https://wodolei.ru/catalog/chugunnye_vanny/170na70/
.. домике».
Все мы стыдливо потупились, но сэр Перси ничего не заметил. Похоже, ему все нравилось, и, в общем и целом, программа прошла неплохо. Темы были подобраны идеально, пленки отредактированы, окончание программы точно совпало с началом интервью, которое шло «вживую».
«Было пвиятно погововить с человеком, котовый соовудил так много чудесных задниц, – радостно заключила Мелинда. – Пвостите – зданьиц! – исправилась она, заглянув в сценарий. – До завтва, довогие слушатели. С вами была Мелинда Миттен, до свидания!»
– Батюшки, ну и занятная программа, – похвалил сэр Перси, когда мы вышли из студии. – Очень занятная. Да я и в офис бы заглянул одним глазком, нечасто ж я тут бываю. И с тобой, Джек, хотел бы перекинуться словечком. Про будущее радиостанции, рейтинги и все такое.
– Разумеется, – ответил Джек. – Мы с удовольствием покажем вам офис.
Мы поднялись на лифте на третий этаж, Джек включил кофеварку и послал кого-то за приличными чашками и блюдцами. Потом сэру Перси захотелось заглянуть в туалет, Моника разлила кофе, а Мелинда открыла коробку с очень аппетитными пирожными. Девять вкуснейших маленьких бисквитов в гофрированной оболочке, каждый в облаке белоснежного крема, а наверху – блестящая алая вишенка. Мы умирали с голоду, потому что ни у кого не было времени пообедать, но вежливо дожидались, пока дядюшка Перси вернется из туалета.
– Мелинда, уточка моя, молодчина! – похвалил он, вернувшись в офис. – Отличный сценарий.
– Большое спасибо, дядя Певси, – расцвела Мелинда. – Я все сама сочинила.
Моника протянула сэру Перси чашку кофе, и тут он заметил открытую коробочку с пирожными на столе у Мелинды.
– Пирожные с кремом, – умилился он. – Мои любимые. Что может быть лучше, чем пирожное с кремом? Какая ты у меня заботливая, уточка. Дай-ка мне одно. – Он схватил пирожное, вонзил в него зубы и принялся уминать за обе щеки. Жевал и жевал. Мелинда взяла пирожное и протянула коробку мне.
– Сама приготовила? – поинтересовалась я.
– Нет, что ты, – отмахнулась она. – Я вообще готовить не умею. Это Вобевт мне пвислал.
– Вобевт пвислал? – хором прокричали мы.
– Да, – ответила она простодушно. – Пвавда, очень мило? Написал, что хочет сделать мне подавок.
Мы в ужасе уставились на дядюшку Перси, чье лицо вдруг одеревенело. В глазах у него застыла смесь удивления и ужаса. Он прекратил жевать и начал давиться, плеваться. Он выплевывал влажные, наполовину пережеванные куски с ярко-красными вкраплениями вымоченной в ликере вишни. Кофейная чашка выпала у него из рук, и он заблевал весь стол Мелинды. А потом, с выражением изумления на простоватом лице, дядюшка Перси рухнул на затянутый ковролином пол.
«Возлюбленные мои! – торжественно провозгласил викарий. – Сегодня мы собрались...»
Я никак не могла выбросить из головы это. Даже при взгляде на Хелен и Чарли, блаженно улыбавшихся друг другу у алтаря в день своей свадьбы, через две недели после ужасного происшествия на радио «Лондон», жуткие картины не стирались из памяти. «Возлюбленные мои... «То же самое говорил викарий на похоронах дядюшки Перси, в четверг... Какой шок. Какой ужас. Жуткий, убийственный кошмар.
Вздохнув, я попыталась отвлечься, изучая расписание церемонии: «Церковь Святого Иоанна, Холланд-Парк, Лондон. Суббота, 14 февраля». В нижнем левом углу было написано: «Хелен», а в правом: «Чарлз». В церковь набилось много народу. На улице стоял жуткий мороз, падал снег, и все гости оделись по-зимнему.
Как я ни пыталась сосредоточиться на свадьбе, чудовищные события на работе то и дело вставали перед глазами. Полиции не потребовалось много времени, чтобы выследить Роберта: он допустил серьезную ошибку – указал на конверте свой адрес и телефон. Полицейские нанесли ему визит и упрятали в каталажку. Давая показания, он признался, что даже не думал травить дядюшку Перси. Это была роковая случайность. Он намеревался убить Мелинду – в наказание за то, что та его игнорировала.
«Я любил ее, – заявил он полиции. – Любил, несмотря на скрипучий голос и дефект речи, несмотря на чудовищные фактические ошибки. Но она не ценила мою преданность. Принимала ее как должное, не ответила ни на одно из моих девяноста четырех писем. Вопреки жестокому отказу я продолжал любить, но не мог терпеть дольше. Это было преступление страсти, – с видом специалиста добавил он. – Поэтому, если повезет, отделаюсь парой лет».
Бедный дядюшка Перси. Роберт начинил ликерные вишенки цианистым калием. Смерть наступила мгновенно. Но какая ужасная смерть... Все мы чувствовали себя отвратительно. Такой дружелюбный человечек. Разумеется, Мелинда была убита горем, просто обезумела. Она обожала сэра Перси. Как-никак, родная кровь. Любимый дядя. И что самое важное, ее покровитель. Мне казалось, что в крематории Патни она проливала слезы не по дядюшке Перси, а по своей дальнейшей судьбе.
Все мы задавались одним вопросом: что же теперь будет? Шок уступил место страху за будущее радио «Лондон». Джека вызвали на экстренное собрание совета директоров, где было решено, что пока на радиостанции все останется без изменений.
Позже в тот же день мы собрались в комнате для переговоров, и Джек развеял наши опасения.
– Слава богу, – бормотала Мелинда. – Думаю, нужно оставить все как есть... В знак уважения памяти дядюшки Певси. Он хотел именно этого, – проникновенно продолжала она.
Джек многозначительно промолчал. Никто из нас не готов был сказать что-то определенное. Будущее представлялось нам хрупким и запутанным, как паутина. Нельзя было исключать, что у радио «Лондон» появится новый владелец. Мы все могли лишиться работы. Появление нового собственника, заботящегося только о рейтингах, грозило закрытием радиостанции или превращением ее в музыкальную. Могло произойти что угодно. Мы были ни от чего не застрахованы. Естественно, история попала в газеты. Более того, она вызвала целую бурю. «Отравление колготочного барона!» – кричали заголовки «Сан». «Убийство короля колготок!» – трубила «Мейл». Некрологи сэра Перси в «Телеграф» и «Таймс» извещали, что «мир лишился дальновидного бизнесмена», чей вклад в чулочно-носочную индустрию трудно переоценить. «Человек, который взобрался по карьерной лестнице в женских колготках», – сообщала одна из публикаций. «Он всегда находил нужную зацепку», – заявляла другая. «Сэр Перси повидал чулок больше, чем Санта Клаус», – воздавала должное третья. Бедный, бедный дядюшка Перси. Ему было всего шестьдесят четыре. Как печально. «А ведь яд предназначался Мелинде», – подумала я с каплей сожаления.
Поправив меховую шапку, я тайком оглядела собравшихся. Никогда еще не была в этой церкви. Бурые кирпичные стены собора в раннеанглийском готическом стиле снаружи почернели от выхлопных газов и кислотных дождей, но внутри они радовали глаз кремовой краской, казавшейся особенно теплой в ярком свете, который заливал все вокруг. Два ряда скамей из красного дерева явно стояли тут со времен незапамятных. После «Кошмара невесты на улице Вязов» я еще ни разу не была на свадьбе. Хелен сказала, что поймет, если я не захочу присутствовать при венчании, но мне ни за что не хотелось пропустить такое событие. В конце концов, это я положила начало цепи случайностей, которые привели к бракосочетанию Хелен и Чарли. Точнее, не я, а Доминик. «Опять сработал „эффект Доминика»», – с горечью подумалось мне. Нет, его на свадьбу, естественно, не пригласили. Мне стало интересно, хватит ли у него смелости венчаться с Вирджинией Парк в церкви и придется ли ей тоже надеть платье от Нила Каннингема? Интересно, сколько стоит их свадебный обед? Больше двадцати восьми тысяч? Денег у нее куры не клюют, так что, может, и больше. И предложил ли Доминик ее отцу оформить всеобъемлющий страховой полис на случай катастрофы? Хватит ли у него наглости произнести речь? А если хватит, что он будет говорить?
Позади, на балконе, пел хор. «Да пребудет со мной Господь». И я подумала: «А как долго еще со мной пребудет Доминик?» Мне вдруг захотелось нажать кнопку перемотки, как при редактировании репортажа, и промотать всю боль, все отчаяние. Увы, я не могла этого сделать. Я сознавала, что осуждена сносить тяготы в реальном времени, терпеть минуту за минутой, день за днем, пока понемногу боль не утихнет сама собой. Я взглянула на цветы. Разумеется, Хелен сама составляла букеты. Красные цветы в честь Дня святого Валентина. По обе стороны ступеней, ведущих к алтарю, красовались великолепные гирлянды из алого амариллиса с белыми пятнами крупных орхидей. К концу каждого ряда скамей Хелен привязала букет красных садовых лютиков. Букет невесты был из алых роз, и она специально сделала его попышнее, чтобы прикрыть выпирающий живот. «У Хелен „Большие надежды»», – с улыбкой, горькой и сладостной, подумала я.
Эмбер сегодня утром была в плохом настроении, и неудивительно, ведь она видела, как я собираюсь. Однако, распечатав почту, кузина повеселела: ей прислали валентинку, на которой была нарисована черная кошечка. Эмбер пробежала открытку глазами и прыснула.
– Как мило, Минти! – сказала она. Я удивленно подняла голову, прекратив жевать тост. – Спасибо, что подумала обо мне, – пояснила Эмбер, тихонько рассмеялась и покачала головой. Потом протянула мне открытку.
«Для Эмбер, с любовью и тысячью поцелуев от маленького котенка», – гласила надпись на открытке. Внизу было несколько крестиков и четыре отпечатка кошачьих лапок.
– Пердита попросила тебя послать открытку от своего имени? – Она поцеловала кошку в нос.
– Что?
– У вас с Пердитой от меня есть маленький секрет, да? – проговорила она с улыбкой, делая вид, что догадалась.
– Нет, – честно ответила я. – Нет никаких секретов. Эмбер, я понятия не имею, от кого открытка, – солгала я. – А ты?
– О, – напряглась она. – Я знаю. – Внезапно до сестрицы дошло. И вид у нее стал недовольный.
Я давно не заводила разговоров о Лори, о том, как он ей подходит, какой он остроумный, смешной и милый. Скажи я хоть слово, она бы на милю его не подпустила – такая упрямица. Мне казалось, Лори подходит ей идеально. Но она этого просто не видела. Не понимаю, как можно не замечать очевидного?
«Цель законного брака – соединить мужчину и женщину, – донеслись до меня слова викария, – и произвести на свет детей». Я вжалась в сиденье: вот он, ужасный момент, когда Чарли должен произнести клятву. Я вспомнила, как Доминик ответил на тот же вопрос, и мне стало дурно.
«Да!» – громко произнес Чарли, и по церкви разнеслось слабое эхо. «Да», – повторил он, улыбаясь. Хелен улыбалась тоже. И я, позабыв проблемы на работе, свою злосчастную свадьбу, тоже расплылась в улыбке. Правду говорят, что чем больше улыбаешься, тем больше хочется. К той минуте, когда Хелен и Чарли двинулись по проходу, мое настроение скакнуло вверх.
Гости шумно поднимались со скамей под звуки токкаты Видора, тут я обернулась и увидела знакомую фигуру. Это был Джо, и он с опаской смотрел в мою сторону. Мне казалось, что он будет холоден, как февральский день. В конце концов, мы не разговаривали уже больше двух месяцев. Я не знала, как себя вести, поэтому сдержанно улыбнулась, надеясь, что этот мимолетный изгиб губ не выражает ни враждебности, ни заискивания – просто поможет растопить лед. И вот теперь он направлялся ко мне. Все равно нам было не избежать разговора. Не могли же мы делать вид, будто друг друга не замечаем?
– Привет, – произнесли мы в унисон.
– Как ты... – снова хором выговорили мы.
– Нормально, – и ответ прозвучал одновременно.
И вдруг, ни с того ни с сего, мы покатились со смеху. Вот и все. Издалека лед казался таким толстым – не пробить, но мы надели коньки и решили покататься вместе.
– Какая страшная шапка, – вступил Джо. Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
– Спасибо за комплимент, – беззаботно ответила я. – На какой помойке ты откопал свое пальто?
– Тебе правда не нравится?
– Иначе я бы не сказала.
– Ты поешь ужасно. Как кошка, которую тянут за хвост, – добавил он, когда мы выходили из церкви. Шедшие рядом гости как-то странно на нас посмотрели.
– Неужели так плохо? – спросила я.
– Как дюжина кошек, – уточнил он. – Нет-нет, скорее, как дюжина мартовских кошек, которых волокут топить в болоте.
– Как мило, – с теплой улыбкой проговорила я. – Я специально брала уроки.
Пока Хелен и Чарли позировали фотографу, мы с Джо стояли в углу церковного дворика и с упоением изобретали невинные оскорбления. Перебрасываясь с ним обидными шутками, я была счастлива оттого, что размолвка позади.
– Ну и прическа у тебя, птичье гнездо, – подначила я, когда мы шагали по дорожке на солнцепеке.
– Спасибо. Какая жуткая помада!
– Твои носки не подходят к этому костюму.
– А ты – невоспитанная особа. Правда-правда! – серьезно проговорил он. – Отказываешься подходить к телефону. – Ага. Игра окончена.
– Мне что-то не хотелось, – сказала я, когда мы свернули в церковный сад.
– Вас подвезти в «Бельведер»? – спросила Кейт, сестра Хелен, открыв дверцу машины.
– Нет, спасибо, – хором ответили мы. – Пешком дойдем. – Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. До Холланд-Парка было рукой подать, да и утро выдалось чудесное. Щебетали птицы, крошечные пики крокусов пробивались сквозь замерзшую землю. Холод держался собачий, но уже надвигалась оттепель. И на ветвях деревьев кое-где мелькали мазки зелени – плотные коричневые почки начали распускаться.
– Почему ты не хотела со мной разговаривать? – допытывался Джо, теперь уже на полном серьезе. Мы свернули на Ланздаун-роуд. – Потому что я так холодно с тобой обошелся после... – Он вздохнул. – Сама знаешь после чего.
– Нет-нет, – успокоила я, – не поэтому. Хотя теперь мы квиты. Когда ты звонил, я вообще ни с кем не хотела разговаривать.
– Почему?
– Была... в депрессии.
– Из-за чего? Нет, дай угадаю: из-за Доминика, конечно?
– Да, – устало вымолвила я. – Он женится. Уже объявлено о помолвке.
– Быстрая работа, – сказал Джо.
– Да уж, – вздохнула я.
– Ну, теперь-то ты в порядке?
– Наверное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Все мы стыдливо потупились, но сэр Перси ничего не заметил. Похоже, ему все нравилось, и, в общем и целом, программа прошла неплохо. Темы были подобраны идеально, пленки отредактированы, окончание программы точно совпало с началом интервью, которое шло «вживую».
«Было пвиятно погововить с человеком, котовый соовудил так много чудесных задниц, – радостно заключила Мелинда. – Пвостите – зданьиц! – исправилась она, заглянув в сценарий. – До завтва, довогие слушатели. С вами была Мелинда Миттен, до свидания!»
– Батюшки, ну и занятная программа, – похвалил сэр Перси, когда мы вышли из студии. – Очень занятная. Да я и в офис бы заглянул одним глазком, нечасто ж я тут бываю. И с тобой, Джек, хотел бы перекинуться словечком. Про будущее радиостанции, рейтинги и все такое.
– Разумеется, – ответил Джек. – Мы с удовольствием покажем вам офис.
Мы поднялись на лифте на третий этаж, Джек включил кофеварку и послал кого-то за приличными чашками и блюдцами. Потом сэру Перси захотелось заглянуть в туалет, Моника разлила кофе, а Мелинда открыла коробку с очень аппетитными пирожными. Девять вкуснейших маленьких бисквитов в гофрированной оболочке, каждый в облаке белоснежного крема, а наверху – блестящая алая вишенка. Мы умирали с голоду, потому что ни у кого не было времени пообедать, но вежливо дожидались, пока дядюшка Перси вернется из туалета.
– Мелинда, уточка моя, молодчина! – похвалил он, вернувшись в офис. – Отличный сценарий.
– Большое спасибо, дядя Певси, – расцвела Мелинда. – Я все сама сочинила.
Моника протянула сэру Перси чашку кофе, и тут он заметил открытую коробочку с пирожными на столе у Мелинды.
– Пирожные с кремом, – умилился он. – Мои любимые. Что может быть лучше, чем пирожное с кремом? Какая ты у меня заботливая, уточка. Дай-ка мне одно. – Он схватил пирожное, вонзил в него зубы и принялся уминать за обе щеки. Жевал и жевал. Мелинда взяла пирожное и протянула коробку мне.
– Сама приготовила? – поинтересовалась я.
– Нет, что ты, – отмахнулась она. – Я вообще готовить не умею. Это Вобевт мне пвислал.
– Вобевт пвислал? – хором прокричали мы.
– Да, – ответила она простодушно. – Пвавда, очень мило? Написал, что хочет сделать мне подавок.
Мы в ужасе уставились на дядюшку Перси, чье лицо вдруг одеревенело. В глазах у него застыла смесь удивления и ужаса. Он прекратил жевать и начал давиться, плеваться. Он выплевывал влажные, наполовину пережеванные куски с ярко-красными вкраплениями вымоченной в ликере вишни. Кофейная чашка выпала у него из рук, и он заблевал весь стол Мелинды. А потом, с выражением изумления на простоватом лице, дядюшка Перси рухнул на затянутый ковролином пол.
«Возлюбленные мои! – торжественно провозгласил викарий. – Сегодня мы собрались...»
Я никак не могла выбросить из головы это. Даже при взгляде на Хелен и Чарли, блаженно улыбавшихся друг другу у алтаря в день своей свадьбы, через две недели после ужасного происшествия на радио «Лондон», жуткие картины не стирались из памяти. «Возлюбленные мои... «То же самое говорил викарий на похоронах дядюшки Перси, в четверг... Какой шок. Какой ужас. Жуткий, убийственный кошмар.
Вздохнув, я попыталась отвлечься, изучая расписание церемонии: «Церковь Святого Иоанна, Холланд-Парк, Лондон. Суббота, 14 февраля». В нижнем левом углу было написано: «Хелен», а в правом: «Чарлз». В церковь набилось много народу. На улице стоял жуткий мороз, падал снег, и все гости оделись по-зимнему.
Как я ни пыталась сосредоточиться на свадьбе, чудовищные события на работе то и дело вставали перед глазами. Полиции не потребовалось много времени, чтобы выследить Роберта: он допустил серьезную ошибку – указал на конверте свой адрес и телефон. Полицейские нанесли ему визит и упрятали в каталажку. Давая показания, он признался, что даже не думал травить дядюшку Перси. Это была роковая случайность. Он намеревался убить Мелинду – в наказание за то, что та его игнорировала.
«Я любил ее, – заявил он полиции. – Любил, несмотря на скрипучий голос и дефект речи, несмотря на чудовищные фактические ошибки. Но она не ценила мою преданность. Принимала ее как должное, не ответила ни на одно из моих девяноста четырех писем. Вопреки жестокому отказу я продолжал любить, но не мог терпеть дольше. Это было преступление страсти, – с видом специалиста добавил он. – Поэтому, если повезет, отделаюсь парой лет».
Бедный дядюшка Перси. Роберт начинил ликерные вишенки цианистым калием. Смерть наступила мгновенно. Но какая ужасная смерть... Все мы чувствовали себя отвратительно. Такой дружелюбный человечек. Разумеется, Мелинда была убита горем, просто обезумела. Она обожала сэра Перси. Как-никак, родная кровь. Любимый дядя. И что самое важное, ее покровитель. Мне казалось, что в крематории Патни она проливала слезы не по дядюшке Перси, а по своей дальнейшей судьбе.
Все мы задавались одним вопросом: что же теперь будет? Шок уступил место страху за будущее радио «Лондон». Джека вызвали на экстренное собрание совета директоров, где было решено, что пока на радиостанции все останется без изменений.
Позже в тот же день мы собрались в комнате для переговоров, и Джек развеял наши опасения.
– Слава богу, – бормотала Мелинда. – Думаю, нужно оставить все как есть... В знак уважения памяти дядюшки Певси. Он хотел именно этого, – проникновенно продолжала она.
Джек многозначительно промолчал. Никто из нас не готов был сказать что-то определенное. Будущее представлялось нам хрупким и запутанным, как паутина. Нельзя было исключать, что у радио «Лондон» появится новый владелец. Мы все могли лишиться работы. Появление нового собственника, заботящегося только о рейтингах, грозило закрытием радиостанции или превращением ее в музыкальную. Могло произойти что угодно. Мы были ни от чего не застрахованы. Естественно, история попала в газеты. Более того, она вызвала целую бурю. «Отравление колготочного барона!» – кричали заголовки «Сан». «Убийство короля колготок!» – трубила «Мейл». Некрологи сэра Перси в «Телеграф» и «Таймс» извещали, что «мир лишился дальновидного бизнесмена», чей вклад в чулочно-носочную индустрию трудно переоценить. «Человек, который взобрался по карьерной лестнице в женских колготках», – сообщала одна из публикаций. «Он всегда находил нужную зацепку», – заявляла другая. «Сэр Перси повидал чулок больше, чем Санта Клаус», – воздавала должное третья. Бедный, бедный дядюшка Перси. Ему было всего шестьдесят четыре. Как печально. «А ведь яд предназначался Мелинде», – подумала я с каплей сожаления.
Поправив меховую шапку, я тайком оглядела собравшихся. Никогда еще не была в этой церкви. Бурые кирпичные стены собора в раннеанглийском готическом стиле снаружи почернели от выхлопных газов и кислотных дождей, но внутри они радовали глаз кремовой краской, казавшейся особенно теплой в ярком свете, который заливал все вокруг. Два ряда скамей из красного дерева явно стояли тут со времен незапамятных. После «Кошмара невесты на улице Вязов» я еще ни разу не была на свадьбе. Хелен сказала, что поймет, если я не захочу присутствовать при венчании, но мне ни за что не хотелось пропустить такое событие. В конце концов, это я положила начало цепи случайностей, которые привели к бракосочетанию Хелен и Чарли. Точнее, не я, а Доминик. «Опять сработал „эффект Доминика»», – с горечью подумалось мне. Нет, его на свадьбу, естественно, не пригласили. Мне стало интересно, хватит ли у него смелости венчаться с Вирджинией Парк в церкви и придется ли ей тоже надеть платье от Нила Каннингема? Интересно, сколько стоит их свадебный обед? Больше двадцати восьми тысяч? Денег у нее куры не клюют, так что, может, и больше. И предложил ли Доминик ее отцу оформить всеобъемлющий страховой полис на случай катастрофы? Хватит ли у него наглости произнести речь? А если хватит, что он будет говорить?
Позади, на балконе, пел хор. «Да пребудет со мной Господь». И я подумала: «А как долго еще со мной пребудет Доминик?» Мне вдруг захотелось нажать кнопку перемотки, как при редактировании репортажа, и промотать всю боль, все отчаяние. Увы, я не могла этого сделать. Я сознавала, что осуждена сносить тяготы в реальном времени, терпеть минуту за минутой, день за днем, пока понемногу боль не утихнет сама собой. Я взглянула на цветы. Разумеется, Хелен сама составляла букеты. Красные цветы в честь Дня святого Валентина. По обе стороны ступеней, ведущих к алтарю, красовались великолепные гирлянды из алого амариллиса с белыми пятнами крупных орхидей. К концу каждого ряда скамей Хелен привязала букет красных садовых лютиков. Букет невесты был из алых роз, и она специально сделала его попышнее, чтобы прикрыть выпирающий живот. «У Хелен „Большие надежды»», – с улыбкой, горькой и сладостной, подумала я.
Эмбер сегодня утром была в плохом настроении, и неудивительно, ведь она видела, как я собираюсь. Однако, распечатав почту, кузина повеселела: ей прислали валентинку, на которой была нарисована черная кошечка. Эмбер пробежала открытку глазами и прыснула.
– Как мило, Минти! – сказала она. Я удивленно подняла голову, прекратив жевать тост. – Спасибо, что подумала обо мне, – пояснила Эмбер, тихонько рассмеялась и покачала головой. Потом протянула мне открытку.
«Для Эмбер, с любовью и тысячью поцелуев от маленького котенка», – гласила надпись на открытке. Внизу было несколько крестиков и четыре отпечатка кошачьих лапок.
– Пердита попросила тебя послать открытку от своего имени? – Она поцеловала кошку в нос.
– Что?
– У вас с Пердитой от меня есть маленький секрет, да? – проговорила она с улыбкой, делая вид, что догадалась.
– Нет, – честно ответила я. – Нет никаких секретов. Эмбер, я понятия не имею, от кого открытка, – солгала я. – А ты?
– О, – напряглась она. – Я знаю. – Внезапно до сестрицы дошло. И вид у нее стал недовольный.
Я давно не заводила разговоров о Лори, о том, как он ей подходит, какой он остроумный, смешной и милый. Скажи я хоть слово, она бы на милю его не подпустила – такая упрямица. Мне казалось, Лори подходит ей идеально. Но она этого просто не видела. Не понимаю, как можно не замечать очевидного?
«Цель законного брака – соединить мужчину и женщину, – донеслись до меня слова викария, – и произвести на свет детей». Я вжалась в сиденье: вот он, ужасный момент, когда Чарли должен произнести клятву. Я вспомнила, как Доминик ответил на тот же вопрос, и мне стало дурно.
«Да!» – громко произнес Чарли, и по церкви разнеслось слабое эхо. «Да», – повторил он, улыбаясь. Хелен улыбалась тоже. И я, позабыв проблемы на работе, свою злосчастную свадьбу, тоже расплылась в улыбке. Правду говорят, что чем больше улыбаешься, тем больше хочется. К той минуте, когда Хелен и Чарли двинулись по проходу, мое настроение скакнуло вверх.
Гости шумно поднимались со скамей под звуки токкаты Видора, тут я обернулась и увидела знакомую фигуру. Это был Джо, и он с опаской смотрел в мою сторону. Мне казалось, что он будет холоден, как февральский день. В конце концов, мы не разговаривали уже больше двух месяцев. Я не знала, как себя вести, поэтому сдержанно улыбнулась, надеясь, что этот мимолетный изгиб губ не выражает ни враждебности, ни заискивания – просто поможет растопить лед. И вот теперь он направлялся ко мне. Все равно нам было не избежать разговора. Не могли же мы делать вид, будто друг друга не замечаем?
– Привет, – произнесли мы в унисон.
– Как ты... – снова хором выговорили мы.
– Нормально, – и ответ прозвучал одновременно.
И вдруг, ни с того ни с сего, мы покатились со смеху. Вот и все. Издалека лед казался таким толстым – не пробить, но мы надели коньки и решили покататься вместе.
– Какая страшная шапка, – вступил Джо. Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
– Спасибо за комплимент, – беззаботно ответила я. – На какой помойке ты откопал свое пальто?
– Тебе правда не нравится?
– Иначе я бы не сказала.
– Ты поешь ужасно. Как кошка, которую тянут за хвост, – добавил он, когда мы выходили из церкви. Шедшие рядом гости как-то странно на нас посмотрели.
– Неужели так плохо? – спросила я.
– Как дюжина кошек, – уточнил он. – Нет-нет, скорее, как дюжина мартовских кошек, которых волокут топить в болоте.
– Как мило, – с теплой улыбкой проговорила я. – Я специально брала уроки.
Пока Хелен и Чарли позировали фотографу, мы с Джо стояли в углу церковного дворика и с упоением изобретали невинные оскорбления. Перебрасываясь с ним обидными шутками, я была счастлива оттого, что размолвка позади.
– Ну и прическа у тебя, птичье гнездо, – подначила я, когда мы шагали по дорожке на солнцепеке.
– Спасибо. Какая жуткая помада!
– Твои носки не подходят к этому костюму.
– А ты – невоспитанная особа. Правда-правда! – серьезно проговорил он. – Отказываешься подходить к телефону. – Ага. Игра окончена.
– Мне что-то не хотелось, – сказала я, когда мы свернули в церковный сад.
– Вас подвезти в «Бельведер»? – спросила Кейт, сестра Хелен, открыв дверцу машины.
– Нет, спасибо, – хором ответили мы. – Пешком дойдем. – Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. До Холланд-Парка было рукой подать, да и утро выдалось чудесное. Щебетали птицы, крошечные пики крокусов пробивались сквозь замерзшую землю. Холод держался собачий, но уже надвигалась оттепель. И на ветвях деревьев кое-где мелькали мазки зелени – плотные коричневые почки начали распускаться.
– Почему ты не хотела со мной разговаривать? – допытывался Джо, теперь уже на полном серьезе. Мы свернули на Ланздаун-роуд. – Потому что я так холодно с тобой обошелся после... – Он вздохнул. – Сама знаешь после чего.
– Нет-нет, – успокоила я, – не поэтому. Хотя теперь мы квиты. Когда ты звонил, я вообще ни с кем не хотела разговаривать.
– Почему?
– Была... в депрессии.
– Из-за чего? Нет, дай угадаю: из-за Доминика, конечно?
– Да, – устало вымолвила я. – Он женится. Уже объявлено о помолвке.
– Быстрая работа, – сказал Джо.
– Да уж, – вздохнула я.
– Ну, теперь-то ты в порядке?
– Наверное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56