– Тетя Димпна, – сурово произнесла она. – Я писательница. И моя работа – «быть зеркалом мирозданию», как когда-то выразился принц Датский.
– Понимаю, но он говорил о метафорическом зеркале, дорогая, – безо всякой злобы заметила мама.
Эмбер достала с полки одну из своих книг и раскрыла на второй странице.
– «Этот роман, – прочла она вслух, – целиком и полностью вымысел. Любое сходство с реальными людьми (живыми или покойными), местами и событиями – чистая случайность». Чистая случайность! – повторила она с нажимом.
Вот так. По крайней мере, Эмбер изобразила нас не полными идиотками, хотя не думаю, что маме понравилось ее отражение – эксцентрично одетая пожилая дама, хватающаяся за любое дело, какое только подвернется, и неразборчивая в средствах, вымогающая пожертвования самыми двусмысленными и даже криминальными способами. Но уж кому не везет, так это бывшим парням Эмбер. С ними она беспощадна. Бедняги все получили сполна. На страницах ее романов они предстают в роли педофилов, серийных убийц, маньяков стопором, мошенников, сластолюбцев, мафиозных элементов, торговцев наркотиками, парикмахеров и карманников. Жуткая клевета. Удивляюсь, как никто не подал на нее в суд. Думаю, бывшим стыдно признаться, что в отрицательных персонажах они узнали себя. Наверное, Эмбер именно на это и рассчитывает, но в один прекрасный день удача от нее отвернется.
Как бы ни было трудно порой с Эмбер, мне нравится, когда она рядом. Вот и сейчас мы помогаем друг дружке залечить раны. Утираем слезы и сопли. Уговариваем поесть – с субботы я похудела на шесть фунтов, уже ребра проступили.
Эмбер заставила Чарли оплатить переезд – перевозку ее вещей на микроавтобусе. Сказала, пусть раскошелится, раз сам ее бросил. В пятницу на Принсез-роуд появился маленький белый грузовой фургончик, из которого стали выносить, коробку за коробкой, разный скарб, горы книг, компьютер Эмбер, три картины, несколько ламп, прикроватный столик, кресло и несколько чемоданов с одеждой. И посуду. Разгружая вещи, Эмбер обливалась слезами, и я ей сопереживала, но вместе с тем беспокоилась: куда поставить все это барахло? Хотя она же ненадолго. А у меня просторный чулан, и есть еще лестничная площадка.
«Алло!» – проскрипел Педро.
Телефон. Доминик! Я сорвала трубку:
– Дом...
– Минти... – Сердце упало. Это был босс…
– Здравствуй, Джек, – пропищала я настороженно.
– Послушай, Минти...
– В чем дело? – Я прикидывалась идиоткой, хотя знала наверняка, зачем он звонит.
– Не буду ходить вокруг да около. Когда ты вернешься на работу?
Я осела копной на кресло в прихожей и проблеяла умоляюще:
– Я пока не готова. Даже недели не прошло. Прошу тебя, дай мне еще немного времени.
– Так...
– Взять отпуск по семейным обстоятельствам?
– Не пойдет. Ты же не овдовела.
– Нет, овдовела! – простонала я. – В каком-то смысле... – Еще рано. Я не смогу посмотреть им в глаза. – Пережила утрату, – добавила я скорбно, ощущая комок в глотке.
– Ты нужна нам, Минти, – заявил Джек. – И думаю, тебе полезно выйти на работу. Оставь все в прошлом. Ты знаешь, нам всем очень... жаль.
– Вот поэтому мне так и плохо, – разнюнилась я. – Не нужно мне ваше сочувствие. – Я разрыдалась. Не хотела, но разрыдалась. – Доминик опозорил меня, ужасно опозорил. Перед всеми. Лучше бы он меня пристрелил!
– Лучше бы ты его пристрелила! – взорвался Джек. – Сто лет назад кто-нибудь сделал бы это за тебя. Хочешь, я организую дуэль? Уверен, найдется сколько угодно желающих отомстить за твою поруганную честь.
Я представила, как Доминика гоняют по всему Лондону ковбои, готовые накинуть ему на шею пеньковый воротник, а верховодит ими Джек, на груди которого сверкает звезда шерифа. И я засмеялась. Я хохотала и не могла остановиться. И вдруг поняла, что с субботы впервые смеюсь. Безумный хохот не прекращался и перерос в истерику. Нет, правда, это была самая настоящая истерика.
– Значит, в понедельник к девяти я тебя жду? – бодро спросил Джек, когда идиотская веселость улеглась. Я сделала глубокий вдох. Потом еще один.
– В девять тридцать буду, – пообещала я.
На следующий день, в субботу, недельный юбилей моей несостоявшейся свадьбы, настало время разобраться с платьем и туфельками. Бутик «Красавица-невеста», прямо за Эрлз-Корт, специализировался на свадебных туалетах секонд-хенд от модных домов. Разглядывая бесконечную череду белоснежных и кремовых одеяний, тихо ожидающих своего часа на вешалках, я думала: «Какие истории они могут поведать?»
– Прелестно! – воскликнула хозяйка бутика, придирчиво осматривая платье на предмет пятнышек от мороженого и шампанского. – Стоит, по меньшей мере, восемьсот фунтов, – восторженно оценила она. – Ваша доля – четыреста. – Не моя, а Ассоциации раковых заболеваний. – Вы, наверное, выглядели чудесно, – щебетала любезная дама, прицепляя к платью ярлычок. – Все прошло замечательно?
– Как по маслу, – ответила я. – Без сучка, без задоринки.
– Вы плакали? – полюбопытствовала она, вешая платье на плечики.
– О да, – заверила я. – Навзрыд.
Вот и все. Ничего не осталось. Почти ничего. Бабушкину тиару папа вернул в банковский сейф. Очередь за книгой «Почти замужем», букетом и фатой.
В субботу вечером, примерно в девять, Эмбер отвезла меня на набережную. Мы поднялись по ступеням на мост Ватерлоо. Описывая круги над водой, пронзительно кричали чайки; на окнах офисных зданий горели красно-золотые блики заходящего солнца. Под мостом пробежал речной пароходик, и воздух наполнился смехом, голосами, музыкой. Из-под киля разошлись волны, достигли берегов. Я открыла сумку, достала книгу «Почти замужем» и бросила в воду. Мы с Эмбер не проронили ни слова, когда я вытянула фату и большие портновские ножницы. Эмбер держала тонкую вуаль над ограждением, а я принялась кромсать ее на полоски, которые тут же подхватывал резкий ветер. Одна за другой ленточки взлетали вверх и опускались на воду, как серпантин. Некоторые проносились целые мили, порхая над рекой белыми мотыльками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56